"Легче, чем отобрать леденец у младенца" - так, кажется, говорят смертные про без труда удавшееся им мошенничество? Локи считает, что асы действительно больше всего похожи на несмышленых младенцев, обманывать которых - не просто легко, а по-настоящему скучно. Хотя, может быть, так и должно казаться после того, как осуществлен самый грандиозный подлог за всю историю Асгарда?
Как бы то ни было, вылазка за дарующими бессмертие яблоками обернулась легкой прогулкой, не потребовавшей от Локи ни хитроумия, ни кризис-менеджмента. Божественные жалобы на эту тему, однако, были срезаны его смертным - точнее, уже практически бессмертным - спутником на корню, к вящему неудовольствию упомянутого бога. Стоило сразу догадаться, что агент Бартон, настроившийся на шпионскую миссию во враждебном окружении, не будет разделять печали Локи о том, что она проходит четко и гладко. (Осмотр достопримечательностей тоже пришлось отложить до лучших времен: даже в образе сокола Клинт умудрился так осуждающе смотреть на своего "экскурсовода", что Локи больше не пытался свернуть с намеченного курса к яблоне, чтобы пролететь над очередной статуей или рощей).
Разумеется, Бог Коварства не был настолько безрассуден, чтобы самому искать неприятности, если они не нашлись первыми, так что об их с Бартоном присутствии в Асгарде знали разве что Норны, которым была известна судьба любого, чью нить жизни они сплели. Но, видимо, кража яблок и возведение Клинта в полубожеский статус было предначертано заранее, потому что препятствий на пути этих свершений так и не возникло.

Возвращение в Мидгард можно назвать триумфальным лишь потому, что Локи доволен результатом вылазки, хоть и несколько разочарован легкостью ее осуществления. А может быть, признаётся он в глубине души, слегка встревожен, потому что ничто и никогда не происходило для него настолько идеально.
Агент Бартон, как обычно, являет собой образец сосредоточенного спокойствия, ничем не демонстрируя, как на нем отразилось превращение в птицу и поглощение волшебных яблок. Локи вздыхает; ему было бы интересно послушать о впечатлениях смертного, но велика вероятность, что вместо этого ему достанется отчет о завершенной миссии, так что вопросов бог не задает. Пока.
- Ты остаешься на ночь, - безапелляционно заявляет он, - я не хочу, чтобы ты оставался без присмотра после всех пережитых тобой магических воздействий. Нам обоим нужно отдохнуть, - добавляет он уже мягче, имея в виду, что сам планирует перейти к отдыху прямо сейчас, - но если тебе покажется, что что-то не так, предупреди меня сразу же.
Забавно, что, произнося эту саркаментальную фразу, Локи совершенно не подозревает, что именно побеспокоит его Сокола и какую форму примет его "предупреждение".

Локи не беспечен.
Свою безопасность Бог Обмана высоко ценил задолго до того, как его спину перестал прикрывать статус младшего принца Асгарда (во многом именно потому, что не доверял своим кажущимся благородными, но на поверку оказывающимся мстительными трусами соотечественникам). Его пентхаус может похвастать не только современными мидгардскими средствами охраны, но и искусным сплетением сейда, ограждающим хозяина от незваных гостей и их дурных намерений. Если бы Локи не был уверен в том, что в своем новом доме полностью защищен от опасностей, он просто не позволил бы себе заснуть.
Сейд должен предупреждать даже не о проникновении врага - о его приближении, и в случае любого намека на опасность у Локи должно быть достаточно времени, чтобы приготовить для визитера радушный прием. Однако сейчас магия не тревожит его сон, слишком глубокий для того, чтобы его прервал шум приближающихся шагов и рывком открываемой двери, потому что Клинт - сам часть охраны; человек, которому на территории Локи позволено всё. Обет не даст ему причинить вред своему господину, какой бы самонадеянной ни казалась эта уверенность в свете неожиданной вспышки гнева Бартона.
Обычно Локи весьма снисходителен к людям: они слишком хрупки для того, чтобы обрушивать на них божественный гнев за мелкие проступки - а нападение на того, с кем они гарантированно не могут сравниться в силе, только проступком и можно назвать. Но снисхождение свойственно бодрствующему разуму; во сне же телом управляют инстинкты, и Клинт рисковал встретить свою безвременную кончину посреди самого защищенного места Нью-Йорка, если бы связывающий его с Локи обет не позволил богу признать в нем "своего".
Когда Локи окончательно пробуждается, его Сокол, туго стянутый нитями сейда, лежит на его кровати носом в подушку, а сам он упирается коленом ему в поясницу и сжимает запястье заломленной за спину правой руки.
- Что происходит? - недовольно спрашивает он, не ослабляя захвата: тело смертного все еще напряжено, и инстинкты говорят: стоит отпустить его, и последует новая атака. - Чего я стирал? - Локи хмурится, пытаясь сообразить, в чем его только что обвинили; память упорно отказывается сотрудничать.

Локи думает, что всё же не стоило позволять себе сон сразу по возвращении из Асгарда. Да, конечно, магия - в особенности всепроникающая магия трансформации - взимала высокую цену даже с бога, но он должен был подумать и о том, какой след она оставит на своем объекте. Глобальное изменение тела эхом отдается в разуме, а Клинт за один день пережил целых два - неудивительно, что сейчас сознание спешит угнаться за телесной оболочкой.
И всё-таки, о чем говорит Клинт?
Локи требуется непозволительно много времени, чтобы соединить кусочки мозаики и выудить на поверхность нужный момент, хотя, казалось бы, упоминание молота должно было сразу всколыхнуть память. Но сорванная коронация Тора и все последовавшие за ней злоключения для бога уже перевернутая страница жизни, со сделанными выводами и извлеченными ошибками; возвращаться к ней еще раз он не хочет ни при каких обстоятельствах.
К сожалению, обстоятельства были настолько решительны, что явились к нему в спальню посреди ночи и сейчас тихо матерятся в подушку.
Локи вздыхает и постепенно ослабляет путы сейда: усталость не способствует контролю и риск повредить человеку, сдавив слишком сильно, гораздо больше, чем риск оставить пару синяков на чужом запястье. Однако пока еще рано совсем выпускать Клинта из захвата: продуктивный диалог возможен, только если собеседник лишен альтернативных вариантов развития дискуссии.
- Разве мы с тобой уже не обсудили это раньше? - спрашивает Локи, когда в памяти, наконец, четко выстраивается та ночь, о которой говорит Бартон. - Тон разговора, конечно, был совершенно другим, но насчет содержания я не могу так уж сильно ошибаться. И это было не стирание памяти - стертые воспоминания уже никогда не возвращаются - а самая тривиальная блокировка; естественно, что она развалилась при первой же попытке воздействовать на твое сознание.
"Наверное, мы сейчас очень забавно смотримся со стороны, - отмечает та часть сознания, которая получает удовольствие от абсурдности происходящего, - бог сидит чуть ли не верхом на человеке и менторским тоном излагает введение в основы модификации памяти. Хорошо хоть, тут не холодно," - эта мысль заставляет Локи рефлекторно передернуть обнаженными плечами.

"Да чего я такого сделал-то?" - автоматически возмущается Локи, но, к счастью, до конца включившийся в работу разум не дает озвучить этот вопрос. Есть разница между искренним непониманием того, что ты сделал не так, и бессердечной уверенностью в том, что ничего плохого ты не делал в принципе, и вряд ли сейчас Клинт в том состоянии, чтобы эту разницу прочувствовать. Значит, на поставленный вопрос придется отвечать самостоятельно, сделав скидку на то, что с точки зрения смертного их с Локи совместное прошлое может выглядеть совершенно не так, как оно запомнилось ему самому.
Приступ агрессии у Клинта явно сменяется смятением и апатией, и Локи наконец получает возможность выпустить его, не опасаясь новых необдуманных поступков. Богу не жалко сейда на стакан воды, который он без лишних слов протягивает Бартону прежде чем поудобнее устроиться на кровати, прислонившись спиной к изголовью: прояснить ситуацию необходимо немедленно, но нет никаких причин переносить разговор куда-то еще, если они уже находятся на вполне комфортной и просторной постели.
- Во-первых, - говорит Локи, вкладывая в голос не соблазнительную убедительность обманщика, а твердую убежденность логика, - ты должен понять, что сейчас мне нет причин лгать тебе о своих прошлых мотивах и поступках: моя конечная цель в твоем отношении достигнута, а у тебя уже было время убедиться, что я исполняю все обещания, данные тебе в день принесения обета, - бог делает паузу, давая собеседнику осознать истину этих слов и не ожидая возражений. - Я никогда намеренно не скрывал от тебя обстоятельства нашей первой встречи. Мы действительно уже говорили об этом, и впоследствии мне никогда не приходило в голову возвращаться к этому моменту, потому что он не оставил сколь-нибудь значимого следа в твоей жизни. Что именно пришло к тебе сегодня во снах? - спрашивает он, в задумчивости ероша свои коротко обрезанные по мидгардской моде кудри. - Насколько полно ты вспомнил одну часть своего прошлого, если о другой нет ни намека?

Локи глубоко вдыхает и медленно выпускает воздух через слегка приоткрытые губы. Не на кого злиться и некого обвинять в том, что происходит; уж точно не Клинта, который и так страдает из-за того, что его чувства пришли в противоречие с принесенным обетом.
Сейчас вообще не важно, кто виноват, и даже причины провалов в памяти не столь существенны, как способ наибыстрейшего разрешения конфликта. Бог не лукавил: Клинт в его руках навсегда и этого уже ничто не изменит, однако подчинение поневоле никогда не будет столь же эффективно, как добровольное служение. И, если быть откровенным с самим собой, Локи не хочется опираться в отношениях со своим Соколом на принуждение.
То, что говорил Локи директору Фьюри во время памятного визита на базу ЩИТа, не было так уж далеко от истины. Людям в большинстве своем не нужна свобода, они и не имеют ее, а если бы получили, не знали бы, что с ней делать; они рады отдавать течение своей жизни в чужие руки и следовать приказам, и не станут протестовать, пока сохраняется иллюзия - не важно, насколько зыбкая - что решение поступить под чужой контроль они приняли сами.
Клинт боится того, что право на это решение у него отняли с помощью манипуляции и магии. И хоть Локи готов признаться в первом (но не вслух, потому что небольшое маневрирование внешними обстоятельствами, по его мнению, не равно откровенному обману), то вторым там и не пахло. Значит, главное, в чем нужно убедить Бартона - это в том, что его вербовка не была той коварной многоходовой комбинацией, которую он сейчас себе вообразил.
- Частично сохранившаяся память порой опаснее и полного знания, и абсолютного неведения, - замечает Локи, обращаясь мыслями к собственным воспоминаниям о предыдущих встречах с человеком, который теперь стал ему близок, - хорошо, что она начала возвращаться сейчас, когда у нас есть возможность подстегнуть этот процесс и разрешить все возникающие из-за него недоразумения. Я думаю, большая часть сомнений отпадет сама собой, если тебе удастся выстроить уже имеющиеся воспоминания в четком порядке, а потом заполнить пробелы. И начать, пожалуй, нужно с того, что нашей второй встречи я совершенно не ожидал. Я и узнал-то тебя только чудом...
***
Перед глазами всё плывет, и больше всего на свете Локи хочется лечь на железную решетку, всё еще холодную несмотря на прошедшееся по ней голубое пламя тессеракта, и забыться сном.
Но нельзя, нельзя. Надо продолжать двигаться, по инерции и на инстинктах, обещая себе, что еще немного - и можно будет отдохнуть. Ведь если остановиться сейчас, начать движение снова будет уже совершенно невозможно.
Танос со своим гипертрофированным методом кнута и пряника, где в роли первого выступали пытки, а в роли второго - марионеточный трон Мидгарда, слишком плохо знал своего гостя-пленника, чтобы правильно предсказать последствия своей дрессировки. Вместо того, чтобы приучить его бояться себя, он добился лишь того, что Локи пожертвовал частью разума, отвечавшей за страх. Танос еще пожалеет о том, что собственными руками убрал главный стопор, не дававший Богу Хаоса воплощать в жизнь свои самые изощренные планы. Бесстрашие и безумие для Локи - две стороны одной монеты, и на мгновение ему кажется, что вспышки заклинаний и выстрелов - лишь блики этой монеты, щелчком пальцев подброшенной к потолку.
Чужое оружие оттягивает руку; Локи не доверяет его надежности, хотя оно идеально усиливает его собственную энергию. Его главная ценность - как объяснил подручный Таноса с видом благодетеля, одаривающего презренного слугу - в абсолютном контроле над разумом тех, чьего сердца коснется кончик копья. Локи, как может, оттягивает момент испытания этой силы.
Люди слишком слабы, чтобы представлять угрозу для бога, пусть даже истощенного "гостеприимством" Безумного Титана, но воплотить в жизнь свой план в одиночку он тоже не в состоянии. Когда большинство противников повержено, а оставшиеся замирают в нерешительности, слушая речь победителя, наступает момент истины.
Перехватив руку с пистолетом, Локи касается кончиком скипетра груди смертного и направляет  свою волю к его сердцу через пульсирующий синий кристалл. И лишь потом, подняв глаза на его лицо, с удивлением, пробивающимся даже сквозь пелену безумия и усталости, понимает, что оно ему знакомо.

Пожалуй, середина неусыпно охраняемого смертными лагеря - не слишком подходящее место для переосмысления собственной жизни. Но едва ли стоило ждать, что взгляд, единожды зацепившись за невинно лежащий на земле молот, сможет легко от него оторваться. Мысли Локи и так уже беспрестанно крутились вокруг новостей, которые за короткие сутки перечеркнули всю его предыдущую жизнь; чего стоила по сравнению с ними еще одна новая догадка?
Мьёльнир, дававшийся в руки лишь достойному... Как часто Локи поглядывал тайком на оружие брата, пытаясь представить себе, какой подвиг должен совершить, чтобы тоже взять его в руки. Он - вечный скептик, не принимавший на веру чужие убеждения - продолжал наивно верить, что "достоинство" определяется некоей абсолютной высшей силой, которая заглядывает в сердце претендента и взвешивает его на весах истины и доблести.
Но какое "достоинство" Тора не позволило Мьёльниру выпасть из его руки в тот момент, когда его горячность едва не стала причиной новой войны с Йотунхеймом? Неужели для волшебного молота гордыня, не давшая Тору молча снести глупую насмешку Лафея, была равна заслуженной гордости? И разве воинское искусство - единственное, что абстрактная вселенская сила принимает во внимание, признавая аса "достойным"?
Нет, конечно нет. Но это не важно, потому что высшей силы тоже нет, и если бы Локи дал себе труд задуматься над этим раньше, то понял бы это еще когда Один впервые показал братьям... Ах, нет, не братьям, это ведь тоже была ложь; главная ложь, не зная которой, Локи никогда не позволил бы себе нынешних сомнений.
Тор совершил ошибку, начав бой в Йотунхейме, но наказание за нее последовало лишь по возвращении в Асгард. Мьёльнир больше не служил Тору, ибо Тор больше не был достоин - так рассудил Один. Один, а не неведомая беспристрастная высшая сила.
По губам Локи скользнула невеселая, но удовлетворенная усмешка. Он не знал, что мог бы предложить вселенной в доказательство своих заслуг, но Всеотцу, несомненно, будет достаточно видеть, что его младший... что его приемный сын лучше собственного способен заботиться о благе Асгарда. Война с Йотунхеймом повлекла бы ненужные жертвы со стороны асов, но если разрушить Йотунхейм изнутри, уничтожить главную опору его общества, одним махом нейтрализовать все планы и надежды... тогда-то Один не откажется признать, что Локи, давший Асгарду гарантию вечной безопасности, достоин его благодарности.
Оклик заставил бога вскинуть голову, встревоженно глядя на заставшего его врасплох мидгардца. Кажется, тяжелые мысли помешали концентрации настолько, что скрывавшие его присутствие заклинания непозволительно ослабли. Быстрая проверка успокоила его тем, что примитивные приборы наблюдения смертных все еще не регистрируют его присутствия и не нужно опасаться, что за первым человеком сюда заявятся все остальные.
Что ж, может быть, эта встреча тоже будет полезна. Если Локи предстоит продемонстрировать, как ответственно он подходит к сохранению благосостояния Асгарда, надо пользоваться любой возможностью для поиска возможных угроз. Смертные, на первый взгляд кажущиеся отсталыми и недалекими, тем не менее очень быстро нашли упавший Мьёльнир, а некоторая техника, которую Локи заметил в соседних огороженных зонах, отдавала странной энергией сродни его собственному сейду. Кто знает, что на самом деле известно Мигдарду и какие действия он предпримет в будущем?
- Я - Локи, - представился он, прикусив язык на привычном продолжении "Одинсон", - хотя эта информация для тебя совершенно не важна. Зато тебе будет полезно знать, - по щелчку пальцев древко стрелы, нацеленной на бога, треснуло посередине, - что мне одинаковых усилий стоит переломить пополам и стрелу, и лук, и тебя самого. Но ни ты, ни твое оружие не пострадают, если ты ответишь на пару простых вопросов, - совершенно не пугающе улыбнулся Локи.

Локи не сдержал удивленного смешка. Забавно, как точно ни о чем не подозревающий мидгардец просуммировал главную проблему бога. Этому смертному воину явно даже в голову не пришло бы тысячу лет ждать ответов у любого молота, будь он хоть трижды волшебным.
За эту неожиданно порадовавшую его иронию ситуации Локи решил отблагодарить своего пока еще безымянного собеседника, сохранив жизнь, которой тот должен был поплатиться за неуважение к богу. И из всех видов магии, принуждающей к подчинению, тоже можно было выбрать самый щадящий, вплетя ее в простой разговор.
- В твоих словах есть явное логическое противоречие, - мягко заговорил Локи, снисходительно глядя на остриё новой ловко наложенной на тетиву стрелы, - если сюда вскоре прибудет подкрепление, то среди них я гарантированно смогу найти себе другого человека, который сможет ответить на вопросы. Или все они доблестью сравнимы с тобой, готовым пожертвовать жизнью ради сохранения тайн?
Отступив от Мьёльнира, бог сделал несколько коротких шагов, приведших его к "стене" и закрепленному на одной из труб железного каркаса устройству слежения. Остриё стрелы и взгляд лучника неотрывно следовали за его движениями, провоцируя новую улыбку. Умение фокусировать все свое сознание на цели сейчас играло с мидгардцем злую шутку: чем дольше Локи мог поддерживать взгляд глаза в глаза, тем глубже в разум его жертвы проникали невесомые нити сейда, побуждавшие не сопротивляться и говорить правду.
- Но не будем забивать себе голову неясными картинами будущего, - плавным взмахом руки Локи отмел предыдущую линию своих рассуждений, - пока мы здесь лишь вдвоем. Мы могли бы прийти к взаимовыгодному обмену информацией, если это для тебя так важно. В том, откуда я и что здесь делаю, нет тайны. В ответ я лишь хотел бы узнать, кто стоит за всей бурной деятельностью, развернувшейся вокруг Мьёльнира, и какими силами он обладает.
Магия пока еще не пустила корни в сознании мидгардца, и его непосредственная реакция на заявление бога должна быть практически естественной. Но у Локи было в достатке и времени, и терпения, чтобы развязать язык собеседника.

"Смертные, - снисходительно вздохнул про себя Локи, - как поразительно легко они игнорируют то, что не вписалось в их ожидания, и продолжают вести себя так, будто этого не случилось вовсе".
Лучник, похоже, не задумался о том, что человек (или существо, имеющее в данный момент форму человека), совершивший одно необъяснимое действие, может совершить и другие, куда менее походящие на балаганные фокусы. А ведь Локи даже специально встал так, чтобы в поле зрения смертного попала и камера, обозревающая место действия; неужели примитивный разум не связал ее наличие с тем фактом, что постороннее вторжение никто до сих пор не заметил, и не пришел к выводу, что гость позаботился о своем уединении заранее?
Возможно, причиной этой избирательной невнимательности являлась полная концентрация лучника на непосредственной угрозе? Эта интересная особенность, скорее всего, объясняла также и то, что смертному вообще удалось войти в помещение, хранившее Мьёльнир: сейд Локи подспудно отвращал тех, кто шел сюда с мыслями о молоте и работе с ним, а этот воин, если припомнить его появление, был сосредоточен на каких-то совершенно посторонних мыслях.
Влияние извне на свой разум, судя по вздувшимся желвакам, он тоже заметил удивительно быстро. Но ничего, нужно лишь ненадолго отвлечь его внимание от этого факта, чтобы заклинание пустило прочные корни. Так что нужно лишь, чтобы мидгардец больше думал о том, что говорит собеседник, чем о том, что сказал он сам.
- До появления здесь я не имел ни малейшего представления о текущих делах смертных, - беспечно проговорил бог, - меня привел сюда молот, принадлежащий моему брату, которого вы, кстати, сейчас держите под стражей. Так что ты должен понимать, почему я обеспокоен существованием какой-то секретной организацией и будущим Тора, попавшего в ее руки.
Конечно, организацией. Странно даже, что, помня о принципах устройства людского общества, Локи всё равно первым делом подумал об одной личности, стоящей за происходящим. Но человеческие жизни слишком быстротечны, а их разум способен объять слишком мало, поэтому они всегда сбиваются в кучки, в которых каждый чувствует себя вершителем судеб, но на деле ничего не может без группы поддержки.
- Ему ведь ничего не угрожает? - спросил Локи, вложив в голос капельку волнения. - Вы вернете ему Мьёльнир?

"Устами младенца глаголет истина, - практически искренне восхитился Локи тому, как многозначительны вновь оказались слова смертного. - Действительно, чего это нас с Тором так к нему тянет?"
Вопрос к настоящему моменту был скорее риторическим; по крайней мере, еще раз возвращаться к нему и с горечью и обидой перебирать всю сказанную Одином ложь, Локи не хотел.
В сложившейся ситуации радовало хотя бы то, что никакие ухищрения смертных не смогли обойти наложенных Всеотцом ограничений, и ни один мидгардец не был сочтен "достойным".
- Кто из нас залез, куда не следует - это отдельная тема разговора, - мило улыбнулся Локи, разводя руки в стороны и позволяя волне сейда прокатиться по одежде, меняя ее с привычной мидгардцу на свой обычный наряд. - Скажи, тебе действительно незнакомо мое имя или ты просто не веришь, что я - тот, кем назвался? Людская память недолговечна, - будто рассуждая сам с собой, продолжил он, - но даже если обычный воин не связал факты воедино, кто-то из его командования должен заметить параллель между легендами о Мьёльнире и молотом, который невозможно поднять никакими средствами.
Смотреть в прищуренные серые глаза вдоль древка стрелы было не слишком удобно, и Локи раздраженно выдохнул, повторяя себе, что если он выдернет из рук смертного его оружие, тот отреагирует мгновенно и яростно, а такой всплеск эмоций может выдернуть его из-под действия магической сыворотки правды.
- Кстати, - будто бы невзначай полюбопытствовал он, - у вас в Мидгарде часто появляются артефакты из других миров? И всегда ли вопросами выяснения их свойств занимается твоя секретная организация?
Слово "секретная" бог намеренно подчеркнул голосом и саркастичной ухмылкой. Трудно было назвать тайным то сооружение из железа и пластика, которое окружало Мьёльнир, особенно если учесть перепаханные поля, простиравшиеся на мили вокруг.

Упорство, с которым смертный цеплялся за свой скептицизм, умиляло вместо того, чтобы злить. Даже происходящая у него на глазах магия не могла уничтожить его убеждений, хотя, судя по тону, изрядно их поколебала. Что ж, чем меньше он верит в возможности сейда, тем глубже тот проникнет в его сознание, не встречая сопротивления.
- Молот, который настолько тяжел, что никто не может его поднять, но при этом еще не провалился к центру земли - явление гораздо более вероятное, чем появление рядом с ним бога? - Локи насмешливо поклонился жестом в стиле "прошу любить и жаловать". - Впрочем, вера смертных никогда не отличалась рациональностью.
Тем временем, ситуация с секретной организацией - как там называл ее лучник, ЩИТ? - принимала все более интересные очертания. Насколько Локи было известно, в Мидгарде не было централизованной власти - многочисленные страны с горем пополам уживались друг с другом, неусыпно бдя, чтобы кто-нибудь не нарушил их интересов и одновременно стремясь ущемить чужие. В этом гадюшнике, однако, одна единственная организация умудрилась перехватить контроль надо всем, что выходит за рамки привычного. Оч-чень интересно, как это вышло и какими ресурсами она обладает, если собранные и проанализированные артефакты оседают в ее закромах.
- Наш разговор будет окончен, когда я того захочу, - гораздо более холодно произнес Локи, вкладывая в голос приказ, эхо которого пробежало по нитям сейда и нырнуло в глубину естества смертного. - Расскажи мне всё, что знаешь о ЩИТе: каковы его ресурсы и полномочия, кто им управляет и кому отчитывается, - бог прищурился: - и опусти лук - созерцать остриё стрелы, которая все равно не сорвется с тетивы, мне уже надоело.

- Не сопротивляйся, - с ноткой снисходительного сочувствия сказал Локи, подходя почти вплотную к воину, схватившемуся за виски и кривящемуся от боли, источника которой его тело не было способно определить. - Если ты не веришь в богов, это не значит, что ты не станешь подчиняться божьей воле.
Впрочем, указывать смертному на его место было не главной целью этой сцены. Тот, несмотря на действие заклинания, все еще продолжал противиться приказу, пусть и не так явно, как если бы прямо отказался отвечать на вопрос. Да, он назвал имена, но успешно избежал какой-либо конкретики, ограничившись самым общим описанием.
Локи удовлетворенно кивнул. Оппоненты с сильной волей заслуживали уважения, даже если их сила препятствовала осуществлению планов бога. Локи мог позволить себе отдать дань стойкости воина, тем более, что в конечном итоге у того всё равно не достанет сил бороться с влиянием сейда.
- Сколько свободы есть у организации в случае экстренных ситуаций? - продолжил допрос Локи, обращаясь к более конкретным формулировкам. - Являются ли приоритетом защитные меры, или ваш ЩИТ имеет право нападать? - это, пожалуй, интересовало бога больше всего. В остальных мирах никто не думал, что Мидгард обладает достаточной мощью, чтобы сравняться с остальными державами, расположенными на ветвях Иггдрасиля, но кто знает, быть может, смертные успешно скрывали свои козыри, чтобы внезапно ударить исподтишка. Поэтому стоило еще узнать: - Насколько средства, доступные ЩИТу, опережают по мощности средний уровень Мидгарда? Имеются ли какие-либо разработки, основанные на найденных ранее артефактах?
Даже если ответы на все вопросы окажутся отрицательными, Локи все равно повезло, что он наткнулся на эту тайну Мидгарда. Если угроза еще только потенциальна - тем больше причин уничтожить ее в зародыше. Или обратить себе на пользу.

Именно так смертные должны встречать своих богов: на коленях, склонив голову в мольбе о снисхождении. Впрочем, воин упрямо продолжал смотреть на Локи, будто желая хотя бы взглядом продемонстрировать, что какие бы слова ни срывались с его губ, воля его не сломлена. Вполне возможно, это было и его единственной защитой от бесчестия, которое, несомненно, повлекла бы мысль о том, что он добровольно выдал врагу тайны своих господ.
Локи не видел причины лишать смертного последней свободы его разума, тем более, что тот явно достиг предела как своих знаний, так и своих сил. Не будь у бога других, более насущных проблем, он бы непременно использовал найденного человека для того, чтобы поглубже проникнуть в тайны ЩИТа, но ответы смертного убедили Локи, что непосредственной угрозы Мидгард не представляет и можно отложить более пристальное изучение этой организации на более поздний срок.
- Ты хорошо послужил мне, лучник, - утешающе на словах, но жестоко по смыслу сказал он, - а я щедр к тем, кто мне помогает, - теперь, когда осторожность уже не требовалась, бог опустил ладонь на голову подчиненного его магии человека. - Ты забудешь всё, что здесь произошло, разум найдет способ объяснить все противоречия и сгладит потерю времени. В твоей голове не останется даже смутного беспокойства на задворках сознания, потому что ты можешь быть уверен - я не желаю зла Мидгарду и не использую полученную информацию, чтобы причинить ему вред, - бог не был обеспокоен тем, насколько правдиво звучат его слова; сейд, которым сейчас было гораздо проще управлять через прикосновение, позаботится о том, чтобы утвердить в глубинах подсознания смертного их истинность. - Твоя честь не запятнана: ты сражался достойно, и в том, чтобы проиграть более сильному противнику, нет позора.
Локи не стал оставлять на воине заклинаний, которые позволили бы вновь взять его под контроль при новой встрече. Зачем? Когда настанет время посетить ЩИТ, богу выгоднее будет поймать в свои сети кого-то более осведомленного о тайнах и планах организации.
Пальцы бога единожды прошлись от макушки смертного к затылку, будто стряхивая невидимый снег, а потом назад, мазнув по лбу и векам. Пару мгновений, которые потребуются Локи на то, чтобы исчезнуть из помещения, воин проведет в полусне, а потом поднимется на ноги, подберет свой пустой стакан, который на самом деле не был отброшен, а допит в задумчивости, и даже не заметит потери последнего получаса своей жизни.

Сон - непозволительная роскошь для марионетки, украдкой ослабившей ниточки, за которые дергает кукловод. Каждую секунду нужно следить за тем, чтобы чуждый взгляд не проник за маску отвергнутого принца, запуганного, но прикрывающегося потрепанной гордостью, и заподозрил, что игрушка лишь делает вид, что движется по велению мастера.
Сон всё равно не принесет облегчения. Если не Иной, так собственное сознание вытащит на поверхность что-нибудь такое, от чего можно спастись лишь вечным бодрствованием.
Локи сидит в открытом кузове, одной рукой придерживая лежащий на коленях скипетр, и, прикрыв глаза, вслушивается в голос своего слуги, доносящийся сквозь железо и стекло невнятным бормотанием. Он избавлен от необходимости заботиться о мелочах: чужая магия дала ему власть приказывать, не произнося ни слова, и получать стопроцентную отдачу.
"Вы познаете покой", сказал он директору Фьюри; и, как и многое другое, это было почти правдой. У его слуг не было свободы воли - её полностью заменила воля их бога, набатом звучащая в их сердцах и направляющая мысли по путям ее наискорейшего исполнения. У них больше не было сомнений и колебаний, они четко знают: милостивый бог распознал их таланты и дал каждому задание, наиболее соответствующее его силам; а служение богу - суть высшее удовлетворение, которое они могут получить.
Но что может быть более противно природе Бога Хаоса, чем покой?
Локи открывает глаза лишь когда чувствует, что скорость снижается. Он не обеспокоен причиной: если лучник решил остановиться, значит, это - необходимый шаг на пути к выполнению поставленной ему задачи. "Забавно, что именно он оказался рядом с тессерактом. Похоже, его уровень доступа повысился со времени нашей первой встречи," - мелькает мысль, такая же бесполезная и неуместная, как и появившийся у него под носом бумажный пакет.
Еда. Локи даже не думал о ней; да и сейчас прямоугольники шуршащей фольги и завернутые в промасленную бумагу куски хлеба и мяса не пробуждают аппетита. Мягкая прозрачная бутыль странной формы вызывает чуть больший интерес, но жажда, как и другие потребности тела, давно уже отодвинута на задворки сознания, и не стоит усилий, которые надо потратить на возню с такой же странной пробкой.
Локи смотрит в глаза своего слуги - пронзительно-голубые, без какого-либо намека на серый - и невольно морщится. Если раб сочтет, что это - признак неудовольствия его действиями, что ж, это лучше, чем знать, что магия подчинения так же отвратительна накладывающему ее, как была бы и его жертве, будь при ней хоть частичка ее истинной воли.
- Ты можешь рассказать мне, на какой стадии находится подготовка нашего убежища, - снисходительно разрешает он.
Сейчас нет нужды в грамотном построении вопросов: слуга и так готов предвосхищать его желания, и ответит даже на те, которые бог не задал.

Локи не нужно читать мысли своего слуги, чтобы знать, о чем тот думает. Основной императив, вложенный в него силой чуждой магии, - это угождать господину, и он будет делать всё, что в его представлении может приблизить его к заветной цели. Это значит, что он не только будет выполнять отданные вслух или через магию приказы, но и попытается обеспечить бога всем, что, в представлении смертного, тому необходимо.
Так, по крайней мере, Локи объясняет себе ту неожиданную настойчивую заботу, с которой его раб предлагает ему еду. Наверное, он действительно выглядит жалко, если даже тот, в чьих глазах он является идеалом, считает, что его обязательно нужно накормить. Мысль о том, что он настолько откровенно демонстрирует слабость перед низшими существами, мелькает и растворяется в череде планов, которые в ближайшем будущем ему предстоит воплощать руками своих слуг. У них нет своей воли; магия позаботилась о том, чтобы их верность не могли пошатнуть никакие обстоятельства - в том числе вид едва держащегося на ногах (или сидящего в кузове машины и жадно пьющего воду прямо из горлышка бутылки) бога.
Но нет, эта верность не гарантирована, шепчет паранойя. Она строится на магии, тебе до конца не понятной, и ты можешь в любой момент лишиться и того, и другого.
Локи вздыхает и механически подносит к губам предложенную слугой сладость. Пользоваться тем, что имеется в распоряжении, и обращать любую мелочь себе на пользу - вот на чём надо сосредоточиться, а не предсказывать себе потери еще до того, как начался бой.
- Соколиный глаз, - с едва заметной улыбкой Локи повторяет кеннинг, вспоминая об острие стрелы и ясных серых глазах. - Второй раз мы встречаемся при незавидных обстоятельствах, - качает головой он. - О нашей первой встрече ты вспомнил только сейчас?
В вопросе можно прочесть заботу, но Локи важнее узнать, мог ли блок на памяти лучника дать трещину раньше. Директор Фьюри был достаточно правдоподобно удивлен, услышав его имя, но предводитель секретной организации с тем же успехом мог разыгрывать неосведомленность, чтобы выиграть время и вселить во врага ложную уверенность в своей неуязвимости.

Отредактировано Loki (2014-11-20 01:09:03)