CROSSGATE |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » CROSSGATE » - потаенные воспоминания » libera nos a malo
LIBERA NOS A MALO
[константин: повелитель тьмы]
После своей первой встречи и Джон, и Балтазар тщательно собирали информацию друг о друге, правда, с совершенно разными целями. И чтобы достичь своей, Джон является в офис к Балтазару.
участники: Джон Константин, Балтазар
время: 90-е
место действия: Лос-Анджелес
предупреждения: Всё ещё возможно оскорбление чувств верующих.
Как бы это ни было прискорбно, а всякая нечисть в телефонных справочниках нынче не значилась. Было бы смешно, если бы в какой-нибудь телефонной книге были записи вроде "Баел - король, правящий на востоке". Миленько. Джон бы посмеялся.
Легко было бы найти любого демона по его печати, или имени. Но у Константина не было ни одного, ни второго. Все, что он знал - полукровка был, пожалуй, сильней тех немногих бесов, с которыми случилось столкнуться Джону. И у него были отвратительные галстуки.
Миднайт пал первой жертвой любопытства экзорциста. В то время это был еще просто Миднайт, просто владелец, просто бара, помощью которого Джон пользовался, кажется, всего второй, или третий раз. Он внимательно выслушал Константина, прищурился, и сразу спросил, а была ли монета. С точки зрения Джона, никакой монеты не было. И сколько он не пытался уточнить, о чем вообще речь, и как эта монета выглядит, и где она должна быть - Миднайт только отмахивался, вскоре заведя свою любимую шарманку про то, что он, весь из себя тактичный, не хочет наговаривать на кого-то (пусть даже на демона-полукровку), не будучи уверенным.
Джон пришел к выводу, что Миднайт просто не хочет делиться контактами и ушел, не став дослушивать мораль о том, что не стоит залезать на полукровок при учете первой провальной попытки экзорцизма. Кажется, Миднайт пророчил Джону плохой конец, в случае, если он не послушается. Но Джона мало интересовал исход. Злость на том этапе была в нем сильнее разума.
Нужные ответы были получены от неожиданного источника, и как раз в тот период времени, когда Джон уже был близок к решению прекратить поиски информации о полукровке.
Не то чтобы визиты к Габриэль имели регулярный характер... И не то чтоб их беседы походили на исповедь... Но Габриэль спросила про уже спадавший кровоподтек на челюсти, Джон ответил... И ангел неожиданно улыбнулась - затаенно, едва заметно. Как будто мигом поняла, о ком речь. Тянуть из нее информацию клещами не пришлось. Джон махом получил все, что ему было нужно, да так легко и быстро, будто бы Габриэль совершенно не понимала, что первое, что он тут же сделает - пойдет лить ключ, чтоб вернуть полукровку в Ад. Никаких подозрений у Константина это тогда не вызвало. А зря.
Уже тогда у Джона был свой ювелир, изготавливавший формы и отливавший ему те пентакли, которые ему были нужны. Сейчас на стальном брелоке было не больше десятка, но необходимое количество "ключей" было все еще в работе, и экзорцист забирал их по мере возможности.
Нужный ключ он нашел с некоторым трудом, изрядно порывшись в пыльной литературе на полках нескольких библиотек и архивов. Изготовление медальона заняло еще какое-то время. И как-то получилось так, что в общем и целом Джону понадобилось около трех с небольшим хвостиком недель, чтоб подняться по ступеням "BZR", и, игнорируя нервную, визгливую секретаршу, с невозмутимым видом пройти прямиком в нужный кабинет - с грохотом распахнув двери, и с точно таким же грохотом их захлопнув прямо перед носом девушки.
Привалившись спиной к дверям, слушая, как женские кулачки стучат по створке со стороны коридора; и как девушка уже с нотками истерики в голосе просит его выйти немедленно из кабинета, "потому что шеф занят", Джон окинул взглядом помещение, разом оценив и зеркала от пола до потолка... И дубовый тяжелый стол. И точечную подсветку на геометрическом потолке. И вид за огромными окнами.
- А я думал, только в доме Джоела Шумахера дизайнеры плюнули в вечность... а они и здесь оставили свой след... - Константин склонил голову, из-под встрепанной челки глядя на полукровку, сидевшего за столом. - Я, собственно, ненадолго. Хотел все же сказать, что если бы чьи-то грязные руки не влезли не в свое дело - ничья душа не отправилась бы к демонам... - Джон звучно саданул каблуком башмака по двери, за которой беспокоилась секретарь, и та неожиданно смолкла.
Отредактировано Constantine (2015-01-15 04:34:05)
I will find a center in you.
I will chew it up and leave.
Люди в большинстве своём даже не задумываются о том, как много следов они оставляют и как легко проследить всю их жизнь от самого момента появления на свет и до настоящего времени — стоит приложить совсем немного усилий. Каждый тянет за собой ворох материальных свидетельств всех своих поступков, всех обстоятельств своего существования и ситуаций, в которых оказался. Все глупые, злые, добрые, самые мелкие проступки записываются не только на Небесах или в Преисподней — земных улик у каждого хватит с лихвой, чтобы при желании можно было составить максимально полный портрет любого человека. Если он, конечно, не уничтожает все эти улики с параноидальной настойчивостью.
Джон Константин параноиком явно не был. Всего спустя несколько недель после их встречи Балтазар знал о молодом экзорцисте всё, от размера обуви до первого слова. Информации ещё предстояло отлежаться, уложиться в сознании демона, чтобы её можно было использовать, но основные моменты Балтазар уже успел уяснить. И они чрезвычайно ему нравились.
В том, что экзорцист тоже будет его искать, Балтазар практически не сомневался, очень уж многообещающим взглядом тот проводил демона — при воспоминании об этом взгляде Балтазар испытывал странное, почти забытое за эти долгие тысячи лет чувство азарта. Он знал, что Джон во что бы то ни стало попытается его уничтожить, и в свою очередь твёрдо был намерен сделать всё возможное и невозможное, чтобы эти попытки растянулись на как можно большее время — убивать такого противника сразу было бы скучно. А от скуки Балтазар успел устать.
Вот чего он не ожидал, так это того, что Джон найдёт его настолько быстро — и едва не выдал своего удивления, когда экзорцист ворвался к нему в кабинет. «Упорный мальчик, преодолел и охрану, и бдительную секретаршу», — довольно подумал Балтазар и улыбнулся. Разобраться с нерадивыми сотрудниками ещё успеется, а пока что он намеревался получить как можно больше удовольствия от этого нежданного визита.
— О, посмотрите-ка, кто к нам пожаловал, — тоном гостеприимного хозяина сказал Балтазар. — Джо-он Константи-ин. Ты сумел отбиться от безутешных родственников той девчонки? Я впечатлён. Мне показалось, что они готовы были разорвать тебя на куски — вот она, человеческая благодарность. Во всей красе.
Имя экзорциста он протянул, едва ли не жмурясь от удовольствия, с ленивой ухмылкой хищника, издевательски приглашающего жертву поиграть в смертельную игру — смертельную для жертвы, конечно.
За дверью воцарилась тишина — видимо, секретарша рассудила, что раз уж незваный посетитель не вылетел из кабинета спустя секунду после того, как зашёл, значит, шеф счёл его визит заслуживающим внимания. Так оно и было, и даже намного больше, чем глупая девица могла даже вообразить.
— Соскучился, Джонни-бой? — ласково спросил Балтазар. — Я так и думал, что произвёл на тебя неизгладимое впечатление. Мы же оба понимаем, что ты явился сюда совсем не за тем, чтобы сказать мне то, что я и так знаю. Только позволь тебя поправить: та душа попала в Ад не только по моей вине.
Он откинулся на спинку кресла, слегка отъехав от стола, и уютно устроил руки на подлокотниках. В его пальцах словно из ниоткуда появилась монетка, запрыгала по костяшкам, как будто сама собой, без помощи Балтазара, который, слегка склонив голову набок, спокойно смотрел на Джона.
То, как распевно полукровка произнес его имя, вызвало у Джона невольную вспышку омерзения. Как будто сочетание звуков имело своеобразную физическую форму, которую вот только что демон вывалял в мерзко пахнущей грязи, вонючей и маркой, отмыть которую будет крайне нелегко. Экзорцист поджал губы, пытаясь задавить это первое, так стремительно возникшее ощущение, и не выдать собственной реакции; точно так же, как только что Балтазар пытался не выразить ни лицом ни жестом своего удивления.
До того, как Константин вошел в кабинет, все ему чудилось в радужных красках - вот сейчас он явится, закатает полукровку в асфальт (крайне самоуверенное мнение, стоило бы себе признаться), отправит "к шефу" и вернется домой победителем. Лавровый венок, прекрасные девы и радость толпы - прилагаются.
Джону и в голову не приходило, что полукровка тоже примется "копать" под него. Он даже не предполагал, что вместо возмущенного "ты?!" прозвучит его имя и фамилия.
- Только благодаря тебе - они, да, были готовы. И я их не виню. - Константин прищурился, рассматривая сидевшего вальяжно за столом полукровку, сам все еще стоя подле двери, прислонившись к ней спиной и держа ладони на литых ручках. Он не испытывал никакого страха перед Балтазаром, выглядевшим сейчас крайне довольным. Как будто получившим в свое распоряжение замысловатую и долгожданную игрушку. Скорее уж Джона переполняла гадливость, какую ощущаешь, глядя на раздавленное насекомое, или мертвую птицу, уже изрядно потрепанную котами.
Убедившись в том, что в двери перестали настойчиво ломиться, Джон запустил руки в карманы - из одного выудив примятую пачку сигарет, тут же вытряхивая одну и прихватив губами; из второго - зажигалку. Убрав пачку обратно в карман, Константин с невозмутимым видом прикурил, и щелкнул крышкой "зиппы", выдохнув дым первой затяжки ровной упругой струей сквозь зубы. Сделал это в той же мере фамильярно, как только что это сделал Балтазар, назвав его ласкательными "Джонни-бой".
- Еще одна вот такая мурлыкающая фраза и я решу, что ты заигрываешь со мной. - Константин провернул на ладони зажигалку и спрятал ее в карман плаща, больше не вынимая оттуда руку, играя пальцами с пентаклями, бесшумно перебирая один за другим, ощупью пытаясь угадать, какой именно сейчас держит.
Все его рвение куда-то делось. Кабинет был огромным, зеркала отражали все его внутренности, и дистанция между самим Джоном и полукровкой казалась экзорцисту сейчас просто прорвой. Да и не культурно как-то: только вошел, а уже кидаешься на владельца компании в попытке изгнать в Ад...
- Если бы ты остался в стороне, без твоей помощи девушка была бы жива. Не нужно перекладывать на меня свою ответственность. - Эти милые сердцу пререкания были совершенно беззлобными. Гнев определенно был грехом, и Константин помнил об этом, не гневался. Он просто хотел мало-мальской справедливости. Жизнь за жизнь.
Интересно, был ли этот лощеный джентльмен хоть раз в Аду, или он знает свое предназначение только здесь, на Земле?.. И как долго он будет выбираться из Преисподней обратно, на свет, где основными жителями были, все же, люди?..
- И зачем же я, по-твоему, сюда явился? - Поинтересовался экзорцист, поднимая сигарету вновь к губам и сделав короткую затяжку, удержав дым на момент во рту, продохнув его в легкие вместе с воздухом.
Отредактировано Constantine (2015-01-16 01:57:26)
Почти незаметно для стороннего наблюдателя Балтазар прищурился, прощупывая эмоции Джона, и ощутил что-то, похожее на лёгкое недоумение и… разочарование. Да, ближе всего было именно разочарование: Джон был спокоен не только внешне, но и внутренне. Он, конечно же, злился, но злость его была холодной, совсем не похожей на тот безумный коктейль эмоций, которым экзорцист угостил Балтазара в прошлую их встречу.
Монетка застыла на секунду, пока Балтазар раздумывал.
И снова заскакала по пальцам.
— Перекладывать ответственность? — он поднял брови как можно выше, всем своим видом изображая оскорблённое удивление. — Уж не о себе ли ты говоришь, Джонни-бой? Ты провёл в моём кабинете всего ничего и сказал едва ли пяток фраз, а уже три раза успел обвинить меня невесть в чём.
Балтазар снова слегка улыбнулся и наклонил голову, как это делает кокетливая девушка, вынужденная признать за собой некоторую провинность, но уверенная, что ей всё сойдёт с рук.
— Я мог бы сказать: во всех смертных грехах, но все мои грехи тебя ведь мало интересуют, верно? — протянул он, откровенно наслаждаясь немного растерянным видом Джона.
Казалось, тот не очень уверен, что ему следует делать дальше, вернее, как именно ему это сделать, и сигарета выглядела не то средством занять руки, не то способом вернуть себе решимость. Балтазар махнул рукой на другой конец длинного стола для совещаний, стоявшего перпендикулярно его рабочему столу, так что посреди кабинета вытягивалась громадная буква Т с непропорционально длинной ножкой. По обеим сторонам стола стояли массивные вращающиеся кресла, возле каждого из них на столешнице был обычный набор: бутылка с водой, блокнот с отрывными листами для записей, ручка и пепельница.
— Кури, пожалуйста, — милостиво сказал Балтазар, словно Джон не дымил уже вовсю, а только держал незажжённую сигарету в руке, задавая требуемый приличиями вопрос. — Я совершенно не против этой твоей привычки, мне она даже нравится.
Он на долю секунды прищурил глаза и снова посмотрел на экзорциста ясным спокойным взглядом. Фразу о заигрывании Балтазар пропустил мимо ушей, предоставляя Джону самому решать, по какой причине: если последнего это, конечно, хоть немного заботило на самом деле. Скорее, тот просто выразил своё недовольство манерой Балтазара обращаться к нему, а это было уже гораздо, гораздо более интересно.
Балтазар не стал дожидаться, пока Джон примет его приглашение и сядет за стол — для этого тому пришлось бы сделать несколько шагов от двери, к которой экзорцист всё так же прижимался спиной, будто боялся, что замолчавшая секретарша вот-вот вернётся и начнёт выбивать дверь: сама или с помощью охранников, которых Джон не мог не заметить внизу и возле лифта. За всё время разговора Балтазар практически не двигался, если не считать движения назад на кресле — и монетки, — и продолжал говорить так же, всё с тем же наклоном головы и лёгкой полуулыбкой.
— Предлагаешь поиграть в угадайку? Это могло бы быть интересно. Я бы мог предположить, например, что поразил тебя до глубины души своим неожиданным появлением в том доме. Или что ты, наконец начав более глубокое знакомство с тем миром, где начинающему экзорцисту придётся взаимодействовать с более высшими сущностями, явился засвидетельствовать мне своё почтение. Или — совсем уже невероятное предположение — что ты пришёл устраиваться на работу, разочаровавшись в борьбе с неизбежным и поняв, что на жизнь изгнанием бесов не заработаешь. Особенно если учесть первый опыт. Крайне неудачный опыт. Тебе ведь не привыкать сдаваться, верно, Джонни-бой? Один раз ты уже сдался.
Балтазар подался вперёд, растягивая губы шире и понизив голос до интимного шёпота, ясно различимого в гулком пространстве кабинета.
— Но на самом деле ты ведь пришёл для того… — Балтазар сделал театральную паузу, как будто собирался сказать что-то совершенно неожиданное. — Чтобы вернуть меня в Ад.
Отредактировано Balthazar (2015-01-16 14:07:02)
- Не все же такие святые, как ты... В человеческой натуре - искать виноватого. - Джон качнул ногой с мыска на пятку, высоко поднимая носок. - Перекладывать ответственность... - Эхом повторил за Балтазаром, прищуриваясь. Смакуя, пробуя слов на вкус, как будто они были звонкой карамелькой. - Вы же, черти, не умеете быть просто наблюдателями. От ангелов не допросишься, а от вас не отобьешься. Помощнички. - В интонации пролился оттенок желчного ехидства. Все в этом мире было бы чудесно, если бы чьи-то злые языки не шептали, и кто-то бы не пытался занять чужое место, а то и тело. Тогда Константина мало бы парили полукровки, которые водили здесь свои дела. Если бы эти полукровки не лезли в его дела со своей сомнительной "помощью". Если бы только они не гадили хотя бы здесь (ладно, в Аду пусть жгут, как хотят; им положено) - Константин бы и пальцем к ним не прикоснулся.
- Мне твои грехи - до фени, в этом ты прав. Если бы ты еще не подстегивал людей к тому, чтоб они приумножали свои... - Почему-то говорить то, что было в мыслях - всегда было легко. У Джона была еще эта словоохотливость, которая постепенно шла на спад годам к тридцати у людей с его складом характера. Не было в нем еще той лаконичности, которая могла появиться только с возрастом. Зато все еще хлестал подростковый гонор - этого у него было не отнять. Хорошо хоть, пафос не особо бил ключом. Семинария как-то в нем это отшибла. Или, может, среда, в которой он работал последний год - некоторые экстрасенсы были настолько артистично-наигранными, что любой контакт с ними походил на цирковой перформанс: вот сейчас этот полненький дяденька (пухленькая тетенька, на выбор) разведет руками, сделает какой-то пасс, изобразит страшный взгляд в вечность и напророчит. Джон видел таких издалека, и они были не самым подходящим примером для имитации. Константин больше любил простой и внятный стиль полицейских - войти, задать вопросы, сделать дело, уйти. Желательно до того, как дотлеет сигарета.
Как показала практика, достичь подобного стиля работы было неимоверно трудно. Если не невозможно.
Экзорцист оттолкнулся лопатками от двери, отрываясь от нее, наконец; проходя через кабинет к торцу стола. Сбил столбик жирного пепла в пепельницу, подцепляя ее за край кончиками пальца, пододвигая к себе и прислоняясь бедром к краю стола, стоя к нему боком, лицом к Балтазару, продолжая рассматривать его, как забавную пичугу или животное, какое встретишь только в зоологическом музее или кунсткамере. Перевел взгляд на прыгающую по пальцам монетку, теперь уже абсолютно уверенный в том, что Миднайт не ошибся - вот же она. Монета...
Версии полукровки были любопытны, каждая по своему. Каждая была достойна обсуждения. Но как-то быстро Балтазар пришел к сути. Как будто все эти предположения были настолько искусственными и поверхностными, только чтоб указать на очевидность Константина. Джон качнул головой - он оценил, да.
- Поразил... - Поддакнул, проговаривая это слово сразу следом за полукровкой, не перебивая его, только вторя. - Явился... - Каждое новое слово было чуть более ехидным, чем предыдущее. - Пришел... - На этом этапе Джон даже качнул головой - то ли отрицательно, то ли одобрительно. Как-то нейтрально, как будто все еще определялся. Конечно, это же был предел его мечтаний - работать под демоном-полукровкой.
Экзорцист не стал комментировать только слова о том, что он сдался - не видел смысла точно так же, как сам Балтазар не видел смысла отвечать на фразу о заигрывании. Если бы он сдался, ноги бы Константина здесь не было...
- Твоя прозорливость достойна упоминаний в легендах. А ты там был хоть раз? В Аду? Или я один такой оригинал? Первый? Кто решил тебя туда низвергнуть? - Последнее слово Джон произнес с особым каким-то удовольствием, изогнув бровь и с холодным, оценивающим интересом посмотрев снова Балтазару в лицо.
Вот сейчас он докурит... и перейдет к делу. Чтоб не сразу, без нахрапа... У них масса времени.
Еще бы решить, как подступиться к этому... Джон затянулся, тугой струей выдыхая дым. Прищурился, ощущая в определенной мере нерешительную неловкость - как будто он сидел за столом, и перед ним была ракушка с каким-то мерзким морепродуктом; и для того, чтоб это есть, рядом с тарелкой лежал десяток разных вилок и ложек. И предстояло интуитивно решить, какую взять, чтоб не ошибиться - чтоб было достаточно удобно, и выглядело не откровенно идиотски, и съесть можно было бы быстро.
Балтазара едва заметно передёрнуло, когда Джон назвал его «святым». Хуже оскорбления для него невозможно было придумать — оно било в самую натуру демона, вызывая реакцию на рефлекторном уровне. Как если человеку тыкать в глаз заострённой палочкой. Если не увернуться, может быть очень больно, но и даже если заденет лишь чуть, приятного тоже мало.
— Мы, как ты выражаешься, черти, — немного чуть быстрее, чем требовалось, ответил он, стараясь тут же скрыть эту свою невольную заминку, — не подталкиваем людей ни к чему, что противоречило бы их природе. Не мне тебе об этом рассказывать.
Наблюдая за тем, как Джон подошёл таки к столу и воспользовался предложенной пепельницей, Балтазар снова расслабился. Джон мог стряхнуть пепел на ковёр, мог демонстративно затушить сигарету о полированную столешницу или любым другим способом выразить своё нежелание играть по предложенным демоном правилам — но он принял приглашение подойти поближе. Естественно, это было на руку и ему самому: Балтазар буквально чувствовал, как Джон мысленно измеряет расстояние между ними и прикидывает, за какое время он сможет его преодолеть. Они оба прекрасно понимали, что экзорцисту придётся действовать не просто быстро, а очень быстро — особенно с учётом того, насколько сильно различаются физические возможности человека и полукровки. Но пока что события развивались по сценарию, предложенному демоном — и его это устраивало целиком и полностью.
Прежде чем ответить, Балтазар сделал неуловимое движение пальцами, пряча монетку, и встал. Кресло отъехало бесшумно и слегка прокрутилось вокруг своей оси, тут же замирая, а Балтазар не спеша обошёл свой стол и остановился возле одного из зеркал.
— Вынужден тебя огорчить, Джонни-бой, — обращение, само собой придумавшееся, понравилось Балтазару настолько, что он готов был вворачивать его чуть ли не в каждую фразу. — Ты далеко не первый.
Он сделал вид, что придирчиво разглядывает своё отражение, на самом деле следя за Джоном, фигуру которого прекрасно было видно за плечом демона.
— Так что оригинальностью ты, как бы ни прискорбно мне было это сообщать, не отличаешься. — Балтазар сокрушённо покачал головой и поправил воротничок, добиваясь идеальной симметричности. — За то время, что я провёл среди людей, меня пытались, как ты выразился, низвергнуть, ммм… — Он сделал паузу, как будто подсчитывал. — Не менее тысячи раз. Как видишь, успехом эти попытки пока что не увенчались.
Удовлетворившись положением воротничка, Балтазар смахнул невидимую пылинку со своего плеча. Казалось, он совершенно поглощён приведением своего вида в порядок и на Джона обращает внимание лишь постольку поскольку, как будто тот был просто очередным надоедливым посетителем, выгнать которого взашей Балтазар мог в любой момент. Этот контраст между поведением и сутью их разговора будоражил его чуть ли не больше, чем опасность, исходящая от экзорциста. Балтазар откровенно любовался собой и наслаждался как своим напускным равнодушием, так и уверенностью в себе, хотя последняя была как раз не напускной: что бы там ни было, а в своей победе в случае, если Джон таки решится сейчас приступить к делу, Балтазар не сомневался совершенно.
— Но, может быть, у тебя получится. Ты же ведь уверен в своих силах, верно? Или пришёл сюда, надеясь на счастливую случайность, которая поможет тебе сделать то, что ты задумал?
Балтазар развернулся спиной к зеркалу, находясь от Джона на расстоянии не больше метра, и широко, приглашающе улыбнулся, чуть ли не руками развёл, мол, вот он я, давай. Конечно же, он рисковал: экзорцист мог принести что-то, что действительно могло бы помочь ему вернуть Балтазара в Преисподнюю, но это придавало ситуации ещё большую пикантность. Если можно было так выразиться. Во всяком случае, следующих действий Джона Балтазар ждал с еле сдерживаемым любопытством.
- Девочка не планировала умирать. Не мне тебе об этом рассказывать. - Джон повторяет слова полукровки, слабо, одними уголками губ улыбнувшись в ответ на еле заметное содрогание. Внезапно понимая, что оборот речи ощутимо задел собеседника. Хотя сам Константин даже не задумывался о тонком смысле этого "оскорбления", просто съехидничал, применил до боли знакомую формулировку - не более того.
А вышло вон как забавно...
Помимо всех прочих недостатков у Джона была забавная черта - он иногда мог не понимать, что ему люди пытались объяснить о своем эмоционально-чувственном состоянии словами, не понимал намеков и полутонов, жестов; зато очень хорошо разбирал язык тела. Когда внимание противника находится на пике, и когда он расслабляется; когда остается доля секунды до драки, и когда самый опасный с виду оппонент не сможет ударить, даже если грозился. Когда физически больно. Или когда нервничают. Когда бояться. И когда недооценивают происходящее.
Балтазар явно считал себя неприкосновенным. И от этого его впечатления, сквозившего во взгляде, в жестах, в интонациях - даже в том, как он сидел в своем кресле... От всего этого Джон испытал кратковременную вспышку озорного азарта, какой, бывает, накроет шкодливых подростков, замышляющих шалость против своего преподавателя. И Константина мало-мало волновало то, что он давно уже вышел из подросткового возраста, а Балтазар в ответ на любую шутку всерьез мог откусить ему голову. В буквальном смысле.
Экзорцист взглядом проследил за полукровкой, который решил внезапно приводить себя в порядок перед зеркалом. Почему-то первой ассоциацией возник кот, который лежал-лежал на солнце, грелся, и тут на ровном месте вдруг начал вылизываться, как будто его кто-то кусает. Джон прихватил губами фильтр сигареты, затягиваясь, пряча мимолетную улыбку за сложенными "лодочкой" пальцами.
Балтазар красовался настолько очевидно, что это было даже немного скучно.
Сбив пепел, Константин подцепил пепельницу пальцами, проходя вдоль стола вперед, под аккомпанемент тончайшего скрипа стекла по отполированному до блеска дереву, под шорох бумаг, которые он смещал с их места по мере движения. Остановился только в самом конце столешницы, там, где ее пересекала крышка секции, за которой не так давно сидел сам полукровка. Привалился снова бедром, в отражении наблюдая за манипуляциями демона.
- Как печально... - Протянул, пригубив сигарету еще раз, прежде чем развернуть, и уложить удобно на край пепельницы, угольком в центр, позволяя дотлевать. - Что я не буду первым. - Закончил, выдыхая дым вместе со словами. И от стола двинулся к Балтазару.
В его походке была небрежная легкость рыночного увальня, никуда не спешащего человека. Такая же воздушная легкость была в его руке, когда Джон поднял ее, поддевая пальцами край безупречно белого воротничка, выпростав его поверх лацкана пиджака. Оглаживая ткань вдоль шва с трепетной аккуратностью.
От кисти ощутимо и неприятно перло святостью. Как будто экзорцист вымыл руки святой водой. Что он, собственно и сделал перед выходом. Сполоснул кисти. Плеснул в лицо. Сделал глоток... - мало ли?..
Джон, не глядя в лицо Балтазара, следя только за своими пальцами, поправил тугой узел галстука под чужим воротником. Выровнял, сдвинув из стороны в сторону. Откровенно нарушая личное пространство, но отчего-то не испытывая ни страха ни нервозности. Только тот самый шалый азарт, булькающий под горлом адреналином. Хотя еще недавно колебался, что же делать дальше.
Как будто погладил дикого тигра. Находясь на его территории.
- У меня был хороший наставник. Его мудрость будет вести меня, наверное, всю мою жизнь... Сколько там мне достанется... - Константин кончиками пальцев спустился по шелково-гладкой удавке, сетуя на расцветку только мысленно - эклектика здесь была во всем. Похоже, Балтазара это дело перло. - Он говорил мне, что любая попытка несет опыт. Какой бы он ни был - позитивный, и негативный... Попытавшись, я всегда получу больше, чем ничего не предприняв. - Джон поднял, наконец, голову, посмотрев полукровке в лицо - куда-то за слабо фосфорисцирующие алым зрачки. - Я хотя бы попытаюсь.
Пальцы в кармане поддели нужный пентакль, сжали длинную "ножку", отстраняя остальные ключи. Пока левая рука кончиками пальцев зацепилась за лацкан пиджака сразу над верхней пуговицей, замерла с расслабленным запястьем - отбросят, так отбросят. Нет - значит нет.
Изменение в настроении Джона Балтазар почувствовал сразу же, ещё не успев повернуться к нему лицом, и сейчас с удовольствием разглядывал его лицо, находя на нём подтверждение своим ощущениям. Не ему одному нравилось то, что происходило сейчас между ними, не ему одному доставляла наслаждение эта опасная игра, ставкой в которой была жизнь одного и земное существование другого. Вполне возможно, кто-то из них в самом скором будущем отправится в Ад — а может быть, никто. Напряжение нарастало с каждой секундой, и несколько секунд, в течение которых Джон медленно подходил к Балтазару, растянулись на почти что невыносимо долгое время. Хотя это Балтазару тоже нравилось.
— Не планировала — не умерла бы, — Балтазар равнодушно пожал плечами. — Она проиграла уже тогда, когда допустила, чтобы в неё смог проникнуть демон. Не надо было грешить.
Он высунул кончик языка, облизывая уголок губ и глядя в глаза Джону.
— Но ты ведь планируешь стать последним, да-а? — шёпот прозвучал почти интимно.
Вот что Балтазару доставило некоторое неудобство, так это прикосновение пальцев Джона — всё было бы хорошо, если бы не одно «но»: экзорцист явно предпринял определённые меры предосторожности, прежде чем явиться к демону. Другого можно было бы и не ждать, но всё же Балтазара порадовало, что противник оказался далеко не дураком. Вопросом оставалось то, насколько не дураком был Джон и смог ли он, кроме собственной защиты, раздобыть оружие нападения.
Балтазар поморщился, невольно поднимая подбородок, лишь бы оказаться подальше от руки, близость которой вызывала желание не просто отодвинуться, а отскочить, но с места не сдвинулся, хотя и стоял не вплотную к зеркалу. Он не привык отступать и уж тем более не собирался давать слабину перед лицом мальчишки, прожившего почти в сто пятьдесят раз меньше, чем Балтазар провёл на земле.
— Попыта-айся, — обманчиво небрежно протянул Балтазар и цепко и больно схватил Джона за запястье, не обращая внимания на то, как задымилась плоть его руки, мгновенно обугливаясь от соприкосновения с защищённой кожей экзорциста. Боль была резкой, но не настолько сильной, чтобы её нельзя было терпеть, а уж терпения ему было не занимать.
— Что у тебя в кармане, Джонни-бой, — почти ласково сказал Балтазар, даже почти не сбиваясь на шипение, но всё-таки немного не совладав с интонациями.
Вопрос превратился в утверждение, на которое ответом могли быть не слова, но только действия — и от того, что это действие могло быть последним, что Балтазар ощутил бы здесь, в этом кабинете, от откровенного ощущения опасности возбуждение выросло ещё больше, балансируя на грани болезненности.
— Ты принёс мне подарочек? — говоря, Балтазар слегка сузил глаза и растянул губы в ухмылке, на прежнюю вежливую улыбку которая походила примерно так же, как гремучая змея походит на обыкновенного полоза. — Как это мило с твоей стороны.
От его руки повалил дым, когда Балтазар сильнее сдавил пальцы, вдавливая уже не прикрытые человеческой кожей когти в руку Джона, с тихим треском разрывая манжету рубашки и царапая кожу. Стоило приложить ещё совсем небольшое усилие, и кости экзорциста должны были затрещать, превращаясь в мелкие осколки, восстановить из которых дееспособную конечность было бы просто невозможно. Самому Балтазару это прикосновение не доставляло ни малейшего удовольствия: слишком сильно жглась кожа Джона, проедая уже не только оболочку, но и верхний слой настоящего тела демона.
— Это твой наставник научил тебя, что приходить в гости без подарка невежливо? — Балтазар на мгновение приподнял верхнюю губу, показывая зубы, ненадолго переставшие быть похожими на человеческие, и выдохнул, с наслаждением обдавая лицо Джона серным запахом: — Он, похоже, знал, как следует обращаться с нашим братом. Интересно, где и как он этому научился.
Снова меняя гримасу, Балтазар ухмыльнулся с откровенно похабным выражением и добавил:
— И насколько ему это понравилось.
Человек всегда считал, что он вправе выбирать. Что он может контролировать происходящее. Что его планы на будущее - нерушимы. Но никто из них не мог выбирать, впустить ли демона. Все человечество выбирало только путь, на котором для демонов либо было место, либо же его не было. Никто из бесов не мог пробиться в душу, где не было сомнений.
Поэтому Джон не мог быть одержим. И поэтому семнадцатилетняя девочка - могла. Всегда страдали самые слабые.
- Никто не выбирает подобное. Это ваш выбор. Если бы вы стучали в дверь каждый раз перед тем, как войти - вам бы никто не отпер. Но вы просто вламываетесь внутрь. Остальное вас не волнует. - Процедил Константин, испытывая секундное желание прихватить Балтазара за его чудесный галстук и приложить головой о зеркало. А еще лучше - лицом. Чтоб снять с него всякую маску человечности, чтоб обнажить суть. Не потому, что экзорцисту нравилось смотреть в эту богомерзкую рожу. Но потому, что это было бы честно. Нечего притворяться человеком, если ты так искренне ненавидишь всех людей, и ни во что их не ставишь.
- Я планирую попытаться. - Озвучил свое намерение Джон - да, они оба знали, зачем он здесь сейчас. Лишний вальсирующий круг был не нужен.
Констанин проследил за тем, как полукровка приподнимает подбородок от движения его руки вдоль воротника рубашки. И это ощущение, которое он испытал из-за этого медленного, плавного движения, сопровожденного едва заметной гримасой... Это ощущение граничило с каким-то садистичным удовольствием.
И даже когда цепкие пальцы сомкнулись поверх запястья; когда эти пальцы сделали больно так, что плечо от напряжения продрало судорогой - Джон знал, что цель оправдала средство. Они станут друг для друга инструментом пытки. Похоже, они оба это чудесно понимали. И Константин на момент подумал о том, что если у него не получится сегодня - они просто затравят друг друга. Им обоим это было слишком... вкусно. Чтоб оставить.
Это был хороший опыт. Джон понял, что поступил правильно.
И точно так же он понял, что Балтазар ни за что не убьет его. Пусть это было самонадеянно, но отчего-то Константину показалось, что он - единственное, что может сделать полукровку снова живым. Чувствовать хоть что-то.
- Было бы слишком самоуверенно думать, что я буду последним... - Он невпопад продолжает мысль, хмурясь от боли, светлея лицом. Казалось, даже от губ отступила краска. Но Джон не предпринял попытки отнять руку - полукровка отпустит его сам, когда ему будет достаточно. Даже кровь экзорциста была сейчас кислотой для Балтазара.
"...кого мне бояться? Господь крепость жизни моей: кого мне страшиться? Если будут наступать на меня злодеи, противники и враги мои, чтобы пожрать плоть мою, то они сами преткнутся и падут..."
Константин медленно выдохнул - боль текла по руке цельным пульсирующим потоком, ела жаром. И пока что лучшим вариантом было бы забыть о ней, отдаться ей ненадолго.
"Я - твой подарочек, тварь..."
От мерзкого выдоха в лицо Константин поморщился - будто стоял перед выгребной ямой, а не перед существом, притворявшимся человеком.
- Ты не пробовал чистить зубы?.. Говорят, помогает... - Голос вибрировал от боли, но был твердым.
Чтоб вынуть руку из кармана - понадобились какие-то секунды. Джон не сомневался в том, что Балтазар просто не даст ему донести пентакль до лица, поэтому в большей мере полагался на стремительность движения. Этот единый рывок - прижать засранца к зеркалу и пугнуть в первый момент. И уже потом, может быть, прислониться ключом к любому открытому участку кожи на теле демона. Ладонь подошла бы идеально. Особенно при учете того, что защищаться полукровка мог только руками.
Пентакли на кольце мелодично зазвенели, пока Джон вскидывал кисть от бедра на уровень головы, только боковым зрением отсекая движение свободной руки Балтазара, но глядя ему прямо в лицо.
- Exorcizamus te, omnis immundus spiritus, omnis satanica potestas, omnis incursio infernalisadversarii, omnis legio, omnis congregatio et secta diabolica, in nomine etvirtute Domini Nostri Jesu Christi... - Слова цеплялись одно за другое - частокольно-быстро и без пауз. Речитативно.
Боль накрыла обоих с головой, соединив в единое целое, похожее на то, как если бы две химеры сплелись вместе, накрепко зацепив друг друга крючками и не в силах разъединиться. До грани ещё было далеко, но уже сейчас каждый терпел с трудом — и каждый не собирался уступить другому ни на миллиметр.
Лицо Джона было близко, так близко, что Балтазар мог беспрепятственно заглянуть ему прямо в глаза, заглянуть, чтобы не увидеть в них ни страха, ни гнева, только упрямую решимость довести до конца начатое, совершить то, за чем экзорцист пришёл. Вместо привычного коктейля чужих эмоций Балтазара захлестнуло собственными, не в пример более яркими и сильными, закручивая внутренности в тяжёлый упругий ком.
— Хамишь, Джо… — голос Балтазара сорвался на визг, не закончив очередное издевательское обращение, когда экзорцист начал читать молитву: быстро, не давая демону ни мгновения на передышку, которую можно было бы использовать для попытки вырваться.
Балтазар оскалился, совершенно теряя человеческий облик, и пентакль в руке Джона прижался уже не к поддельной человеческой коже, а к самой плоти демона. Шипение смешалось с мерзким запахом горящего мяса: не таким, как при изгнании беса из обычного человека, а мерзким смрадным душком, как будто в огонь бросили здоровый шмат уже основательно подтухшего, зеленоватого мяса.
Балтазар взвыл и мотнул головой, пытаясь уйти от обжигающего прикосновения. Кисть руки, которой он сжимал запястье Джона, невольно вывернулась, ослабляя захват, и взметнулась выше, метясь в горло. Ему не хватило нескольких сантиметров — руку со скрюченными, совершенно не человеческими пальцами-когтями, больше похожую на птичью лапу, отбросило назад. Балтазар заколотил по зеркальной поверхности, удерживаемый на месте совсем не рукой экзорциста — ни у одного человека на земле не хватило бы силы усмирить демона. Быстрые, но от того не менее чеканные латинские слова обволакивали демона, творя вокруг него невидимую клетку, выход из которой мог быть только один.
Ему не впервой было попадать в тиски обряда изгнания. Балтазар вряд ли смог бы сосчитать, сколько раз вокруг него смыкались неразличимые человеческим глазом стены, загоняя в угол, сдавливая всё сильнее с каждым монотонным словом. Это было похоже на то, как крысу загоняют в уплотнитель мусора, и она мечется между сдвигающихся стенок, не находя выхода, пока наконец не превращается в кровавое месиво, ничем не напоминающее живое существо. Если у уплотнителя нет верхней крышки, это месиво выдавливается сверху, словно кашица из слишком сильно сдавленной упаковки. Изгнание демона и было по сути таким вот выдавливанием: медленным, мучительным как для самого демона, так и для тех, кто его изгонял, правда, в отличие от крысы, демон мог найти лазейку в сложной ткани обряда, ускользнуть и остаться на земле — что Балтазар успешно проделывал каждый раз, когда оказывался в руках экзорцистов.
Правда, до сих пор ни один из них не был исполнен настолько отчаянной, почти ощущаемой на физическом уровне решительности — и ни один из них не вызывал у Балтазара настолько сильных переживаний, от интереса и азарта в один момент скакнувших до чего-то, больше похожего на экстаз.
Он дёрнулся ещё раз, последний, и обмяк, всей спиной опираясь на зеркало, обессиленно скользя по нему ладонями и оставляя глубокие царапины. Красное сияние в его глазах потухло, зрачки закатились, обнажив мутные белки под опустившимися веками. Казалось, что на ногах Балтазара сейчас удерживают только руки Джона — эдакое извращённое подобие объятий.
У молодняка всегда была одна и та же ошибка, и это касалось не только религиозных ритуалов подобного толка. Это касалось любого начинания. Никогда не верь тому, что у тебя что-то получается - до тех пор, пока ты не закончил.
Спасибо Балтазару, Джон понял свою ошибку еще в первый раз: никогда нельзя останавливаться. Хоть ты на последнем издыхании, но закончи без пауз. Иначе это чревато. Поэтому Константин не стал отвлекаться на дикий восторг, вызванный кратковременной победой. Он вообще едва ли испытал его, едва ли осознал это мимолетное чувство, исчезнувшее столь же стремительно, как и появившееся. В его представлении все демоны реагировали на святые тексты именно так, и не иначе - воплями и судорогами. Пусть это был только второй за всю его жизнь опыт экзорцизма. Он видел третий. И если ему повезет, увидит еще не один, и не в десятке даже примет сам участие. А пока победу праздновать было рано. Обнажившийся лик демона, и все те мерзкие звуки, которые он издавал, и его якобы слабость - они ровным счетом ничего не значили.
Константин представления не имел, как должен выглядеть человек, которого отпустил демон. И не знал, как при этом будет выглядеть полукровка. Но ему отчего-то казалось, что совершенно не так, как выглядел "обморочный" Балтазар.
Слова отскакивали от зубов, и даже темп читки не изменялся - Джон так и произносил канву ритуала, как будто пулеметной очередью выпуская в полукровку слова, сам не зная того, но сковывая его по рукам и ногам. Пока что только подчиняя своей воле, оставляя неподвижным и лишая сил.
Прижав предплечьем поперек груди, пригвоздил к вибрирующему зеркалу, усилием воли заставляя себя смотреть Балтазару в лицо. Хотя больше всего хотелось закрыть глаза и дочитать так - зажмуренным. Но страх потерять контроль был много сильнее желания не испытывать сильнейшего омерзения, вызванного обликом полукровки.
- ...Domine, exaudi orationem meam. Et clamor meus ad te veniat. - Выдохнул предпоследний стих уже с едва ощутимой хрипотой, на уставших, напряженных связках. - Он изгоняет тебя, Тот, от Которого ничто не укроется. Он изгоняет тебя, Тот, Чья власть повсюду. Он изгонят тебя, Тот, Кто предуготовил тебе и слугам твоим вечный адский огонь: из уст Которого исходит острый меч. Он, Который придет, чтобы судить живых и мертвых и весь мир огнем... Имя тебе Балтазар. Заклинаю тебя, изыди, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, уступи место Духу Святому, по крестному знамению Иисуса Христа, Господа нашего, Который с Отцом и Святым Духом и есть Бог... - Константин оторвал от лица полукровки пентакль, перебросив кольцо брелока через мизинец и воздушно, на отлете перекрестил замершего под его рукой демона. - Ab insidiis diaboli, libera nos, Domine... Amen... - Закончил уже одними губами, замедлив постепенно речь. И замер сам.
Горло саднило, левая рука все еще звенела, отзывалась смутной болью там, где сжимал не так давно пальцами полукровка. Очень хотелось сесть. А лучше сразу лечь, и полежать хотя бы пару десятков минут.
Константин облизнул совершенно сухие, кажется, даже растрескавшиеся губы, качнулся к Балтазару - на какие-то дюймы, не больше. И отшатнулся, отпуская его, еще не понимая, что здесь происходит, но больше не в силах стоять в облаке его запаха и смотреть ему в лицо так близко. Ожидая хоть какого-то результата.
Последние слова замерли в воздухе между ними, зависли, еле слышно дребезжа в такт с затихающим звоном зеркала. Какое-то время в кабинете было слышно только это дребезжание да тяжёлое дыхание Джона, отшатнувшегося, пристально глядящего на Балтазара.
А потом, словно откуда-то со стороны, раздался негромкий смешок.
Балтазар медленно опустил запрокинутую голову и в упор поглядел на Джона, ощерившись так, что это ни улыбкой, ни ухмылкой, ни даже оскалом назвать было сложно. Глаза полыхнули красным с новой силой, словно и не казалось ещё несколько секунд назад, что с демоном практически покончено.
— Имя мне Балтаза-ар, — протянул он, передразнивая слова экзорциста, и метнулся вперёд, хватая того за горло.
Несколько шагов до стола Балтазар буквально протащил Джона по воздуху и с размаху грянул его спиной на столешницу, разметая в стороны бумаги. Жалобно зазвенела и откатилась пепельница с успевшим истлеть окурком. Балтазар пригвоздил шею Джона к столу, по-кошачьи запрыгнув сверху.
— Кто-то оказал тебе медвежью услугу, Джонни-бой, — по-змеиному раздвоенный кончик языка затрепетал в безгубом провале рта, казалось, совершенно не участвуя в создании слов, и почти коснулся уха Джона, когда Балтазар наклонился ниже, сжимая его горло крепче. — Он назвал тебе моё имя, но как-то совсем упустил из виду, что для возвращения меня в Ад оно совершенно не подходит. Не знал? Забыл? Или хотел тебя подставить, а, Джонни-бой? Как думаешь?
Балтазар шумно втянул воздух, словно принюхивался к Джону. Так зверь обнюхивает ещё живую, но уже обездвиженную добычу, готовясь к продолжительной трапезе, во время которой каждый оторванный от трепещущей плоти кусочек будет просмакован со всем возможным тщанием.
— А теперь, когда наше маленькое представление окончено, ответь мне на простой вопрос: кто из вас, добрячков, такой умный?
Он мотнул головой, откидывая назад пряди, выбившиеся из рассыпавшейся причёски: личина демона выглядела жутко и странно в обрамлении человеческих волос, ничуть не менее жутко, чем золотая запонка на манжете рубашки, из которого высовывалась скрюченная лапа с длинными когтями. Одним из них Балтазар легко коснулся кончика носа Джона, провёл по щеке.
— Может, освежить твою память? — каким-то образом булькающий голос звучал почти задушевно, резко контрастируя со смыслом слов. — Я знаю, что вам, людишкам, очень хорошо помогает в этом боль. Кому-то бы хватило одной угрозы, например, лишиться глаза или ещё какой-нибудь части тела, но ты же у нас крепкий орешек, да, Джонни-бой?
Коготь скользнул ниже, зацепив первую пуговицу на рубашке Джона и легко распарывая одежду. Балтазар приподнялся на коленях, остановив ладонь чуть пониже солнечного сплетения экзорциста, почти не прикасаясь к обнажившейся коже.
— Знаешь ли ты, что при должном умении можно выпускать кишки из человеческого тела очень долго? И тот, из кого их вытаскивают, всё это время останется жив. И будет очень, очень хорошо всё чувствовать.
Балтазар легко царапнул когтями по животу Джона. Следы тут же налились кровью, от соприкосновения с которой плоть демона в который раз зашипела — он даже не обратил на это внимания, щерясь в лицо Джону.
— Ах, прости, — личина демона не отличалась богатой мимикой, но весь сарказм фразы Балтазар выразил интонациями. — Я совершенно упустил из виду, что тебе не очень удобно разговаривать.
Он ослабил наконец пальцы, сжимающие шею Джона, не убирая руку совсем, и наклонил голову, показывая, что внимательно слушает то, что экзорцист сможет наконец выдавить из наверняка саднящего горла.
Человек, хоть раз видевший тигра на расстоянии руки, может себе очень отчетливо представить, какими прекрасными могут быть творения природы.
Человек, хоть раз прикасавшийся к тигру, будет поражен тем, какая мощь может скрываться под шкурой зверя.
Человек, разодранный тигром, никогда, никому не сможет рассказать, насколько опасной может быть эта мощь.
Люди, видевшие кровавую бойню, не смогут в полной мере осознать, допустить в свое сознание, как это было. Хотя бы потому, что хищники атакуют слишком быстро.
Константин посмотрел на тигра. Потрогал тигра. Даже подергал его за усы. И теперь очень хорошо понимал, что рассказать об этом, наверное - никому и не расскажет. Тут уже пятьдесят на пятьдесят. Как Бог на душу положит. Балтазару.
Он не успел даже толком отшатнуться, услышав мерзкий короткий смешок - его просто смело этим первым же рывком. Он на какой-то доле шага назад обнаружил себя фактически болтающимся на руке полукровки. Поднялся на мысках, быстро, мелко переступая, едва ли задевая носками башмаков пол. Вскинул руки: тут же посыпались со звоном на пол ключи, остались где-то на половине пути от зеркал к столу. Вцепился в чужое предплечье, силясь ослабить давление на горло, приподнять хоть сколько-то свой вес, чтоб душащая ладонь не давила так сильно на горло.
И шумно, тяжело выдохнул, обрушившись спиной на стол. Это жесткое приземление выбило весь воздух из груди, дышать стало совершенно нечем, и Джон звучно, на сдавленном всхлипе вдохнул - потянул воздух, насколько позволяли сжавшие шею пальцы. На короткие несколько секунд ничего не видя и не слыша, замкнутый только на то, чтоб получить хоть сколько-то скудный глоток воздуха, позволяющий соображать, и не тонуть в дымке удушья.
Он уже и без подсказки Балтазара понимал, что где-то лажанулся.
Габриэль подставила?.. Но зачем?.. С какой целью?.. Нет уж, скорей всего она сама толком не знала, что говорит.
А может ключ не подошел?..
Полукровка сам развенчал несовпадение - не подошло имя.
"Ну и ладно. Ладно..."
В голове было так туманно и пусто, что даже псалмы на память не шли. В ушах звенело и слова демона доходили до слуха, как сквозь вату.
Джон придушенно закашлял, склоняя голову к плечу, скалясь, закрыв глаза - от омерзения, от нахлынувшей и уже спадающей волны инстинктивного, животного страха.
Тигры всегда отхватывали жертве какую-нибудь конечность, ранили, прежде чем свернуть шею или откусить голову... Что ж. Тут сценарий не сильно отличался...
Константин как-то судорожно сжимал чужую, вражескую, руку, то ли держась за нее, как за последнюю соломинку в подступающем водовороте обморочного забвения; то ли силясь оттолкнуть, отвести, но совершенно не справляясь с этим.
Попробуйте-ка подойти и завернуть торнадо в другую от вашего дома сторону... Посмотрим, как у вас это выйдет...
От прикосновений к лицу экзорциста передернуло - ощутимо, но еще слабо в сравнении с тем, какой судорогой его прошибло от когтей, с легкостью распарывающих ткань рубашки и с легкостью скальпеля вспарывающих кожу.
Да будь он хоть тыщу раз стоиком - любого бы перехватило, как его сейчас!
Вес чужого, постороннего тела сверху не давал двигаться в равной силе с тем, как не давало двигаться первый раз за все время сомкнутое паникой сознание.
"Ничего... Только дышать... Главное дышать..."
Джон оторвал одну руку от запястья полукровки, и ощутимо ударил в плечо, или в корпус - куда он там попал, его не интересовало. Для Балтазара ощущалось, наверное, как детский пинок, но важна была даже не сила, а сам смысл действия.
Каждый вдох давался с неимоверным усилием...
Константин, наконец, достиг того самого состояния, когда крысы бросаются на противника, превышающего их размерами и мощью. Забился под демоном, пытаясь сбросить, сесть на столе, что угодно - только бы не лежать под ним задыхающейся тряпкой. Громко, через напряженную гортань, вдохнул, стоило только пальцам полукровки ослабнуть на горле.
- Пошел ты!.. - Процедил сквозь зубы, едва смыкающимися связками. Повернув голову только сейчас, чтоб взглянуть в лицо сквозь влажные, слипшиеся лучиками ресницы.
И вдохнул снова:
- Pater noster, qui es in caelis...
Страха было мало, слишком мало, чтобы можно было успеть им насладиться в полной мере. Балтазар толком и распробовать его не успел: инстинктивный страх тут же смыло новым приступом уже знакомой ему ярости. Этот вкус Балтазар, кажется, уже мог узнать даже на расстоянии, а вблизи он был почти материален, бил в голову, дурманил и заставлял потерять остатки самообладания. Как и слабые, слишком слабые, чтобы справиться с демоном, попытки освободиться. Балтазар уже почти снова стиснул пальцы на горле Джона, когда вытолкнутые на слабом выдохе слова молитвы ударили по нему.
Балтазар взвыл и отшатнулся, одновременно отталкивая Джона в сторону, с такой силой, что тот проехался по всему длинному столу в сторону двери. Сам демон отпрянул в обратном направлении, первые несколько мгновений не способный сказать ничего связного.
— Упрямец, — прошипел он наконец и выпрямился, приходя в себя.
Экзорцист оказался не просто упрямым. Он оказался чертовски, дьявольски, восхитительно непокорным. Последний раз Балтазар встречал человека, способного не потерять решимости в его хватке, не меньше пары веков назад, и то, что случайно встреченный им молодой экзорцист показал себя одним из тех немногих, кто мог если не противостоять Балтазару на равных, то хотя бы стать довольно реальной угрозой присутствию демона в человеческом мире, на короткий миг вызвало у него какой-то внезапный, еле осознаваемый самим Балтазаром восторг. Это было настолько не похоже на обычное его состояние, что на долю секунды Балтазар позволил себе чуть-чуть, самую малость раствориться в этой эмоции — чтобы тут же вынырнуть наружу, туда, где ещё слишком близко от него находилась причина этих самых эмоций.
— Можешь не говорить, — милостиво разрешил Балтазар, проводя когтями по волосам и возвращая им более-менее приличный вид. — Тех, кто знает моё имя, не так уж и много. Выяснить это будет не трудно.
Человеческое обличье восстанавливалось медленнее, чем обычно. Адски — Балтазар мельком усмехнулся получившемуся каламбуру — болела правая рука, основательно попорченная святой водой, в которой этот паршивец, похоже, купался. Балтазар наполовину прикрыл глаза и медленно набрал воздуху в грудь. Того, что экзорцист снова на него кинется, он не боялся: во-первых, в этом не было смысла без подходящего ключа, во-вторых, вряд ли Джон вообще был сейчас способен на какие-то решительные действия.
Вернув себе наконец свою личину, Балтазар обошёл стол и снова сел в кресло, как будто забыл о присутствии Джона. На самом деле, конечно, любые возможные телодвижения экзорциста отслеживались им крайне внимательно. Сюрпризов Балтазар не ждал, но предпочитал быть к ним готовым.
— А теперь вынужден попросить тебя удалиться, — деланно равнодушным тоном сказал он. — Ты, конечно, очаровательный собеседник, но мои дела, знаешь ли, не ждут. С удовольствием продолжу беседу как-нибудь в другой раз.
Пресекая возможные возражения, Балтазар нажал на кнопку коммуникатора и ровным, как будто всё это время так и просидел спокойно в своём кресле, сказал:
— Амалия, пригласите, пожалуйста, охрану. Молодой человек желает покинуть нас, но опасается, что не найдёт выход.
На последних словах Балтазар поглядел на Джона и улыбнулся, вкладывая в этот жест всё, что не стал говорить и что Джон точно поймёт — в этом у Балтазара не было ни малейшего сомнения, и добавил:
— Ах да, совсем забыл, — он напоказ щёлкнул пальцами, наводя морок не только на себя, но и на одежду Джона, придавая ей обычный вид и скрывая лохмотья и кровь. — Можешь не благодарить.
Он кивнул и опустил голову к бумагам одновременно со звуком открывающейся двери.
Слова возымели именно тот эффект, который должен был получиться; но результат этого эффекта оказался для Джона скорее неприятно-неожиданным. Сам толчок рукой пришелся в нижнюю часть шеи, основная его сила придавила гортань и экзорцист закашлялся, надрывно и сухо, даже толком не осознавая, что уже может свободно двигаться и проехав короткую дистанцию по столу на спине. Повернулся на бок только через пару секунд, силясь прекратить спазм, но кашляя только сильнее, лишь с течением времени догадавшись, что стоит задержать дыхание и сглотнуть. По всему выходило, что все горло у него будет в синяках... скорей всего.
Прижимая ладонь там, где только что держали пальцы полукровки, Джон поднялся на локте, следя за Бальтазаром. Все еще через раз давясь каркающим, задыхающимся кашлем. Соскользнул на пол, с явным удовольствием становясь на паркет, полами плаща сбросив и разметав в стороны белоснежные листы бумаги.
Милосердное разрешение молчать только раззадорило сильнее, вновь выдернуло на поверхность юношеский максимализм. Ох, как ему хотелось сказать демону какую-нибудь мерзкую гадость. Так хотелось... Джон бы ему рассказал, не постеснялся, куда именно идти и чем там заниматься. А может быть толкнул бы для острастки еще какую-нибудь молитву. Целиком, а не огрызками. Константин даже попытался что-то просипеть, но связки отчаянно сопротивлялись и не оставляли ему шансов, напрочь не желая смыкаться и издавать внятный звук.
Все еще держа полукровку в поле видимости бокового зрения, Константин прошел к зеркалам, подхватил с пола кольцо с пентаклями, которое выронил в процессе. Машинально сунул в карман, точно так же машинально наткнувшись пальцами на полупустой фиал со святой водой.
Соблазн достать сосуд и щедро облить Балтазара, был слишком велик. Настолько велик, что Джон даже подался вперед под воздействием импульса - не уничтожить, так изуродовать хотя бы на время. Сделать как можно более неприятно. Больнее. Вернуть "подарок", оставленный полукровкой на горле, на груди, на спине... Пусть тот излечится раньше самого Джона, но это было бы хорошей откупной. Они в полной мере были бы квиты.
Его остановила только мысль о том, что если он вот сейчас это сделает, полукровка взбесится, и точно мокрого места не оставит - закончить ритуал изгнания все равно не выйдет, а любое другое предприятие будет только отсрочкой. И что-то Константину подсказывало, что в этот раз поверхностными порезами может и не обойтись. А жить все еще хотелось - Ад все так же был далеко не самой желанной опцией.
Джон нахмурился, запахивая плащ, застегивая пуговицы, и не удержался - вскинул руку, показал полукровке средний палец. Вместо всяких слов. Вместо благодарности и прощания, так сказать. Выразил, насколько имел в виду "косметические ухищрения" Балтазара. И, не дожидаясь появления охраны, пинком распахнул двери, с чувством собственного достоинства покинув кабинет.
Не как победитель, определенно. Но как человек, намеренный еще не раз вернуться.
Вы здесь » CROSSGATE » - потаенные воспоминания » libera nos a malo
