Дерек, едва не снесший дверь на своем пути, выглядел нервным. Лицо, обычно каменное, сейчас выражало волнение, глаза беспокойно метнулись к электронному табло часов на стене, как будто мобильник, с которого он две минуты назад звонил дяде, не заслуживал доверия в определении времени. Кажется, очередное собрание детского сада, который он считал своей стаей, прошло не лучшим образом. Питер, примерно представлявший, что его ожидает, не стал расспрашивать, как идут дела, ни к чему дергать и без того заведенного Дерека и портить долгожданный момент. Тем более что он предвидел такое развитие событий, а потому подготовился заранее.
Хейл знал, то, чем они сейчас займутся, заставит племянника забыть обо всем. Обо всем, кроме объединяющей их, всепоглощающей страсти, заставляющей сбиваться дыхание и кусать губы, шипеть и материться сквозь зубы, проклиная и себя и свои желания, которым не можешь сопротивляться, и больше всего - человека, который заставляет тебя это чувствовать. Это невозможно было сравнить ни с чем другим.
Он помнил ночь, когда это случилось впервые. Дерек был тогда совсем мальчишкой, его сила только просыпалась, а контролировать ее племянник не мог совсем. Сестра хотела, чтобы именно Питер занимался сыном в этот период жизни, ведь он сам переживал такое совсем недавно и лучше, чем кто бы то ни было мог понять Дерека и помочь ему обуздать растущую силу, то и дело выплескивающуюся вместе с пляшущими гормонами. Мальчик доверился ему, как никому в целом мире. И тогда-то все и произошло.
Наутро обоим было неловко, оба пытались делать вид, что ничего не произошло, но Питер чувствовал удовлетворение, глядя, как племянник прячет глаза, а Дерек, явно получивший именно то, что ему требовалось, выглядел растерянным, смущенным, но гораздо более уравновешенным, чем ночью. Питер знал, ему это было необходимо. Дать выход эмоциям, которые в волчьем обществе принято прятать, поддаться чувствующей стороне своего я. Правда, так же хорошо он знал и то, что ни его сестра, ни общество не одобрит происходящего. Питеру было все равно, а вот Дереку, слишком уж зацикленному на консервативных взглядах своего окружения, это могло сломать жизнь. Так что, когда мальчишка с решительным видом вернулся снова и потребовал еще, они приняли решение держать все в секрете.
С тех пор прошло много лет. Их разделила сначала травма Питера, надолго почти превратившая его в растение, потом ненависть и боль потери. Все это время Хейл ничего не знал о том, как племянник справляется один. О, он, разумеется, предполагал, что Дерек попытается найти ему замену, но кто сможет его заменить? Его мальчик доверится какой-то смазливой пустоголовой кукле так же, как доверялся ему? Раскроется? Чушь!
И вдруг теперь, после стольких лет, Дерек сказал, что хочет попробовать снова. Нет, он не просто сказал, он требовал. С утра Питеру еле удалось отбиться под предлогом того, что, продержавшись впроголодь столько лет негоже набивать живот фастфудом. Дерек сопротивлялся, но его дядя умел быть убедительным, особенно раздавая авансы. И вот, момент настал.

- Наконец-то ты здесь, - он поманил племянника к себе на диван, по губам поползла удовлетворенная ухмылка. – Я уже устал ждать.

Все было точно так, как он ожидал и все же лучше, чем он ожидал. А может, он просто скучал по всему этому сильнее, чем хотел себе признаться. В конце концов, не только Дерек, тщательно скрывавший свою порочную страсть, нуждался в нем. Ему тоже не хватало племянника.
О, они были рядом все это время. Жили в одном доме, буквально в одной комнате. В этом проклятом лофте и есть всего одна комната! Иногда, по вечерам, в ожидании, пока волосы высохнут после душа, погруженный в просмотр очередного боевика на экране ноутбука, Питер ловил на себе взгляд темных глаз, быстро перемещавшийся на монитор, стоило ему вскинуть голову.  В такие минуты, казалось, Дерек готов выхватить несчастный ноут, и выбросить в окно, лишь бы не отвлекал внимание. И Питер знал, к чему все шло, однако не пытался проявить инициативу. Племянник должен был сам сделать первый шаг. Старший Хейл уже однажды пробовал, сразу после воскрешения: нарвался на жесткий взгляд и высокомерное заявление, что ничего такого Дерек делать не будет. Тем более с ним. Еще и прошипел что-то обидное сквозь зубы. Вообще-то Питер был не из обидчивых, но в тот раз задело.
Но дурак, кто думает, что Хейлы сдаются так просто. Питер ждал. Питер искушал. Питер сделал все, что мог, чтобы для племянника стало невыносимым просто находиться рядом с ним и не думать. Он победил. И вкус победы был только слаще от осознания того, как дорого она досталась.
Дерек, ах Дерек. Кого бы он ни пытался изображать из себя, как бы ни натягивал на лицо маску непробиваемого альфа-самца, внутренне он ничуть не изменился. Это его мальчик. Такой же чувствительный, такой же ранимый, вспыхивающий как спичка от умелой провокации. Им так легко управлять, его эмоции так легко направить в нужное русло. И эти судорожно сжимающиеся пальцы и бешено колотящееся сердце – о, Питер слышал каждый удар! – все это было его заслугой. Надо сказать, Питер не был особенно разборчив в выборе партнеров, особенно в юности. А уж после воскрешения, назло Дереку , вообще перестал вести счет знакомствам. Иногда это были встречи на один раз, иногда общение продолжалось чуть дольше. Ему было все равно, что о нем подумают эти люди, он не скрывал своих склонностей, и если их это не устраивало, отпускал восвояси. Кое-кто бывал доволен и даже хотел задержаться в его жизни. Но рано или поздно, Питер сам избавлялся от них. Потому что так, как с Дереком не было ни с кем. Стоило просто признать и смириться, что это судьба. Они обречены друг на друга, и нет надежды вырваться. Но теперь все будет хорошо, ведь они снова вместе.
Сейчас, устало откинувшись на спинку дивана, запустив пальцы в повлажневшие волосы, Питер улыбался как влюбленный мальчишка, и смотрел на Дерека с нежностью, которой давно уже никто не видел в его взгляде. Будто и не было этих лет пустоты и непонимания, которые, казалось, разделили их навсегда.
- Я скучал, - он зажмурился, но не перестал улыбаться. – Тебе понравилось?

Дерек улыбался ему – невероятно и опьяняюще. Одно это наполняло Питера уверенностью, что он все сделал правильно. Дело не в совращении племянника с избранного пути альфа-самца, в правильности этого Хейл не сомневался никогда, с того самого первого раза. Но теперь он знал, что правильно выбрал и момент и средства, так, чтобы не отпугнуть после долгого перерыва, но заставить желать продолжения.  Теперь он знал, что несмотря на потерянное ими обоими время, не утратил того особого чутья, которое позволяло каждому из двоих получить именно то, чего тот хочет, но при этом чувствовать другого как самого себя. Слышать, как сердца одновременно ускоряют ритм и одновременно замирают перед финалом, чувствовать, как темнота, сменившая яркие образы в самом конце, приносит с собой опустошение и приятную усталость.
Дерек шевельнул губами, Питер улыбнулся шире и подмигнул. Наличие мальчишки за дверью не было для него секретом. В отличие от племянника, полностью отдававшегося ощущениям, он даже в минуты высочайшего блаженства не позволял себе до конца погасить искру рассудка и потому знал, что Стайлз топтался под дверью довольно давно. Учитывая темперамент Дерека, его несдержанность и общую нелюбовь к полумерам, вроде необходимости убавить громкость, было бы не удивительно, если бы кое-какие звуки достигли ушей их незваного гостя. Тем более что в этот раз Питер допустил в их меню нечто новое, такое, чего раньше они не могли себе позволить: легкую нотку утонченной жестокости. С тем Дереком, которого он знал прежде, так было нельзя, он был еще слишком уязвим, слишком слаб. Теперь, глядя как вспыхивают алым глаза племянника в особенно острые моменты, как слетают с губ проклятья, он чувствовал такое удовлетворение, как никогда прежде. А Стайлз? Что Стайлз? Он всего лишь мальчишка и всего лишь человек. Потолкается под дверью и уйдет, подумает, что показалось. Раз уж Дереку хочется любой ценой сохранить происходящее в секрете – почему бы и нет?
- Как пожелаешь,  - он ответил так же, одними губами; без звука это должно было походить на воздушный поцелуй, и Питер продолжил ассоциацию, прикрыв глаза в демонстративном, чуть преувеличенном  блаженстве.  Он не узнавал себя. Еще совсем недавно он был уверен, что в ответ на немую мольбу Дерека рассмеется, откроет дверь и предложит мальчишке присоединиться. Скорее всего, положив таким образом конец этим странным, но на удивление постоянным отношениям. Впрочем, если был шанс, что Стилински согласится, едва ли вчерашний Питер отказался бы от такой перспективы, хотя и с трудом представлял себе, какой от  прок от его участия. Сейчас же и самому хотелось сохранить все в тайне. Нет, он не ревновал Дерека. Сейчас, после всего, что происходило сейчас между ними, двумя взрослыми мужчинами, дядей и племянником, альфой и не знающей своего места бетой, Дерек был ему ближе, чем все, с кем он когда-либо спал и все, кого когда-либо любил. И он не сомневался, что это работает в обе стороны.
- Второй раунд твой.

Дни и ночи пролетали, будто секунды. Питер пребывал в прекрасном расположении духа, он излучал в пространство волны любви и удовлетворения с такой интенсивностью, что любого, кроме Дерека, попадавшего в зону облучения, немедленно начинало тошнить. Питер наслаждался и этим. Ничто так не укрепляет твое собственное счастье, как чужая зависть. Даже движения его изменились: если раньше ему была свойственна резкость и порывистость хищника, то теперь он производил впечатление вальяжного домашнего кота, чьим прихотям не переставали потворствовать. Он стал щедр, он стал терпелив к подростковой глупости, он говорил с забегавшим к ним нервным Стайлзом с той нежной снисходительностью, с какой мать рассказывает ребенку про то, что Санта Клаус случайно перепутал подарки и вместо мотороллера подарил комплект энциклопедий. "Санта Клауса не существует, Стайлз. Твой подарок достался мне. Это со мной он провел прошлую ночь. Это ко мне он торопится, едва успевая попрощаться. Ты заметил, какими скомканными стали ваши свидания за прошедшие несколько дней? Это моя заслуга". Его улыбка говорила об этом, его взгляд кричал об этом, его голос, когда он, не моргнув глазом, врал в телефон Дерека, что тот уехал по делам и забыл трубку, вопил об этом дурниной, несмотря на мурлычащий шепот. У них с Дереком снова была общая на двоих тайна. Острая, постыдная, но тем приятнее ее хранить, обмениваясь многозначительными взглядами за чужими спинами, усматривая двусмысленности в самых невинных мелочах. Дерек демонстративно злился на него, одергивал и по поводу и без повода цеплялся, особенно на людях, но Питеру  это доставляло удовольствие, потому что в якобы раздраженном голосе Дерека и хмуром взгляде читалось то же нетерпение, что ощущал он сам, предвкушая новый "марафон".
С садистскими "играми" они на время завязали: четыре бесконечно длинных ночи по десять часов оставили достаточный след, если не на их телах, то в воображении, и Питер, зная, что еще по крайней мере год ничего такого повторить не удастся, вовсе не сожалел об этом. Теперь, когда Дерек снова оказался на поводке, можно было отойти от экзотики и коснуться чего-то более традиционного. Трогательного. Упоительно-нежного. Такого, что по-хорошему, племянник должен бы разделить со своим тем самым, единственным. Но разве хватит у подростка с битой соображения и чутья, чтобы предложить подобное взамен тисканью в дешевых кинотеатрах или того хуже, в машине с запотевшими окнами, на специально предназначенных для таких вот любителей экзотики стоянках? Конечно, нет.
Он видел, как потемнели глаза Дерека, когда он вошел и увидел, что его ожидает. Собрался возразить - слишком романтично. Слишком чувственно.
- Тс-с, - Питер приложил палец к губам, открыл бутылку вина и протянул Дереку бокал. Пусть они и не пьянели, но ощутить превосходный вкус могли. А вино настраивало на подходящий лад. - Доверься мне. Давай попробуем. И если тебе не понравится, я обещаю, мы прервемся в ту же секунду.

Питер знал, что делает. Он предвидел реакцию Дерека и ждал ее с нетерпением. Ждал того эмоционального отклика, который неизбежно должен был последовать. Не рассчитал он только с одним – как все это подействует на него. А ведь должен был предвидеть! Ведь это Дерек, тот самый Дерек, единственный, кто способен чувствовать так же, как он. И как можно было не понять, что случится, если оба решатся, наконец, посмотреть в глаза правде, и признаться: нет, им не все равно. Это часы, принадлежащие только им двоим, перестали быть простым развлечением, способом отвлечься. Они стали необходимостью, одной из базовых потребностей, выливающихся в ломку, если получение желаемого откладывалось. И этой ночью Питер Хейл понял, насколько он влип. Больше он не сможет без Дерека. А всего-то хотелось немного романтики, и показать, как оно бывает.
На этот раз он не стремился поразить воображение, утопить в ощущениях, взорвать мир племянника к чертям, как делал раз за разом в предыдущие ночи. Там было горячо и больно, остро и изматывающе – с вечерних сумерек и до самого утра. Здесь – мягко и тихо, глубоко, медленно и трогательно… о боги, как трогательно, словно в первый раз! Всего пара часов, недопитое вино в бокалах, свечи – они хотели создать особую атмосферу, но, в конце концов, оказались слишком заняты, чтобы хотя бы запалить… Где-то в самом разгаре процесса проклятый мобильник Дерека завибрировал, и Питер, лишь на мгновение отвлекшись чтобы дотянуться до трубки, раздавил ее в ладони в горстку пластиковой трухи. Посмотрел на племянника с вызовом – попробуй возрази. Дерек не возразил.
В этот раз они не отрубились сразу после финала. Какое-то время оба лежали в полной темноте, на в кои веки разложенном для удобства диване, смотрели в потолок влажно блестящими глазами, и пытались свыкнуться с новыми ощущениями. Молчали. А потом прорвало.  Столько о своих чувствах Питер не говорил никогда. Может, потому что всегда считал это нелепым и слишком сентиментальным. Может, потому что прежние партнеры к такому не располагали. А может, потому что никогда прежде эти слова не рвались с языка так, как сейчас. Он заснул, когда уже начинало светать, не опустошенный, но переполненный чувствами, слушая, как совсем рядом – даже руку протягивать не надо - мирно дышит спящий племянник.

Питер в который раз понял, что не узнает себя, когда в один из вечеров, внезапно даже для себя, предложил попробовать «как тогда».  Листал страницы в интернете, дожидаясь, когда Дерек выйдет из душа (иногда казалось, вся жизнь его в последнее время проходит в ожидании Дерека: когда он вернется от Стайлза, когда определится, чего хочет, когда сможет сказать об этом вслух, не мямля, как будто тут есть, кому его осуждать), наткнулся на картинку. И ничего в ней нет, просто похоже, а понеслось, зацепило. Он и предложил не сразу: не столько сомневался в своих силах, сколько боялся смазать впечатления от того, первого опыта. Правильно говорят, не стоит возвращаться в места, где был счастлив, кто знает, чем это может обернуться: и утраченное волшебство самого первого раза будет не вернуть. Пусть для кого-то со стороны, случайного, чужого, это и было отчаянной пошлостью, отвратительной слабостью, постыдной привычкой – для них с Дереком, тех, кем они были сейчас, кем они стали в ту самую первую ночь – это именно волшебство.  Трогательное и как все, уходящее корнями в раннюю юность, хрупкое.
Его сомнения разрешил племянник, неслышно выросший за спиной. «Смотри, совсем как у нас, помнишь?» Скептическое хмыканье и взгляд, цепляющийся за картинку. В которой ничего и нет, просто похоже. Питер рискнул, как обычно. А Дерек согласился. Пицца? И правда, словно дети. Ну, что же, действительно, не помешает, хотя лучше бы три. Или четыре. Если будет как тогда, одной пиццы им не хватит и одного дня тоже. Тогда… на сколько их затянуло, прежде чем Дереку показалось, что кто-то узнал, и он «завязал»? О, завязывал он увлекательно, долго и мучительно, регулярно срывался к вящей радости дяди, да так предсказуемо, что Питер всегда оказывался готов к его появлению. Сейчас, они про эти попытки вспоминали со смехом, оба. И то, что племянник наконец-то научился улыбаться при напоминании об объединяющей их страсти, тоже значило многое. Он наконец-то принял себя.
Пиццу привезли вовремя. Дерек – не тот Дерек-подросток, щуплый и нескладный, а сегодняшний Дерек, уже не альфа, но все еще один из самых сильных оборотней Бикон Хиллз, превосходивший его ростом почти на голову, посмотрел на него с дивана, вызывающе и насмешливо, демонстрируя полное отсутствие настроя. Питер улыбнулся и сел рядом, щелкнул пультом телевизора, специально купленного для атмосферы: а почему бы и нет, раз у них тут пицца, и картошка?  И Дерек с насмешливыми карими глазами, мало изменившимися за прошедшие годы, в отличие от их обладателя.  Да и изменился ли обладатель?
На экране замелькали кадры, благо, канал выбирать не пришлось, понеслась заунывная песенка. Питер сложил ноги на свой край стола и, не глядя, потянулся за пиццей. Дерек закинул безразмерные кроссовки на придвинутый стул, и зашарил в коробке тоже. Они схватили один кусок пиццы, как в дурацкой подростковой истории про любовь. Только в их случае, никто не хотел уступать, каждый рванул к себе и ошметки теста, помидоров и сыра брызнули в стороны. На пол, на новые джинсы Дерека, на обивку дивана, стоившего больше, чем лофт с землей, на которой стоял. Они рассмеялись, глядя друг на друга, добавляя сходства с идиотской комедией. И в это время с экрана донесся хорошо знакомый по таким вот "произведениям искусства" стон-всхлип и послышался женский голос, повторяющий мужское имя. Какого-то горячего мексиканского парня, как можно было догадаться.
Питер посмотрел на Дерека и поймал ответный взгляд. Больше они про пульт не вспоминали. По крайней мере, до утра. А потом еще немного после утреннего душа. И в обед, который Питер, сам не знал, когда успел приготовить, показалось, прямо в процессе, и, наверное, так и было, потому что племянник, взявшийся было помогать, чтобы быстрее закончить, вынудил, в конце концов, совместить приятное с полезным. А потом был вечер. И следующая ночь. И на уикэнд "уехали из города по делам семьи". "Дела семьи", кстати, были правдой. И никого не касается, какие именно у них дела.

Питер не считал себя обделенным детством,  однако и повзрослел давным-давно, стал циничнее, растерял всякую тягу к пустым вроде бы вещам, которые лет в семнадцать кажутся безумно романтичными. И оттого почти невероятным казалось их с Дереком теперешнее пасторальное счастье. Да, слово громкое, но себя оправдывало, и старший Хейл начинал думать, что сейчас он понимает прелесть того, что называется «жизнь на двоих». Если раньше они были родней, то теперь даже со стороны казались семьей, пусть и такой неортодоксальной.
Дни складывались в недели, к хорошему привыкаешь быстро, Питеру начало казаться, что они всегда так жили.  Старые обиды стирались из памяти, годами существовавшие мелкие претензии друг к другу становились поводом для шуток. Племянник даже на «ор в дУше» перестал жаловаться, только усмехался при напоминании да слишком поспешно переводил тему: ему, как никому другому, было известно, что и почему «орет» Питер.
Нет, проблемы оставались. Были волчата, рвущиеся в лофт, как к себе домой (и стоило немалых усилий их отвадить), был Стилински обрывавший телефонные провода, то и дело, объявлявшийся на пороге. В те редкие моменты, когда Хейлы не были заняты чем-то компрометирующим, он даже бывал внутри. Смотрел подозрительно  на деликатно удаляющегося на прогулку Питера, и эта настороженность развлекала тем больше, что «улики» были совсем рядом, разве что у того бы никогда не достало бы сообразительности разглядеть «конкурента» у себя под носом.

В этот раз он снова ушел на прогулку. Пешком. Дерек отправился отстоять свою вахту на посту под названием «Стилински», а Питер решил, что сможет отыскать вдохновение для будущего вечера на улицах города.
Кто ищет, тот всегда найдет. Поначалу идея показалась ему слишком смелой. Да, разумеется, племянник научился ему улыбаться, помогал с готовкой и говорил о чувствах – он даже Кастанеду под кровать перестал прятать, признал, что умеет читать и даже способен рассказать о прочитанном, – но розовые ленты и черный латекс, попытки заигрывать с гендерным самоопределением – не будет ли это слишком даже для его мальчика?
«Не попробуешь - не узнаешь», - Питер заглянул в пакет с покупками и улыбнулся: воображение нарисовало более чем живую картину ближайшего будущего. Сомнения прочь. Он сможет уговорить племянника на что угодно, ведь они сделают это вместе.

- Китайская еда подождет своего часа.
Питеру казалось, что Дерек очень скоро обеспечит его мозолью на языке, и, что характерно, отнюдь не благодаря каким-нибудь изысканным удовольствиям, а исключительно ввиду постоянной необходимости повторять одно и то же: список продуктов изменению не подлежит. В общем-то он понимал, чем продиктована такая тяга племянника к фастфуду, и это, с одной стороны льстило, с другой стороны заставляло укоризненно качать головой: куда так спешить? Ну пропустишь очередную встречу со своим ненаглядным, разве в первый раз, зато удовольствие растянется и умножится, не все же, как подросткам: заперлись дома, прыгнули на неразложенный диван – и вперед. В этом, конечно, есть своя прелесть, но лишь до определенного момента. А если так хотелось проявить инициативу, почему бы не сделать это в другой области? Питер был бы совсем не против более активного участия в выборе и подготовке. Именно в выборе, потому как в самом действе активность племянника в корректировке не нуждалась и продолжала радовать.
- Расслабься, дорогой мой, - Питер отошел от духового шкафа, в который только что поставил запланированные кексы, выпустил в рот порцию взбитых сливок из баллона. Погонял во рту, проглотил, и, поймав цепкий взгляд племянника, слизнул из уголка губ остатки. Улыбнулся. – Ты к этому готов, мы оба готовы. Если бы я сомневался, не стал бы предлагать, слишком уж дорожу нашей маленькой тайной. - Дерек все еще смотрел недоверчиво. Питер покачал головой, и буквально силой заставил того опуститься на диван, надавив сверху на плечи, а потом наклонился и промурлыкал в ухо. – Давай. Отнесись к этому как к азартной игре. Если не втянешься, я проиграл. Тогда обещаю стать самым смирным и послушным бетой в твоей стае. А если тебе понравится... – Хейл улыбнулся, совершенно уверенный в своей победе, - …выиграем мы оба.
Разумеется, он выиграл это пари, как и все другие, и победа оказалась слаще остальных, потому что вдвоем они делали то, на что ни один в одиночку никогда не решился бы.
- Я победил, - констатировал Питер с удовольствием где-то в разгар действа, и взгляд племянника, на мгновение оторвавшийся от соскальзывающей с обнаженного тела алой ленты, заставил его улыбаться, как сытого кота. Если бы только коты могли улыбаться.
Прошло как по маслу, Дерек пропустил встречу со своим детским садом и тридцать-сорок смс от Стилински. Они сделали паузу, только когда стемнело, решив, что подошло время китайской еды. Кексы сгорели, и ни один из Хейлов не удосужился отвлечься, чтобы не испортить еду. Питера даже это не расстраивало, все равно украсить их теперь нечем: сливки оказались вкусными, вписались в происходящее идеально, и он с трудом теперь вспоминал, что вообще-то не большой любитель сладкого, как и Дерек. Что же, все течет, все меняется, как говорят мудрые.
- Надеюсь, вполне очевидно, что на послушного бету тебе в ближайшие несколько месяцев рассчитывать нечего? – проговорил он с усмешкой, скосив глаза на племянника.