Кровей в Эрике было намешано, что трав в ведьминском вареве. Еврейская, немецкая (не самое приятное сочетание, но что уж тут поделаешь), ирландская, английская... Бабушка по отцу утверждала, что ещё и русская, но Эрик мало ей верил - просто бабушка считала русских причастными ко всему. Преимущественно, конечно, плохому, что невольно заставляло задуматься, а таким ли хорошим внуком он был.
Впрочем, сам Леншерр, как и многие жители США (даже если они - чистокровные китайцы и приехали в благословенный Новый Свет три месяца назад), считал себя американцем. Соединённые Штаты, в которых было всё - от забытых богом городков, где постоянные перебои с электричеством и пахнет коровьим дерьмом - до металлически-стеклянных башен Нью-Йорка - вполне устраивали и были созвучны его натуре.
Может быть, именно из-за намешанных кровей ему с детства так легко давались иностранные языки. Это определённо был дар, и, повзрослев, он использовал его на полную катушку, разъезжая по свету сначала просто так, а потом - уже в качестве агента Моссада. Туда его привёл отец, тоже агент, вышедший в отставку, но эта работа оказалась не по вкусу Эрику и через пару лет он переквалифицировался в военные переводчики. Благо, войны на чёртовой планете и не думали заканчиваться, так что работёнка была всегда.
В этот раз он подал запрос на отправку в Африку - там в очередной раз в очередной бывшей британской колонии случился очередной государственный переворот. После которого, очевидно, к власти придёт очередной "вождь", которого по какой-то нелепой причине станут именовать "президентом". Местные наречия он знал не так хорошо, но как раз увлёкся чёрным континентом, это было бы хорошей практикой.
А потом случилось Косово, и ему мягко, но безапеляционно ответили: никакой Африки.

Как-то он жил в Сербии около года - исключительно по личным причинам, но девушка оказалась слишком настойчива. После расставания она названивала ему едва ли не каждый день и объявляла, что беременна близнецами, но зная нрав сербки, она могла и не то придумать, даже приписать Эрику убийство Кеннеди.

В общем, он оказался тут и сейчас ехал в бронетранспортёре в довольно приподнятом настроении - накануне по-крупному выиграл в покер у одного французского лейтенанта, и это показалось ему хорошим знаком. Хорошо было бы ещё и помнить имена всех этих солдат, хотя его задача прежде всего - общение с местными.
Машина, даже такая мощная, подпрыгивала на ухабах. "Очевидно, дорог тут не ремонтировали со времён Османской империи", - мрачно подумал Леншерр. Он любил мягкую зиму южных штатов, в которых обычно жил, но никак не промозглую сырость и колкий ветер.
Но даже так ему удалось задремать - ночь покера, признаться, затянулась до самого утра.

... Проснулся он от звона в ушах и в первый миг соображал, какого чёрта он делает в самолёте - только там так уши закладывает, но вот почему так раскалывается голова...
Глаза, наконец, соизволили открыться, и Эрик увидел перед собой стену огня. Он чертыхнулся, мало понимая, что происходит, особенно когда заметил, что люк бронетранспортёра оказался не сверху, а сбоку, но раздумывать было некогда. Он навалился на крышку, но та не поддалась. Эрик выругался и попробовал ещё раз. Безрезультатно. Становилось невозможно жарко, сейчас он бы дорого отдал за то, чтобы снова почувствовать казавшийся мерзким зимний ветер. Согнувшись от резкого приступа кашля, Леншерр злобно посмотрел на злосчастный люк, и тот вдруг распахнулся.
"Что за..."
Впрочем, тут же в голове воцарилась сияющая белая пустота - как снег, на который он вывалился, прикрыв глаза. Сил хватило на то, чтобы отползти на несколько метров и повертеть головой в поисках выживших. Судя по всему, машину подорвали, к счастью, подрывников, чтобы добить его контрольным, рядом не было. Может, старая мина. Чёрт бы её побрал.
Подняться на ноги удалось не сразу - голова всё ещё кружилась - но Эрик отчаянно не хотел вот так подыхать на снегу.
- Хэй, - крикнул он, вернее, попытался крикнуть, но вышел, скорее, какой-то скрип или скрежет.- Хэй, есть кто живой?

Ответ Эрик услышал буквально через несколько секунд, но они показались ему вечностью. Странно, это такое избитое определение, когда читаешь о нём в книгах, то совершенно не обращаешь внимания, продолжая чтение, и никогда не думаешь, что в самом деле стоит за этими словами.
За этими словами был холодный страх, отчаяние, и лёгкий, точно лучик света туманным утром, проблеск надежды. Леншерр не помнил, как звали этого солдата, попытался вспомнить, но тщетно, тем более в голове всё ещё звенело. Но кажется, ему чертовски повезло, что здесь оказался именно этот парень - даже после случившегося реакция у него осталась на высоте, не то не избежать бы им просмолки огоньком и дымом взорвавшегося бронетранспортёра - в какой-то момент взгляд Эрика ещё успел зафиксировать летящий прямо в них покорёженный кусок металла, но он внезапно пролетел мимо.
Отряхиваясь от снега, куда они с солдатом упали, Эрик коротко кивнул на его вопрос.
- Цел.

Сейчас, когда опасность действительно миновала, в нём начала закипать злость, - кажется, это вторая стадия после отчаяния, да? Это, чёрт подери, должно было быть обычной проверкой, достаточно безопасной "вылазкой", насколько вообще может быть безопасной вылазка в стране, где шла гражданская война. И если, мать его, всё началось вот так, как оно закончится?
Наверное, сам Эрик предпочёл бы попробовать вернуться на базу, но вот беда - он не был военным, а эти не терпят мнения гражданских. Хотя что толку от военного без оружия? Разве что умение ориентироваться на местности. Оставалось надеяться на то, что солдат был не из бездельников и лентяев и перед операцией хотя бы разок удосужился заглянуть в карту местности. Впрочем, об этом можно было и поинтересоваться, хотя особо говорить не хотелось: перед глазами всё ещё стояли окровавленные трупы тех, кто ещё вчера беспечно улыбался, проигрывал мелочь в карты, украдкой от руководства, конечно; строил планы на "когда мы вернёмся домой".
"А мы вернёмся домой?"

Эрик любил Штаты. Много поколесил по ним, так что видел не только большие города, вроде родного Чикаго или Большого Яблока. Глядя на непроходимые леса Мэна, тянущиеся к небу секвойи штата Вашингтон; закат в аризонской пустыне; слепящие огни Лас-Вегаса, чёрт, да в этой стране было что угодно - сразу становилось понятно, за что боролись те, кто несколько веков назад пересёк океан в поисках лучшей жизни. Земли для всех, кто ищет убежища, себя или новых возможностей. За эту землю стоило драться.
Леншерр искренне не понимал, за что дрались балканцы. За крохотный клочок суши, который завоёвывали по очереди империи? За эту бескрайнюю белую пустыню с эхом прошедших войн, одно из которых только что, мать твою, унесло жизни десятка молодых парней?
Эрик зло сжал зубы и перевёл взгляд на идущего рядом.
- Ты хоть примерно понимаешь, куда мы шагаем? - негромко поинтересовался он, пытаясь рассмотреть что-то на горизонте, а потом так же негромко добавил. - Я Эрик Леншерр.

Через полчаса ходьбы по заснеженному бездорожью (потому что дорогой это можно было назвать с превеликой натяжкой) Эрик, любивший даже чикагские зимы с пронизывающими ветрами, понял, что отныне он на долгое время возненавидит это время года, эту страну и даже, пожалуй, белый цвет. Хорошо, хоть невольный попутчик ему попался неразговорчивый - меньше всего Леншерру сейчас хотелось бы слушать стенания о том, насколько всё паршиво (потому что только идиот не понимает, насколько - в глазах до сих пор - алая кровь на белом снегу, как чёртова сказка о Белоснежке, только не для детей. Впрочем, может, тут, на Балканах, детям рассказывают именно такие сказки - кровавые, жестокие, готовя их к тому, что через лет десять они возьмут в руки оружие и пойдут решетить своих бывших соседей, друзей по песочнице и детским играм лишь потому, что одни верят в Христа, а другие - в Аллаха).
Эрик помотал головой - что только не лезет в голову, когда так идёшь и идёшь, и часто моргаешь, и слепящий снег и сам окрашивается в красный, чёрт бы его побрал. Чёрт бы побрал Сербию с её Косово и вечной войной. Почему ему кажется, что даже в Африке сейчас было бы комфортнее? Хотя это наверняка самообман - война - паршивая херня в любом случае, и где-нибудь на вересковых пустошах Шотландии или Уэльса она не будет эстетичнее, чем на этой забытой богом земле.

Сержант Брэд Колберт, похоже, карту и правда знал, потому что шагал достаточно уверенно, Эрик старался не отставать. Увидев рассыпанные, будто горсть семечек, по склону, домики, Леншерр даже приободрился. Будет ли их в Штимле ждать полиция, или нет, но хоть у кого-то из местных должен быть телефон. На почте, или в больнице, или в магазине, или что там есть из цивилизации. Да уже какой-никакой транспорт - и тот бы стал палочкой-выручалочкой. Тут наступала его вотчина, с местными он уж попытается договориться, и, возможно, даже хорошо, что у них с сержантом нет оружия.

Вот только это мнение Эрику пришлось тут же переменить, сразу после того, как Колберт заметил странную картину, ничего хорошего не предвещавшую. Они действительно стояли тут, как два изваяния самим себе, никакой белой маскировочной формы на них не было (ведь это, твою мать, должно было быть о-быч-ным заданием. А что - обычное задание, обычная мина, обычные трупы на поле...
Обычные Балканы).
Леншерр молча и коротко кивнул сержанту Колберту, и они заторопились укрыться за спасительным пригорком, когда прямо за ними послышались выстрелы, а уже через секунды ветер донёс сербское: "Стои, пичка матер!". Эрик ещё успел ехидно подумать, что ради приличия они могли бы вначале крикнуть "Стой!", а уж потом стрелять, но этим парням, похоже, было не до приличий.
Он резко остановился - до горы было не так близко, и их бы наверняка подстрелили, как зайцев - кем бы они ни были, у них было пятнадцать автоматов.
Что за чёрт.
Эрик не мог видеть отсюда, но он поймал себя на мысли, что точно знает - у них пятнадцать автоматов. У троих - по паре ножей. А ещё у одного...
Какого хрена с тобой происходит, Леншерр?!
Он сжал руку в кулак - отставим разбирательства со своим мозгом на потом, давай попробуем выжить. Кричали по-сербски, но это ничего не значит, подойдут поближе, заговорят, албанский акцент он различит.
Что ж, сержант дорогу нашёл, и не его вина, что так всё вышло. Теперь - очередь Эрика.
- Молчи, - негромко сказал Леншерр Колберту. - Давай вначале я определю, сербы это или албанцы. Если сербы, закашляюсь, если албанцы - сплюну на снег.
Надеюсь, не свои зубы.
Чертовски глупые, даже тупые знаки, но ничего лучше в голову не приходило на этом пронизывающем ветру, да под дулами автоматов.
Пятнадцати, мать их так, автоматов. Теперь он это явственно видел.

Насколько он успел узнать балканцев за пару лет, прожитых в Белграде, они сначала делали, а потом думали. И в этом их грёбаном качестве различий не было, мать его, никаких - разная вера, разная национальность, из-за чего они веками косили друг друга, уже не играли никакой роли. Это их объединяло.
Поэтому, положа руку на сердце, Леншерру было практически всё равно, кто подошёл к ним с автоматами. Шансы договориться - если не нулевые, то где-то близко к нулю ползут. Радовало только одно - хотя бы не придётся подыхать в одиночестве, это, конечно, невеликое утешение, но хоть что-то. Впрочем, так просто он сдаваться не собирался, и капрал Колберт, похоже, тоже, хотя его мысли при всём желании Эрик прочесть не мог. Но это и так было видно, по внешней собранности и непоказной, но заметной уверенности. Настоящий военный. Хороший военный, что в наши времена большая редкость, как всегда считал Леншерр.

Пришедшие быстро, но тщательно их обыскали, пока не произнося ни слова, а после этого обыскивавший повернулся к остальным и коротко кивнул - всё, мол, в порядке.
От группы отделился самый низкий из всех - его тёмные глаза недобро поблескивали под кустистыми, густыми бровями, а правую щеку пересекал глубокий старый шрам - прямо балканский пират, мать его.
- Америцанс? - хрипло поинтересовался он, приблизившись к Брэду почти вплотную. Даже со своего места, на морозном ветру Эрик чувствовал запах исходящего от балканца дешёвого табака.
- Да, наравно, - тут же ответил Эрик, переводя внимание на себя. "Ну же, говори ещё, по одному слову хрен я пойму, кто ты!"

Леншерр любил славянские языки, только поэтому он учил не только сербский, на котором говорили белградцы, но и все его диалекты. Ему нравилась мягкость и напевность славянской речи, да и грамматика не казалась безумно сложной, как считали многие. Акценты и диалекты же лучше всего "вылавливались" в кафанах - этом турецком наследии, балканских вавилонских башнях, где сербы, хорваты, албанцы, косовары и все прочие пили кофе, ракию, вино, и курили, курили, курили...

Шрамолицый глянул на Леншерра искоса.
- Амерички војни зна наш језик? - удивления в голосе не было, скорее, даже гордость - вот, мол, даже янки выучили великий сербский язык, на котором вот-вот заговорит весь мир.
- Ја сам преводилац. Имамо миран мисију, - конечно, это звучало глупо - ну, допустим, он и вправду переводчик, но кто бы на их месте не сказал про "мирную миссию"? Впрочем, вся эта волынка тянулась лишь для того, чтобы Эрик убедился точно - перед ними албанцы. Он коротко сплюнул на снег, не глядя на Брэда, а только на шрамолицего. Ну, что дальше? Если их до сих пор не расстреляли... чего они хотят? Выкупа? Глупо, они с капралом слишком мелкие сошки. Пыток? Уже бы тащили куда-нибудь, а не разговоры разговаривали. Что же, мать твою, произошло в той деревне?

Эрик не мог назвать себя оптимистом, в его случае стакан был, скорее, наполовину пуст, чем наполовину полон, хотя в нынешней ситуации он предпочёл бы не вдаваться в риторику и философию, а просто бы выпил этот стакан - желательно, с чем-то горячительным, будь то чёрный чай, самый дорогой виски или дешёвый портвейн за три бакса. В любом случае, он не тешил себя лишней надеждой, что им с Брэдом удалось второй раз за этот чёртов день избежать сухих цепких рук старухи с косой. Албанцы, как никто на Балканах, были скоры на расправу, и то, что их пока (он подчеркнул это про себя) не расстреляли, для Эрика значило лишь одно - у боевиков припасено в рукаве что-то иное, что может легко оказаться чем-то похуже быстрой и безболезненной смерти.

В голливудских фильмах в такие моменты обычно появляется морская пехота Соединенных штатов и бодро спасает героев, и, чёрт подери, это было одновременно самое смешное и паршивое.
По пути к деревне (с десяток ветхих, покосившихся домов с пустыми, вымершими дворами, ни мычания коровы, ни, на худой конец, лая собак) Эрик, конечно, пытался подслушать, о чём будут переговариваться албанцы, чтобы иметь хоть крупицу информации об их с Брэдом дальнейшей судьбе, но балканцы угрюмо молчали, лишь один попросил у другого закурить - вряд ли в этом был какой-то тайный знак, да и какой смысл? Сейчас именно они, а не американцы, были хозяевами положения.

Хотя во всё ещё метущей на пологой местности поземке трудно было что-то разглядеть, они прошли довольно близко от тел, темневших на белом снегу и отчего-то напоминавших туго набитые мусорные мешки. Леншерр попытался подсчитать их количество, но сбился где-то на тридцати. Признаться честно, даже не хотелось думать, свидетелями чему они невольно стали.
Когда их заперли в каком-то хлеву, Эрик ещё раз подумал о том, насколько же это глупо - воевать за вот такие забытые богом сёла с их сараюшками, прохудившимися крышами, землёй, в которой и полезных-то ископаемых особо нет - так, сама земля, на которой растёт виноград и сливы, из которых потом сделают сливовицу и напьются, чтобы завтра встать спозаранку и снова воевать за сараюшки, крыши, землю, в которой ничего нет... А потом он вспомнил, откуда родом его предки: в каменистой, выжженной солнцем земле Израиля тоже не было ничего "такого", да и земли той было - пятно на карте мира. А война за него продолжалась до сих пор, и землю эту называли Обетованной.
Его мысли прервал негромкий голос Брэда, и Эрик кивнул.
- Видел. И переодевают в гражданское. Значит, убили каких-то военных? - он обернулся к Колберту, чтобы рассмотреть его в полумраке хлева, подышал себе на руки, отогревая их, и именно в этот момент снова почувствовал то странное ощущение, которое уже появлялось сегодня.
Пятнадцать автоматов.
Нож в сапоге капрала.
Он не знал, как это объяснить, мать твою. Нет, ощущения были вполне обычные - холод в пальцах, как будто сам берёшься за лезвие ножа, чувствуя под рукой его гладкость; лёгкое покалывание, как будто пробуешь, хорошо ли этот нож заточен... Но он не видел у Брэда этого оружия. Не мог знать.
- У тебя есть нож? - так же негромко поинтересовался он и указал рукой на сапог капрала, как в ту же минуту из голенища показалась тёмная рукоять.
Эрик машинально отступил назад и уставился на свою руку, будто это было что-то чужеродное или вообще ядовитая змея, невесть откуда выползшая из рукава его форменной куртки.

Эрик подумал, что он никогда так не любил Америку, как сейчас, в этом стылом хлеву на задворках Европы. Сейчас смешными казались все американские городские легенды и страшилки, все рассказы и повести Стивена Кинга о взбесившихся машинах, забитых телекинетичках в пубертатном возрасте и не в меру религиозных детях кукурузы. Здесь ты отчётливо понимал: самое страшное обычно выглядит довольно просто и неброско, а смерть не любит голливудского пафоса и не будет ждать, пока ты произнесёшь красивую речь, она примет облик албанского боевика и всадит тебе пулю в голову.
- Должны были, - Эрик привалился к стене, скрестив руки и ноги. Прекрасно знал, что так теплее не будет, но двигаться не хотелось вовсе. - И если бы это были не местные полицейские, то, вероятно, так бы всё и было. А сербские, - он выругался. - Это, знаешь, такая помесь цыганского табора, четников и всё с темпераментом итальянских карабинеров. В общем, предсказуемость и чёткое следование приказам - не самая сильная их сторона, - он замолчал, поняв, что слишком разговорился. В конце концов, он отправился сюда совершенно добровольно, поэтому если уж и стоило кого-то винить, то самого себя, а не идиотизм местного населения, включая силовиков.

Брэд. в свою очередь, действовал, как и положено настоящему солдату - тут же проверил помещение на возможность побега, сделал несколько физических упражнений. Эрик искоса наблюдал за ним, не отлипая от стенки, оживившись, только когда тот стал снова прятать нож. Колберт не обратил никакого внимания на эту... странность, только обрадовался, что заметил это лишь Леншерр.
"Может, и правда всё нормально, и это последствия взрыва сказываются?" - подумал Эрик и решил, что в любом случае лучше будет помалкивать. Не хватало того, чтобы капрал счёл его либо сумасшедшим, либо контуженым.

Дверь распахнулась неожиданно, хотя Леншерр убеждал себя, что готов к такому повороту событий. В хлеве объявился один из боевиков, оглядел пленников, от души посветив фонарём в лица и хмуро бросил, указав на Колберта:
- Ти идеш са мном.
Эрик немедленно сделал шаг вперёд, подняв руки. Понятное дело, что их хотели разделить, но если уж подыхать, то хотелось перед этим видеть нормальное лицо, а не этих ублюдков.
- Чекај. Он не говори на српском. Ја ћу преводити. Ми смо ненаоружани.
"Ну же, слышишь, урод, без оружия. Или твой главный знает английский? Вот уж сомневаюсь, вы тут все ненавидите пришлых, все".
Албанец раздумывал пару секунд, а потом кивнул.
- Оставите оба.
- Выходим вместе, - сообщил Эрик Колберту, не опуская рук. Албанец, скорее, для проформы наставил на них автомат и так, под дулом, довёл до одного из домиков деревни.

Ожидая начала разговора, Эрик вдруг подумал, насколько неуместным и одновременно с тем органичным смотрелся тут этот коренастый албанец. В убогой, но отчего-то уютной (возможно, после стылого хлева) комнатке, где наверняка не так давно обедали большой шумной семьёй, громко переговариваясь за нехитрыми блюдами - кукурузная каша, брынза, неизменная сливовица - теперь поселилась война и конкретно вот этот её сын - грязный, с пронизывающим взглядом. И в то же время казалось, сними с него форму, одень рубаху, дай рюмку ракии в руку - и уйдёт эта злоба, и перед ними окажется уже не сын войны, а просто сын земли. Леншерр никогда не думал, что такие мысли придут ему в голову в подобное время, когда решается его участь, но разве можно уследить за своими мыслями? Вон, капрал - тот наверняка и в этот момент был собран и думал только о том, чтобы выжить. Военную хватку не пропьёшь.

Шрамолицый молчал недолго, но свою паузу всё же выдержал. Потом остановил взгляд на Эрике и негромко поинтересовался:
- Како знаш наш језик?
- Живео сам са вама неколико година, - так же негромко ответил Леншерр. Он не счёл нужным вдаваться в подробности, откуда знает их язык, а главное - не стал вдаваться в подробности, у каких таких "них" он жил несколько лет. Не скажешь же: "Я жил со знойной черноволосой сербкой в Белграде пару лет, от скуки выучил язык, а потом от скуки же бросил её, хотя она позже звонила и уверяла, что беременна близнецами".
Похоже, это нехитрое объяснение удовлетворило албанца, либо же ему было всё равно - он поднялся с места (старый деревянный табурет жалобно скрипнул) и склонился над столом, упираясь в него руками. Очевидно, теперь начинался настоящий разговор.
- Су они животиње, - отчеканил албанец, и Эрик тут же перевёл Брэду, поначалу немного не понимая, о чём речь:
- Это они животные.
Шрамолицый переводить не запрещал, поэтому Леншерр вполголоса продолжал говорить с капралом, отчаянно продираясь через албанский акцент, который он терпеть не мог.
- Они, сербы, звери. Не мы. Я видел, что они сделали в Витине, в Звечане, в Обиличе. Головы женщин на кольях. Изрезанные тела детей.
Албанец говорил ещё долго, не сходя с места, лишь переводя взгляд туда-сюда с одного американца на другого.
- Он говорит, что не хочет нас убивать. Говорит, что мог бы, но не хочет. Хочет, чтобы мы, - Эрик на мгновение замолчал, подыскивая нужное слово. - Сотрудничали. Что мы не ненужные, а нужные свидетели. Ты понимаешь, о чём он?

После этого гнусавого голоса, болтавшего о войне, Эрик подумал о том, что он наверняка возненавидит сербский, албанский, хорватский и прочие балканские языки до конца дней своих. Самая вкусная ирония, впрочем, была в том, что это могло наступить очень и очень скоро - Леншерр едва не улыбнулся от своих "оптимистичных" мыслей, и хорошо, что только едва - мало ли, как мог отреагировать их собеседник на улыбку.
- То ћемо морати да кажемо и коме? - тихо поинтересовался Эрик у шрамолицего, стараясь, чтобы его вопрос прозвучал спокойным, даже будничным тоном.
"Что мы должны будем сказать, и кому, твою мать?"
- Picka mater! - словно эхом откликаясь на его мысли, рявкнул албанец. - Разумете сами! Било је цивилно, ок?
Это "ок" прозвучало так... глупо и нелепо из уст албанца, особенно тут, в полутёмной кухне где-то на окраине Балкан, будто на венский бал один из участников явился в костюме Бэтмена, надувая огромные пузыри из жвачки.
Нет, это определённо был театр абсурда или дурацкий сон, может, он всё же подорвался на той мине, и до сих пор контужен? Лежит, замерзая на обугленном снегу, и ему видится вот эта картина? Или замёрз в тот чёртовом сарае, вместе с Колбертом - глядишь, это было бы лучше, чем эта странная, фарсовая, сумасшедшая реальность, которая становилась всё более непредсказуемой.
- Говорит, что мы, идиоты, сами не понимаем? Сербы тут убили гражданских, запомните, гражданских, - машинально перевёл Эрик капралу.
Албанец тем временем, очевидно, решил, что и так слишком заговорился и крикнул в соседнюю комнату:
- Dawor!
Худощавый высоченный албанец с маленькими глазками - по-видимому, тот самый Давор, немедленно объявился в дверном проёме. Шрамолицый кивнул ему и бросил пару фраз - так быстро, что Эрику удалось уловить лишь "накормить".
- Имате два сата да реше, - напоследок сообщил он американцам, когда тех выводили из комнаты.

К счастью, не в хлев. Это помещение казалось чуланом, но чуланом просторным. На одной из полок коптила керосинка. Через минуту их ожидала так и вовсе приятная вещь - хлеб, козий сыр и пыльная бутылка, в которой плескалось грамм двести прозрачной жидкости.
Эрик уселся на грязноватый пол и потянулся к хлебу.
- В общем, по словам нашего албанского друга, у нас есть два часа, чтобы решить, будем ли помогать этим ублюдкам, которые наверняка хотят выдать убитых за гражданских, - сообщил он. - Можно насладиться чудной трапезой перед казнью.

Отредактировано Erik Lensherr (2014-12-30 18:03:15)

Когда они остались одни, Эрик с каким-то мрачным унынием подумал, насколько же по-разному существуют дух и тело, хоть они и находятся в эдаком... симбиозе. Ведь, казалось бы, перед смертью, как говорят, не надышишься, и логично было было предположить, что и не наешься, а вот поди ж ты - есть всё равно хотелось, организм упорно продолжать требовать пищу, нисколько не считаясь с тем, что, весьма вероятно, вскоре пища ему вообще не понадобится.
Сыр был странный на вкус, солоноватый и водянистый, судя по специфическому резкому привкусу - козий, но голод, как ни странно, утолял хорошо. Леншерр откинулся на прохладную стену, слушая Брэда, который тоже потянулся за едой.
- Расстрел гражданских, - повторил он эхом. - Да, ты прав, расстрел гражданских обязательно сыграет им на руку. Это уже не просто местные разборки, это станет предметом разбирательства комиссии ООН и всё такое. Лучший способ прокричать на весь мир, какие сербы - ублюдки и звери. Хотя, как по мне, они друг друга стоят.

Он помолчал, слушая капрала. Признаться, даже в такой идиотской ситуации приятно было находиться рядом с тем, кто не терял головы и способности к хладнокровным рассуждениям. Сам Леншерр, даже несмотря на свою, по сути, гражданскую специальность, не отличался склонностью к панике, но кто знает, как бы он себя повёл, если бы в невольные сокамерники ему попался кто-то другой, а не этот спокойный Колберт.
- Резонно, - ответил Эрик на его рассуждения, наблюдая, как тот подходит к двери, осматривая её и прислушиваясь к звукам.
Жизнь вообще не особо жалеет людей, и решения, которые она подбрасывает, нечасто бывают простыми, но такого рода решения - это уже слишком. Самое паршивое, что времени на раздумья как раз таки и не было.
- Я бы предпочёл второй вариант, - Эрик на миг прикрыл глаза, взвешивая, стоит ли говорить Брэду о своих опасениях, но иного пути не было - если они намереваются подороже продать свою жизнь, то должны знать предельно ясно, чего ожидать от напарника. - Потому что мне уже надоели эти идиотские разговоры. Вот только, - он сжал зубы, но всё-таки нашёл в себе силы, чтобы признаться, - не знаю, буду ли я тебе помощью, а не обузой. Мне кажется... кажется, что после той аварии меня контузило, или что-то вроде этого, - Эрик ещё больше понизил голос. - Иногда я вижу, как предметы... двигаются сами собой. Например, твой нож, - он просто кивнул на голенище сапога капрала, и будь он проклят, если то самое не повторилось, как чёртово дежа вю! Нож, мастерски спрятанный в сапоге, вылетел из него, как пробка из шампанского.
"Ну вот", - подумал Эрик. "Поздравляю, Леншерр, ты сошёл с ума, оно прогрессирует".
Мысль была неожиданно спокойной, как простая констатация факта. Что ж, как часто говорил его дед Аарон - "всегда умей принять судьбу со спокойствием и достоинством".
И пошло всё к чертям.

Из всех книг Эрик больше всего любил исторические романы - ещё с детства начал с Дрюона и Дюма и понял: пропал. Его особо не интересовали какие-то конкретные эпохи, или персонажи, главное, чтобы у автора был неплохой стиль, и сюжет не провисал - вот и все требования. Прошлое всегда казалось ему более притягательным, чем обыденное настоящее (суровые и смелые военные-трусливые военные-мёртвые военные-Сербия-Нигер-Чад-Албания-Косово-полуразваленный сарай) и уж тем более неопределённое будущее, а попасть в прошлое, к сожалению, можно было лишь в книгах.
Так вот, читая исторические романы, Леншерр почему-то больше всего задумывался над вопросом, какие мысли роились в головах тех, кто шёл на эшафот, тех, кто явственно ощущал, как волосы шевелятся от дыхания старухи с косой. Молились ли они, надеясь на вечную жизнь в посмертии? Или боялись боли? Или вспоминали лица родных и любимых? Или просто сходили с ума в эти несколько шагов перед казнью, и оттого все мысли были их спутанными и хаотичными?

Эрик представлял себе такие ситуации много раз, но он бы никогда не мог и подумать, что за два часа до своей собственной вероятной казни он будет смотреть на кружку, миску и бутылку, полагая, что может сдвинуть их взглядом.
Будь он один, он бы ни за что не согласился признать, что после контузии у него вдруг откуда ни возьмись, проявились сверхъестественные способности. "Очень вовремя", - саркастически заметил он про себя. "Как раз, чтобы успеть заорать: я супергерой, вы, блядские выродки! - и сдохнуть от пули в башке".
Вот только он был не один, а капрал воспринял весь этот фантастический бред весьма серьёзно. И непохоже было, что это он потому, что просто хочет, так сказать, подыграть больному человеку перед его гибелью - Леншерр знал Колберта фактически считанные часы, но уже успел убедиться в его серьёзности и надёжности.

"Чёрт его знает", - подумал Эрик. "Может, именно потому, что он военный, он и может поверить в это. В конце концов, кто, как не военные учёные, в принципе занимается секретными разработками и опытами над людьми? Об этом ходят слухи, а значит, в это можно поверить".
Ну, допустим.
- Я не знаю, как это происходит, - честно признался Эрик. - Я как будто ощущаю металл, не прикасаясь к нему.
Он произнёс это и только потом понял, что сказал.
Металл.
Кусок взорванного БТР-а, просвистевший в миллиметре от уха, автоматы албанцев, нож капрала - всё это объединяло одно - металл.
Он нахрен не чувствовал миску, бутылка была всего лишь бутылкой, а вот при приближении руки к жестяной кружке в пальцах появилось небольшое покалывание, их холодило, как будто он прикоснулся ко льду, но сама кружка отчего-то казалась... пластилиновой. Это невозможно было объяснить словами, это можно было только ощутить, как он ощущал сейчас. Леншерр провёл рукой по воздуху рядом с кружкой (пластилин мягкий, я просто его разглажу), и увидел, как на его глазах вмятина на боку распрямляется.
- Ладно, - едва слышно сказал он, не отрывая взгляда от кружки. - Допустим, теперь и я готов признать, что мне не кажется, - он перевёл взгляд на Колберта и выругался, теперь уже не понижая голоса. - И что мне, чёрт подери, с этим делать?!

Эрик молчал. До этого момента чёткие планы по поводу того, как им следует поступить, выдавал именно Колберт, и это было нормально и логично в ситуации, когда из всей группы выживает солдат и всего лишь военный переводчик. Колберт отвечал за тактику, Эрик - за коммуникативные моменты, но сейчас всё изменилось - в тот миг, когда металл на кружке распрямился. Коммуникация больше не имела значения, потому что время разговоров с албанцами вышло, тактику тоже можно было послать к чертям, потому что, какая, гребаное дерьмо, могла быть тактика в этой по-настоящему патовой ситуации?
И теперь, когда всё привычное и знакомое будто бы перестало существовать, не капрал Колберт должен был думать, что с этим всем делать, и как с этим жить.
С этим предстояло жить именно Эрику, и это нужно было либо принять сейчас, раз и навсегда, либо сразу вешаться.
Слово "жить" тут же отозвалось яркой вспышкой в мыслях. В конце-концов, что они теряли?
- Извини, - наконец, подал голос Леншерр. - Ты прав, ты и не должен знать, как мне с этим жить. Я должен.
Он глянул на кружку, которую Колберт держал в руках, словно бесценное сокровище из восточных сказок. Металл так и просился в руку, как будто был живым питомцем, ищущим хозяина. Это было странное и в то же время невероятное ощущение, которое совсем не хотелось терять.
Как и собственную жизнь, как и жизнь человека, ставшего ему за эти часы... другом?

- Если получится, - повторил слова Колберта Эрик, невесело улыбнувшись. - И ты готов доверить свою жизнь какой-то херне, о природе которой мы не имеем ни малейшего понятия?
Отвечать капралу не пришлось - скрипнула дверь, и шрамолицый албанец громогласно сообщил, что время истекло, и надо бы дать ответ. Руку албанец держал на поясе, где висел и пистолет, и пара армейских ножей явно не балканского производства, и Леншерр поймал себя на мысли, что откуда-то точно знает, какой жест рукой нужно сделать, чтобы притянуть к себе хоть один из этих ножей. Он мельком взглянул на Колберта и едва заметно кивнул.
"Весёлая куча мала, говоришь, капрал? Насчёт весёлой не обещаю, но что-то явно будет".
Эрик скрестил руки на груди и посмотрел на албанца самым наглым взглядом из всех имеющихся в его арсенале.
- Помогнем ти?* - язвительно поинтересовался он. Действительно, наглый взгляд в этом полумраке еще хрен увидишь, а вот интонацию услышишь наверняка. - Пуши ми курац!**

... Очевидно, шрамолицый был настолько разгневан (о чем красноречиво свидетельствовали пару вылетевших зубов Леншерра, оставшихся теперь навечно в этом богом забытом месте, но Эрик, даже сплевывая кровью, был доволен - после этого происшествия он возненавидел все балканские языки, но маты на сербском представляли собой особую прелесть - они звучали очень смешно, но ёмко), что расстреливать их с Брэдом повели не дальше двора домика, где расположилась "ставка" албанцев. Полюбоваться зрелищем вышли все, что значительно облегчало задачу. Теперь Эрик мог на своей шкуре ощутить то, что чувствовали герои его любимых исторических книг, шагая к эшафоту, разве что он не мог представить, что его собственными мыслями в этот момент будет: "Не подведи, металл".

Реакция шрамолицего оказалась безупречной - он молниеносно вскинул пистолет и выстрелил, как только Леншерр выставил вперед правую руку, чтобы металл ему повиновался. Металл повиновался, только не тот, о котором думал Эрик - приспешники шрамолицего остались на своих местах, а вот пуля застыла в воздухе, а затем упала в снег.
Эрик едва не выматерился по-сербски снова, теперь уже от радости пополам с удивлением, и поднял левую руку, слегка поведя ею в сторону.
Брэд был прав, чтоб его, чертяка! Албанцы таскали на себе немыслимое количество металла, и теперь, примагнитившись друг к другу, казались огромным балканским бургером.
Эрику чертовски захотелось домой, в Америку. И бургер. И картошку фри. И эти желания были такими живыми, что он впервые за сегодняшний день по-настоящему поверил, что они с Брэдом выживут.

__________________________
*Помочь тебе?
**Пуши ми курац

Отредактировано Erik Lensherr (2015-05-17 05:15:04)