Самое смешное, что этой проблемы не должно быть в принципе. Все решения давно приняты, ходы сделаны, последствия просчитаны. Возвращение к прошлому невозможно, а напоминания о нем не стоят того, чтобы терять сон по ночам.
Локи в тысячный раз повторяет эту мантру, стоя перед панорамным окном своего пентхауса и бездумно провожая взглядом струйки воды, скользящие вниз по стеклу. Гроза, разразившаяся на следующий день после того, как в вечерних новостях показали лазерное шоу Мистерио с асгардским богом в роли приглашенной звезды, даже через неделю еще дает о себе знать периодической моросью и отзвуками грома. Локи, в отличие от простых смертных, прекрасно знает, что это - не совпадение.
Грозы теперь - не его проблема. Беспокоиться о причинах грозы или искать способы разогнать тучи - не его обязанность. Гроза - это только стихия, которой надо при необходимости противодействовать, а в остальное время - не обращать внимания даже на прогноз погоды.
Забавно, что помнить обо всех этих резолюциях гораздо проще, пока за окном солнце.

Появление Клинта - совершенная неожиданность, причин которой Локи не может распознать сразу. И первой, инстинктивной реакцией на смелое заявление является отрицание, обернутое в насмешку... но уже открывая рот, Локи с поразительной ясностью ощущает, что его Сокол прав.
Свет в пентхаусе приглушен; световые панели на стенах скорее сгущают полумрак, чем разгоняют его. Сквозь окна в комнату просачивается марево городских огней, отфильтрованное мокрым стеклом. Бартон - это даже не силуэт, а тень среди теней, но Локи сейчас не может вспомнить, был ли рад кого-то видеть больше, чем его сейчас. Воистину, его Сокол обладает удивительным талантом появляться именно тогда, когда его присутствие необходимо.
- Хорошо, что ты пришел, - говорит он, улыбаясь одними уголками губ, и, отвернувшись к окну, следит за отражением своей второй тени. - Боюсь, что погода настолько располагает к хандре, что даже боги подвержены ее действию. Но ты, мой Сокол... ты, конечно же, не обеспокоен тем, что дождь может промочить твои перья.

"А почему бы и нет?" - бьется в виски крамольная мысль.
Еще совсем недавно в жизни Локи не было места подобным порывам. Кто захотел бы узнать, какие сомнения скрываются за маской жестокого веселья? Кому мог бы довериться лгун и обманщик, не опасаясь насмешек или предательства?
В появлении Клинта Локи видел повод отвлечься от дурных мыслей. На Сокола всегда можно было положиться в поиске новых развлечений: каждый раз он знал что-то новое и по первому требованию мог предложить как минимум три авантюры, которые на самом деле были не авантюрами, а стратегически обоснованными операциями, приносящими ощутимую пользу, что ничуть не умаляло их развлекательного аспекта. Агент Бартон не был склонен к задушевным беседам, что полностью соответствовало желаниям бога, поэтому сейчас его предложение звучало тем более неожиданно.
Но пальцы, привыкшие к тетиве, уверенно лежат на его локте, а серые глаза смотрят пытливо и пристально. На что устремит сокол свой взор, то уже не упустит. Так почему бы не ответить сразу? Разве не затем был дан обет, чтобы Локи никогда не сомневался в верности своего Сокола?
Слишком много вопросов он задает себе в последнее время, и слишком мало ответов на них получает. Опасно долго оставлять проблемы нерешенными: очень редко они исчезают сами собой, гораздо чаще - разрастаются до таких масштабов, что без потерь с ними уже не справиться. И раз решения, которые были однажды приняты, сейчас уже не кажутся такими однозначно верными, значит, пора их пересмотреть. Даже если придется признать свою ошибку, это всё равно будет лучше безрезультатных попыток притвориться, что проблемы не существует вовсе.
- Дело, мой дорогой агент Бартон, именно в погоде, - по лицу бога скользит тень лукавой улыбки. - Когда-то давно люди говорили, что если гремит гром - это Тор несется по небу на своей колеснице. Но на самом деле, чтобы устроить грозу ему не нужен никакой реквизит, - Локи вновь мимолетно отворачивается к окну, приглашая собеседника взглянуть на промокший город. - Год назад, отправляясь в Мидгард, Тор был уверен, что я умер у него на руках среди камней Свартальфхейма. Казалось бы, надо радоваться, узнав о том, что брат жив, верно? - вопрос не требует ответа: Локи прекрасно известно, почему Громовержец расстроен. И, если копнуть поглубже, причина его беспокойства не в этом. - Я никогда не планировал вечно оставаться мертвым; но раньше я был уверен, что ничья реакция на мое воскрешение меня не коснется, - Локи удрученно пожимает плечами: Клинту, откликнувшемуся на отголоски чувств своего бога, ошибочность этого предположения должна быть очевидна.

- Я знаю, что встреча с Тором неизбежна, - Локи делает пару шагов назад, в объятия теней, среди которых так легко наблюдать за другими, оставаясь незамеченным самому, - я помнил об этом, когда соглашался подыграть Квентину в его романтическом водевиле. Но я не ожидал, что реакция Тора на мое возвращение из мертвых приобретет такой оттенок, - бог делает короткий взмах в сторону вновь усиливающегося ливня и отступает еще дальше, опускаясь в кресло, стоящее в самом темном углу. Отсюда город уже не виден, лишь силуэт его Сокола на фоне подсвеченных буро-сиреневым грозовых облаков.
- Выпуская меня из асгардской темницы, Тор сказал мне - и я цитирую практически дословно - "в моей душе больше не теплится надежда на то, что мой брат еще живет где-то внутри тебя", - Локи усмехается, как усмехался и тогда, потешаясь над тем, что эта наивная вера вообще продержалась так долго. - И поскольку я лично давно уже пытался внушить ему, что братьями нас сделала только ложь Одина, меня такой расклад вполне устроил, - спешит добавить он, чтобы Бартон не подумал, будто именно это расстроило бога. - Разумеется, ту часть весьма одностороннего договора, в которой я после победы над Малекитом безропотно возвращаюсь в свою камеру, я в итоге не выполнил, но тут уж, простите, свобода дороже слова, которого я все равно не давал, - Локи не хочет задерживаться на том, насколько близко ему пришлось подойти к смерти, чтобы вернуть себе свободу. Этот эпизод, в отличие от многих других, на самом деле окончательно и бесповоротно отошел в прошлое, оставив лишь смутные воспоминания о боли в насквозь пронзенном теле.
- В нашу следующую встречу мы должны были стать врагами - уже без оговорок и колебаний; даже если бы у Тора прорезалась сентиментальность на почве моего самопожертвования, она должна была испариться после новости о том, что оно было лишь трюком, - Локи вздыхает, вспомнив о том, что в его арсенале орудий развенчивания своего светлого образа остались еще не стрелявшие: как например тот факт, что Один, отпустивший сына в Мидгард - вовсе даже и не Один. - Я знал бы, чего ждать от Тора - как он обращается с врагами, я наблюдал множество раз. Но за окном сейчас - не последствия его гнева, а значит, я совершенно не представляю, как он поведет себя в нашу следующую встречу.
"Вранье, вранье, вранье! - насмехается официально не существующая совесть. - Это - всего лишь вершина айсберга, настолько маленькая, что не стоит даже упоминания, и ты прекрасно это знаешь."

Когда Клинт начинает говорить, в первое мгновение Локи кажется, что он каким-то невероятным образом нырнул прямо в его мысли, минуя всё притворство и иллюзии, и выдернул оттуда самое потаенное.
"Сказать можно все, что угодно. Можно даже попытаться самому поверить в сказанное, но обманывать себя до бесконечности все равно не получится..."
То, что речь идет не о нем самом, а о его брате, бог понимает, лишь когда звучит имя Тора. Казалось бы, можно вздохнуть с облегчением: Локи еще не потерял сноровку настолько, чтобы быть для простого смертного открытой книгой... но нет, беда ведь не в том, чтобы кто-то другой разглядел его колебания, а в том, чтобы самому не закрывать на них глаза. Секрет успешного лжеца - никогда не врать самому себе, а Локи и так уже слишком долго прожил во лжи, о которой даже не подозревал.
Немного неуклюжая забота Бартона ненадолго отвлекает бога от сумрачных мыслей. Он с легкой улыбкой принимает подношение и качает запястьем, заставляя янтарную жидкость кружить по бокалу. Вкус виски ему знаком, но было бы преувеличением сказать, что бог предпочитает его другим напиткам.
- Меня всегда забавляла уверенность смертных в том, что алкоголь может каким-то образом помочь им решить проблемы, - он все же делает маленький глоток - скорее чтобы показать Клинту, что оценил и принял его жест, чем чтобы утопить свои печали. - Опьянение хорошо, когда хочешь отпраздновать победу, стерев из памяти все сопутствующие неприятности; забывать о том, что еще не разрешено - опасно и, по сути, бессмысленно.
Как же объяснить то, что пугает его в следующей встрече с Тором, не показавшись трусливым идиотом или, того хуже, ничтожеством, требующим жалости к себе? Удивительно сложно, оказывается, выражать  словами то, что в глубине души давно уже имеет форму непоколебимой уверенности, не требующей вербализации.
- Фундаментом жизни, которой я жил в Асгарде, была ложь, - медленно говорит он, будто взвешивая не то, что слово, - каждый произнесенный звук, - и когда открылась правда, что бы ни казалось мне в первые мгновения, самым важным чувством было облегчение, - Локи чуть хмурится, снизу вверх глядя на своего Сокола. - Не знаю, сможешь ли ты понять, каково это - внезапно осознать, что тебе на самом деле не нужно следовать правилам, вызывающим инстинктивное неприятие, или пытаться заслужить уважение тех, кто все равно всегда будет считать тебя существом второго сорта. Я отдал поистине королевский выкуп за свою свободу - и до, и после того, как покинул Асгард. Если Тор вбил себе в голову, что блудного брата надо простить, он станет пытаться вернуть всё, как было, - в голос Локи проскальзывает нотка раздраженного разочарования; ему не нужно даже воображение - пылкие речи не-брата о счастливом прошлом и возвращении домой звучат в его ушах так, будто он слышал их вчера, а не четыре года назад.

Локи и рад бы подхватить уверенность Клинта в том, что разговор с Тором перейдет в конструктивное русло так легко, как тот предполагает, но он слишком хорошо знает своего не-брата, чтобы впадать в наивность.
- Я уже пытался говорить с ним - и в первый, и во второй раз, - Локи вздыхает и откидывает голову на спинку кресла, чуть искоса глядя на своего Сокола. - Обстоятельства, конечно, были не идеальными для беседы, но я был уверен, что они как нельзя лучше послужат в поддержку основного тезиса "ничто не будет, как прежде".
Слова бога не оставляют сомнений в том, о каких именно событиях идет речь, но он ни на мгновение не задумывается о том, какие воспоминания может пробудить у Бартона разговор о времени их первой встречи. Локи не требуется даже забираться в голову своего человека, чтобы знать: в его мыслях давно уже не осталось обиды или гнева за давешнее подчинение воли. Их связь крепка, как крепостная стена, и магия в ней - не сами камни, а лишь цемент. То, что Клинт сейчас терпеливо слушает жалобы, его ровным счетом не касающиеся, и даже пытается по мере сил подбодрить - лучшее тому подтверждение.
- В ответ я выслушал несколько повторяющихся тезисов, - бог переходит на суховато-лекторский тон. - "Локи, прекрати!", - он загибает первый палец, начиная перечисление. - "Локи, вернись домой!", совмещенное с "Локи, всем тебя не хватает", что лично у меня вызвало большие сомнения. "Локи, ты не знаешь, о чем говоришь!". "Локи, ты сошел с ума!" - он пару секунд задумчиво разглядывает получившийся кулак, а потом разжимает пальцы, предъявляя собеседнику пустую ладонь. - Если Тор что-то вбил себе в голову, его невозможно переубедить. И то, что я ему дорог, лишь усугубляет ситуацию - от своих заблуждений он отказываться просто не захочет. А хуже всего, - по губам Локи скользит горькая усмешка, - что мне всегда хотелось ему верить, даже когда он говорил откровенные глупости, вроде "мы все скорбели". Он сам настолько сильно верит своим идеализированным представлениям, что слушая его, я начинаю сомневаться, действительно ли всё было так плохо, как мне казалось... - Локи фыркает, насмехаясь над самим собой. - Тысяча лет - немалый срок для того, чтобы к чему-то привыкнуть. Даже зная, что я сделал правильный выбор, у меня нет-нет да и мелькает мысль о том, что напрасно я променял стабильность Асгарда на переменчивую волю мира смертных.

Глядя на своего Сокола, Локи не может не улыбаться. Странное это чувство - когда в тебя верят, причем в тебя лично, а не в абстрактную концепцию надзирающего за всеми сверху божества. Клинт уверен в том, что противоречия между братьями разрешимы, и хотя на словах речь идет о них обоих, в глубине души, вдоль той ниточки, которая связывает его с Бартоном, Локи чувствует веру именно в его способность подобрать правильные слова, убедить, придумать такой ход, который позволит Тору принять новый порядок вещей.
В свете этой веры не хочется держаться за свой пессимизм. Не важно, что сотни лет до того Локи пытался втолковать брату, что не может счастливо существовать в очерченных Асгардом рамках. Он сам тогда мог лишь бессильно сотрясать воздух, не имея власти и смелости отказаться от стесняющих его устоев, а для Тора действия были куда больее значительными аргументами, чем самые витиеватые слова. Что же до брата, за последнюю пригоршню лет тот изменился, как не менялся за предыдущее тысячелетие, на собственной шкуре испытав многое из того, о чем когда-то толковал Локи; Асгард и ему не казался больше лучшим из миров - иначе он не сбежал бы из него, не дожидаясь даже дозволения отца (а "Один" видел, что Тор едва ли не впервые в жизни готов был пойти даже наперекор его воле, если бы побег был ему запрещен).
Они оба теперь повзрослели, и даже если спор у них выйдет похожим на прежние, старые аргументы, несомненно, обретут новую яркость цветов.
В задумчивости Локи не замечает, как его рука тянется к голове Клинта и пальцы зарываются в ежик коротких волос. Этот жест - наполовину благословение, наполовину собственничество - кажется таким естественным, будто тысячи почитателей удостаиваются его каждый день. А может быть, наоборот, лишь один из всего мира смертных по-настоящему его достоин.
- Твоя вера радует меня, мой Сокол, - негромко произносит Локи, наклоняясь вперед. Его пальцы скользят вдоль виска, по щеке, самыми кончиками касаясь уголка губ, в которых нет даже тени ответной улыбки. - Ты прав: неизвестности не стоит бояться. И глупо из-за этого оттягивать встречу, - добавляет он в продолжение мысли, - чем бы она ни закончилась.

Ну как тут не улыбаться, когда человек с самым что ни на есть серьезным видом заявляет, что с его появлением у бога должны исчезнуть любые колебания? Хотя в понимании большинства простых смертных подобное богохульство заслуживает мгновенной и страшной кары, Локи находит самонадеянность своего Сокола обнадеживающей.
Если у него и были сомнения в том, насколько сейд обета изменил первоначальную сущность Бартона, после сегодняшнего дня они могут отправиться на покой. Покорный раб не может считать, что необходим хозяину, и уж тем более не осмелится он сказать, что в чем-то жизненно необходим. Воистину, Мидгард - мир полутонов: где еще смог бы Локи заслужить искреннюю верность того, кто по асгардским законам чести должен до скончания веков гореть лишь желанием мести?
- Забавное ты всё-таки создание, Клинтон Фрэнсис, - чуть-чуть насмешливо тянет Локи, не отрывая взгляда от обращенных к нему серых глаз. Если Бартон и опасается гневной реакции, он ничем этого не показывает. - Забавное, но чересчур серьезное, - ладонь, все еще согревающая щеку смертного, сдвигается, и большой палец оттягивает вверх ближайший уголок его губ.
Пожалуй, Локи и не вспомнит сходу, видел ли когда-нибудь настоящую улыбку на лице своего Сокола. Даже в схватках - когда асы щерились бы от уха до уха, а то и хохотали в упоении боя - на лице его лишь иногда появляется мрачная усмешка, не предвещающая врагам ничего хорошего, но и с юмором ничего общего не имеющая. В спокойное же время Клинт и вовсе являет миру до того ровное и сосредоточенное выражение, что легко можно спутать его со статуей, особенно если учесть его талант застывать абсолютно неподвижно.
- Когда разговариваешь со своим богом, надо улыбаться, - копируя серьезный вид агента, наставляет Локи, - особенно если говоришь ему всякую воодушевляющую ересь.
Присутствие Бартона сделало свое дело: меланхолия, наполнявшая Локи столько же, сколько лил дождь, сменилась жаждой действий. Новую решимость определенно стоит отметить как минимум какой-нибудь дурацкой выходкой, поэтому бог вдруг широко ухмыляется и щелкает смертного по носу: если не улыбку, то хотя бы возмущение он из Бартона вытянет.

Когда-то давно Тор (который, если вдуматься, не так уж редко говорил дельные вещи) сказал, что мало кто может воспринять насмешку как выражение привязанности и Локи стоило бы поработать над своей способностью доносить свои чувства напрямую, минуя попутные оскорбления чести и достоинства. Кажется, он тогда ответил, что существа, не способные понять, что он хотел сказать, недостойны его симпатии по определению, чем заслужил удрученный вздох и наказующе-удушающие объятья.
Кажется, Клинт в первое мгновение тоже слышит в неожиданном слове лишь насмешку, хотя "забавный" в устах Локи значит совсем не "смешной". "Удивительный, странный, непонятный" - такая характеристика для бога хаоса является одной из высочайших похвал, и ему жаль лишь, что его Сокол так усиленно пытается скрыть большую часть своей личности за фасадом холодного профессионализма. Да, именно он когда-то привлек к Бартону внимание бога, но Локи давно уже - или вообще никогда - не нужно было простое оружие, служащее верно, но без неожиданностей.
Куда приятнее, когда "забавное создание" является к тебе посреди ночи, чтобы спасти от хандры. А потом еще и улыбается, потому что искренне рад, что смог помочь.
- Слово "ересь" я использовал в самом что ни на есть прямом значении, - тоном педантичного профессора заявляет Локи, поднимаясь с кресла. - Ни одно церковное уложение не поддержит мысль о том, что простой смертный может изменить поведение божества.
Локи возвращается к окну, рядом с которым встретил появление своего Сокола. Сейчас городские огни уже не сливаются в размытое грязное пятно, и непонятно даже, как какая-то вода смогла так надолго погрузить его в уныние. Смертный, способный с такой легкостью переменить настроение бога, никак не может быть "простым".
- Со стороны бога было бы чернейшей неблагодарностью отпустить тебя обратно в такую дрянную погоду, да еще и без награды за верную службу, - как ни старался когда-то Тор, научить брата прямо говорить "останься, ты мне всё еще нужен", он так и не смог. - Что ты думаешь о бессмертии, мой Сокол?
Предлагаемая награда достойна бога обмана: ведь сохраняя жизнь присягнувшего ему смертного, он награждает прежде всего самого себя.

Локи слушает, склонив голову в легком недоумении. То, что Клинт говорит о скуке и утрате близких, еще в какой-то мере понятно, но вот потеря страха смерти... Но вдруг хмурые морщинки на лбу бога разглаживаются, а лицо вновь озаряется улыбкой.
- Ты должен простить мне невольное недопонимание, возникшее между нами, - учтиво говорит он, - я не подумал о том, что различие наших культур даст разное определение одному и тому же понятию. Невозможность умереть - высшее бесчестие для воина, уничтожающее саму суть доблестного поединка, поэтому такого рода бессмертие всегда считалось в Асгарде проклятием. Нет, я могу даровать тебе способность победить время, - Локи возвращается к креслу, так что собеседнику приходится слегка запрокидывать голову, глядя на него снизу вверх. Бог находит подобное расположение весьма привлекательным. - Люди приходят в чужие жизни и уходят из них, не только рождаясь и умирая; гораздо чаще происходит это по прихоти их собственной переменчивой природы. Те, кто был вчера ближе собственной крови, завтра снова станут незнакомцами; к бессмертию люди готовы куда больше, чем пытаются себя убедить, - конечно же, сказанное Клинтом - не более, чем утешение, которым смертные стараются успокоить собственную зависть, понимая, что жить вечно они не имеют возможности. Впрочем, говорить обобщенно сейчас нет необходимости, для агента Бартона конкретика подходит куда лучше. - Зато мне было бы очень горько проиграть тебя времени, - продолжает он. Хоть его Сокол и так уже согласен, Локи не желает оставлять у него сомнений о том, в чем именно заключается его награда: не в долголетии, а в неотступном внимании его бога, - наблюдать, как твою кожу покрывают морщины, плечи ссутуливаются, сила уходит из твоих рук, а потом отправить тебя в пылающей ладье вниз по реке, впадающей в океан прошлого... - на этот раз пальцы касаются другой щеки, скользя костяшками вдоль скулы, будто гладя перья хищной птицы. - О, нет, в моих интересах - избавить тебя от этой неизбежности увядания, тем более, что мой род бессмертия действительно можно просто взять. Снять с ветки в яблочном саду, - поясняет он, хитро улыбаясь, - проникнуть в который не сложнее, чем в секретную базу столь нелюбимой тобой ГИДРЫ.

Агент Бартон вновь настроен на работу. Локи видит, как утекает из его глаз каким-то чудом просочившаяся туда мечтательность, вновь сменяясь холодным расчетом. Его Сокол действительно слишком серьезен для человека, находящегося в услужении у Бога Хаоса.
- Какой же это будет дар, если одариваемому придется делать всю грязную работу самому? - демонстративно удивляется Локи, но всё же удерживается от соблазна еще раз щелкнуть человека по носу. - Миссий нам хватает и тут, - он небрежно взмахивает рукой, будто отметая рутину прочь, - а это будет... забавное приключение, совмещенное с экскурсией по лучшим туристическим местам Асграда.
Как правило, Локи, как и агент Бартон, предпочитает четкий план действий; но у себя дома - а Золотой Город остается для йотуна домом несмотря на все потрясения, потому что именно на Асгард завязана его магия - можно позволить себе риск и экспромт.
Неторопливые шаги приводят бога за спину своего смертного, и он, поддавшись порыву, опускает руки на его плечи, наклоняясь ближе к уху.
- Но для твоего душевного спокойствия, - мурлычет он, - я, так уж и быть, проведу короткий брифинг.
Сквозь панорамные окна больше не виден город; стекло превращается в иллюзорный экран, дающий видео-сопровождение словам Локи. А тот распрямляется, так и оставив ладони лежать на плечах Клинта: не видя выражения его лица, он сможет оценить его реакцию хотя бы по напряжению мышц.
- Итак, у нас есть Идунн, - экран-окно показывает белокурую девушку, в руках у которой - корзина яблок, - имеющая при себе стратегический запас эликсира бессмертия, в простонародье считающегося яблоками, - поясняет Локи, вернувшись от высокого слога к привычной полу-шутливой манере. - Она раздает их при необходимости, причем содержимое корзины пополняется автоматически, и поскольку она официально является богиней Вечной Молодости, принято думать, что именно ее нужно охранять, чтобы враг не добрался до яблок. Как ни печально это признавать, асы в большинстве своем не задумываются о том, откуда эти яблоки берутся изначально, - Локи пожимает плечами, инстинктивно чуть напрягая пальцы. Картинка на экране сменяется панорамой леса, среди обычных деревьев которого выделяется раскидистая яблоня. - Истинный источник нашего бессмертия охраняется в первую очередь именно этим невежеством, хотя магия тоже не дремлет. Норны, прядущие наши судьбы, сидят у корней дерева, а незваным гостям они никогда не рады. Но мы с тобой не пойдем к ним в гости пешком, - Локи вновь наклоняется ниже, потому что следующие слова человек должен услышать ясно и четко. - Думаю, долететь туда будет гораздо проще, а клюв - ничуть не хуже зубов, когда хочется полакомиться яблоком.

- Ты намекаешь на мое бессилие или на мой склероз? - подозрительно прищурившись, спрашивает Локи. - За подобные насмешки жизнь в птичьем теле была бы самым подходящим наказанием, - добавляет он строго, хотя уголки губ так и просятся растянуться в улыбке.
Ладонь Локи, раньше лежавшая на плече, теперь опускается на шею, чуть выше ворота футболки. Прикосновение можно в равной степени принять за ласку и за угрозу: в пальцах бога, уверенно лежащих на загривке смертного, достаточно силы, чтобы одним движением переломить ему хребет. Но Локи, конечно же, не причинит своему Соколу вреда.
- Тебе, может быть, так понравится быть соколом не только в моих глазах, что ты вовсе не захочешь возвращать себе человеческий облик, - насмешливо рассуждает он, не позволяя себе задуматься, зачем он снова нашел повод, чтобы не отнимать руки.
Для бога, привыкшего самому менять обличья, преображение спутника не составит труда. В идеале стоило бы дать Бартону возможность освоиться в чуждой форме и встать на крыло еще в Мидгарде, где не нужно думать об опасности быть обнаруженным. Однако мир смертных, в отличие от Асгарда, не спешит делиться своей силой, а Локи не хочет рисковать тем, что трансформация покалечит Клинта. Когда культ Локи наберет силы - а все говорит за то, что за этим дело не станет - вот тогда Небоходец сможет безбоязненно брать с собой в небо и своих слуг.
Оконное стекло, лишенное сейда, вновь стало просто стеклом, и струйки воды возвращают мысли Локи к более близким и менее приятным свершениям.
- Боюсь только, твоей награде придется немного подождать, - вздыхает он. - Встреча с Тором должна состояться раньше: иначе, если ему взбредет в голову меня искать, под угрозой окажутся любые планы, которые мы с тобой сможем построить. В связи с чем... - после секундной паузы добавляет Локи, и всё-таки убирает руку, направляясь к журнальному столику за оставленным на нём планшетом, - завтра тебе придется еще немного послужить своему богу. Я знаю, где примерно искать Тора, - бог демонстрирует своему Соколу карту Нью-Йорка с парой подсвеченных красным кварталов, - но мне нужно четкое представление о том, где именно он обретается и чем занимает свои дни.
Бартону не нужно объяснять, какое преимущество дает подобное знание, и Локи не сомневается, что этот его приказ будет выполнен так же быстро и четко, как и все предыдущие.