Вера бросила взгляд в зеркало и вышла из лифта. Встреча с отцом в его логове не вызывала у нее душевного подъема - скорее уж настороженность. Сегодня был день рождения - ее и покойного брата, но она не ждала поздравлений. В первый и последний раз, когда она напомнила отцу о празднике, он посмотрел сквозь нее и сказал, что это день, когда Вейланду-младшему исполнилось бы столько же лет, сколько ей. Повторять ему не пришлось.
Но он оставался ее отцом, и пусть их общение сводилось к решению рабочих вопросов, игнорировать приглашение она бы не могла. Если семья - это общая история плюс ДНК, то иной семьи у них не оставалось; этот человек был помешанным на своем деле черствым трусом, бросившим жену в одиночестве с именитыми врачами, но он по-прежнему был отцом Веры.
Вдобавок, утешала она себя, когда быть "хорошей" становилось невыносимо, если он умрет, злопамятно переписав завещание на кого бы то ни было другого, она не простит себе, что профукала фамильное достояние из вздорности. Он был не рад, что она его единственный наследник - это читалось в его взгляде, и в этом был привкус мести. Может быть, если бы он любил хоть кого-то, пусть и неродного, это оправдывало бы его в глазах дочери. Но он отвергал всех, с кем имел дело. Некому ему было передать империю Вейланда. Только Вере. И она вела себя как подобает, хоть он и вытирал о нее ноги.
Она работала в Weyland Industries, отправлялась на объекты, изучала все, чем бы ни занималась компания; присутствовала на совещаниях; бралась за самые неженские дела; стригла волосы коротко, отказалась от платьев, действовала решительно, агрессивно, эффективно. Ей это нравилось, это стало ею, это было ее работой - соответствовать. Но при всем напоре она по-прежнему нервничала, получив приглашение от отца. Он не отличался предсказуемостью, а уж в последние годы она мало что могла сказать о нем как о человеке. Только то, что выучила за годы юности, соперничая с братом за его внимание.
- Здравствуй, папа, - сдержанно и с легкой улыбкой сказала Вера, войдя в кабинет. - Дэвид, - кивок, машинально, поскольку она не могла игнорировать человекоподобный проект, о котором знала столько. Любимое детище Вейланда, искусственное существо, внешне схожее с угадайте кем. Трудно было терпеть это - отец выпустил "сына" в тираж, но с каждым эксземпляром носился больше, чем со всей карьерой дочери. Если Вера сгинет на какой-нибудь колонии - черт с ней, а а если окажется, что в код Дэвида закралась ошибка, Питера Вейланда хватит удар. Ладно, проехали. Отец всегда был фанатиком.
- Спасибо, что позвал меня сюда. Это много значит, - фальшь она не любила, отрицать очевидное - тоже. Да и лучше обращать внимание на что-то хорошее, когда оно есть. И не упоминать, что это второй раз в ее жизни, когда она попала сюда, и что первый раз был вместе с братом, и что звал отец его, а Вера увязалась хвостиком. А еще стоит удержаться от соблазна глазеть по сторонам, хотя дух, конечно, захватывает и интерес жжется - но слишком унизительно будет услышать то же "не трогай, это важно!", что и много лет тому назад.

Отредактировано Vera Shepard (2015-02-05 01:18:39)

Вера наблюдала за взаимодействием отца и Дэвида спокойными зоркими глазами. Вейланд и правда обращался с андроидом, как с живым, даже улыбался ему - эти морщинки в уголках глаз... На нее он не смотрел, а когда обернулся, Вера поспешно сменила отпечатавшуюся на лице ожесточенность на вежливую сдержанность. Отец, конечно же, не заметил. Он вообще ничего не замечал. А Дэвид?.. К черту. Даже если он решит поделиться этим наблюдением с хозяином, тот отмахнется, решив, что это взыграли неудовлетворенные амбиции дочери.
"А что это, если не они?"
Подняв бокал вместе с Вейландом и Дэвидом, Вера сделала глоток. Что ж, картина начинала проясняться.
- Должно быть нечто действительно важное, - чуть склонив голову набок, отметила она. "Если ни я, ни даже твой Дэвид этого не знает".
Вообще все эти танцы вокруг искусственного золотого мальчика наводили на мысль, что отец действительно что-то изменил в его программе. Дал больше воли? Вполне возможно. Как только начали создаваться первые модели ИИ, начались дебаты вокруг безопасности использования, восстаний машин и прочих вечных страхов развитой цивилизации. В результате законодательно были приняты ограничения, делавшие программы безопасными. Любой экземпляр тестировался и ни одна модель не могла выйти в тираж, не удовлетворяя требованиям. Но Вейланд был умен, чертовски умен в том, что его интересовало, и своего личного слугу он вполне мог наделить, скажем, чуть большей целеустремленностью и самостоятельностью, чем родичей. Или, например, проапгрейдить в последний момент - почему бы нет? С него сталось бы "усовершенствовать" то, в чем он не нуждался как в машине. Он хотел сделать из него человека... Нет, он хотел видеть в нем человека. Никто не хочет реальных людей со всеми их изъянами, создавать ради этого робота - нонсенс. Все хотят чего-то идеального. Это и в самом деле как ребенок - кто-то, кто проживет эту жизнь заново за тебя. Без ошибок, без горестей, без потерь, вечный, прекрасный и гордый, как снег на Гималаях. Для отца этим совершенством был Дэвид. Все остальное - грязь под ногами, пыль на сапогах.
- Каковы будут наши роли? - поинтересовалась она, ведь, разумеется, Вейланд не распределил бы одинаково функции столь разных деталей.

Отредактировано Vera Shepard (2015-02-05 02:10:21)

Теории об инопланетянах, осенивших своим гением человечество на заре цивилизации, были многочисленны, как и предположения, что человек произошел от обезьяны отнюдь не посредством тихой-мирной эволюций. Однако поиски ученых, преследовавших эти идеи, не приносили весомых результатов.. И Вера, увы, не могла бы в точности положиться на то, что отец не выжил из ума окончательно, поверив в этих "Создателей". Конечно, он знал имена всех ученых, которых стоило знать. Едва ли какие-то проходимцы могли совсем запудрить ему мозги, но...
- Я хочу, чтобы Вера возглавила экспедицию.
Она заледенела. Взметнувшаяся гордость, ощущение, что отец наконец признал ее место в его империи, само ее существование, что отвел настолько значимую роль, было новым, радостным, почти злорадным, торжествующим и недоверчивым. Этот коктейль схлестнулся с буйным скепсисом ("Какая к чертям экспедиция?") и - тут же - подозрением в адрес синтетика.
- Дэвид, ты будешь ее ближайшим ассистентом.
Ага, вот и подвох. Надо признать, осознание своей правоты - штука желчно приятная, впрочем, Вера редко ошибалась. Она помедлила, чтобы совладать с собой.
- Такое доверие - большая честь, - от слов, совершенно правдивых и даже искренних, веяло холодком. - Полагаю, эти ученые предоставили солидные доказательства, раз им удалось тебя убедить?
- Их вычисления обоснованы и точны, я не гоняюсь за призраками, Вера.
О, что это? Нотка раздражения? Кто-то маленький и дерзкий посмел усомниться в его гении? Потратить время на лишние вопросы? Дочь привычно опустила взгляд, спрятав за ресницами свой гнев. Во всей Вселенной был лишь один человек, который мог позволить себе так разговаривать с ней, и когда он желал поставвить ее на место - увы, она прикусывала язык, даже если хотелось рычать.
- Детали... оставим на потом.
Вера кивнула, разумеется, и Питер Вейланд продолжил:
- Вы будете разрабатывать план вместе, - он откинулся в кресле, речь его стала более медленной, возможно, даже более торжественной. - Это самый амбициозный проект, за который я когда-либо брался... И я хочу увидеть, как мои дети воплощают его в жизнь. Дэвид, ты позаботишься о том, чтобы у Веры была вся информация и все связи, какие могут ей понадобиться. Вера, ты отложишь прочие обязанности и посвятишь себя этой миссии целиком и полностью.
Разве у нее был выбор? Определенно не в этом случае. Это был и вызов, и повинность, но отступиться значило бы стереть себя из поля зрения Вейланда, так что, конечно, она бы не отказалась ни за какие богатства. Она хотела, чтобы отец ее к этому призвал. Она бы убила за то, чтобы стоять во главе столь важного для него проекта. Ей уже было плевать, насколько хлипки доказательства этих его ученых - проверит потом. Он предоставляет в ее распоряжение свою любимую игрушку - уж точно это до черта значимая экспедиция.
Либо он и правда поехал крышей, что тоже возможно.

Вера замерла, глядя на Дэвида расширившимися глазами. Горло сдавило.
- Даже об этом я узнаю от тебя, - тихо произнесла она, и это было самое злое и горькое, что она могла сказать. Она отвернулась, глядя в окно. Нет, это не было предательством со стороны отца - сколько можно было так это воспринимать? - ничего удивительного, разумеется, Дэвид знал первым - отец проводил с ним все время, андроид был его живым органайзером и наверняка заведовал рационом, расписанием и прочими вещами, с которыми так превосходно справляется искусственный разум. Удивляться этому, как и тому, что отец пренебрег разговором на эту тему с ней лично, не стоило. Больше всего бесило Веру то, что ей стало больно, и не оттого даже, что он ей не сказал, а оттого, что он действительно умирал. Казалось бы, немощный, старый, мысль о том, что ему осталось не так много, сама собой появлялась уже не первый год. С этой потерей можно было смириться заранее, потому что это было отмерено природой, а внешние признаки только напоминали о тикающих часах. Вдобавок она теряла человека, который никогда не проявлял в ней искреннего участия и не был ей по-настоящему близок. Печаль, которую она испытывала, казалась Вере Вейланд крайним проявлением сентиментальности, привязчивости, инфантильности и глупости, которые только можно вообразить.
Она вдохнула, прикрыв глаза. Нет, скрываться от Дэвида было незачем: ни о чем, что касается ее переживаний, отец его не спросит, а по собственной инициативе андроид об этом не заговорит - приоритеты не те. Один на один Вера не испытывала к Дэвиду недоверия или ненависти, какое вообще может быть эмоциональное отношение к искусственному разуму, у которого нет личности?
- Он готов искать Создателей Человечества, чтобы они вылечили его? На старости лет одарили лекарством? Что это за болезнь такая?
Она посмотрела на андроида.
- Он не говорил с тобой о благе для цивилизации, о спасении "нас от нас самих", поиске ответов на ключевые вопросы истории, - и да, ее интонация была утвердительной. Вера знала отца достаточно хорошо. - Единственное, на что он намекнул, это то, что он, прожив в полтора раза дольше среднестатистического мужчины, хочет задержаться на этом свете подольше, - странно, голос Вейланд и ее лицо не выражали почти ничего. Она не была удивлена, куда там. И сил на гнев, презрение и разочарование у нее тоже не было. У нее действительно не укладывалось в голове, как человек такого гениального ума мог быть настолько эгоцентричен и лишен перспективы - в столь очевидных, казалось бы, вещах.

- Уверен, мистер Вейланд единственной своей целью в этом случае ставил желание уберечь вас от излишних переживаний, пока он искал выход.
- Дэвид, эти слова так не работают. Не тогда, когда мы оба знаем этого человека слишком хорошо, - не тогда, когда оба понимают, что это неправда. Вейланду не было дела до чувств дочери, возможно, он захотел поверить в то же, в чем пыталась убедить себя она - что ей его судьба безразлична. А может быть, он ожидал от нее радости освобождения, кто знает? Это была не та голова, чьи мысли Вера желала бы знать. Не только потому, что она была переполнена информацией и что Вейланд был гениален, но и потому, что как человек он казался ей... развращенным. Слишком жестким, властным, бескомпромиссным и нетерпимым к другим живым существам вокруг. Он контактировал с ними исключительно по необходимости, когда знал, что может что-то от них получить. Все остальное время он предпочитал посвящать работе, и не дай вам Бог попытаться его отвлечь. Питер Вейланд окружил себя многослойной стеной ассистентов, расписаний и физических преград, чтобы обеспечить желаемое для работы уединение. Он не получал от общения с другими ровным счетом никакого удовольствия, только Дэвид стал его компанией и интересовал его - наверняка вполовину из-за своей специфики мышления.
И с одной стороны такая целеустремленность была похвальна и приносила результат грандиозных масштабов. С другой - сухой лед в руках держать было приятнее, чем иметь дело с этим человеком. Стал бы он беречь дочь от правды о своей скорой смерти? Едва ли. Если его и воспитали деликатным, с годами он смел это качество, как помеху. Оно было ему ни к чему.
Аргументы, которые привел Дэвид, в целом укладывались в представление Веры об отце, вот только не так, как андроид имел в виду. Вейланд обожал свою работу и обожал свой гениальный ум, это верно. Но он трудился не ради человечества - эта картинка была для публики и выглядела очень убедительной с учетом того, сколько пользы принесли его изобретения. Но Вейланд хотел заниматься этим как можно дольше просто потому, что хотел. Это было единственным, что приносило ему радость. Не служение миру. Не забота о людях как расе. Просто игра ума с самим собой, обретающая материальную форму.
Вера посмотрела на Дэвида сухими голубыми глазами.
- Вы ведь его дочь, вы должны понимать своего отца, в вас течет та же кровь.
- Вот как? И какую же информацию содержат кровяные клетки близких родственников? Это риторический вопрос, можешь не отвечать.
Впрочем, она нашла это забавным.
- Чтобы общаться с людьми и не вызывать у них враждебности, тебе приходится опускаться до их приверженности предрассудкам. До их заблуждений, - она хмыкнула и покачала головой. Должно быть, для искусственного разума это тоже игра. Вейланд наверняка наделил этого любопытством - любой другой интеллект счел бы подобные утверждения и фразы бессмысленными и неинформативными. Если Дэвид делает это, должно быть, он гораздо социальнее и хитрее своих  аналогов. - Ирония. Ничье эго не вынесет интеллекта, который безжалостно тычет их носом в суть вещей, - про себя она была вынуждена признать, что это говорило в пользу андроида. - Но тебе нет нужды делать этого со мной. Если я и питаю сентиментальные иллюзии о силе родственных уз, я буду рада, если их кто-нибудь растопчет у меня на глазах, - в голос Веры закралась горечь, но ничего не поделаешь - она-то роботом не была. Взгляд снова скользнул в окно. - Почти прибыли, - вполголоса добавила женщина и на всякий случай достала из сумки зеркальце, чтобы убедиться, что ее лицо по-прежнему чисто и строго. Легко, как маска, к ней вернулось выражение надменной решительности, линия губ очертилась жестче, из глаз пропал горячий блеск чувства. Глубокий медленный вдох, как метла, убрал все признаки прежнего всплеска и с ее внутренней сцены.
Когда машина затормозила, Вера Вейланд без нужды посмотрела на андроида не то изучающе, не то вопросительно, будто хотела что-то сказать, но лишь молча просто открыла дверь и вышла на свет. И когда она шла, как всегда, с прямой спиной и прямым взглядом, готовая к встрече с учеными и к возложенной на нее миссии, на настоящие эмоции намекала только легкая нахмуренность и чуть более опущенные уголки губ - признаки, неочевидные для человеческого глаза, но явные для зоркого сканера андроида.