CROSSGATE |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » CROSSGATE » - потаенные воспоминания » Nur die Besten sterben jung
NUR DIE BESTEN STERBEN JUNG
[the road back & pacific rim]
Иногда ты даже не задумываешься, сколько дряни в твою жизнь может принести одно-единственное случайное знакомство. Этой дряни много, она течет и отвратно пахнет, того и гляди - захлестнет тебя с головой. Утонуть, захлебнувшись в слизи - не самая героическая смерть, да?
участники: Newton Geiszler, Ludwig Breier, кайдзю 1 шт.
время: сентябрь 2014 года.
место действия: Германия, Гамбург
предупреждения: слизь и мат.
Работать в центральной больнице Гамбурга в равной степени престижно и сложно. Огромный наплыв больных, пострадавших, да и скорые выруливают сюда чаще, чем в менее крупные учреждения. Словом - сущий ад, особенно летом, когда город заполоняют бесшабашные туристы, особенно после того, как второй кайдзю разнес к чертям центральный офис крупнейшей страховой компании. Люди ломанулись напоследок проверять свои драгоценные органы и биохимические показатели крови, пока компания не прикрылась окончательно, так что наплыв пациентов в больницах был, прямо скажем, чудовищный. Рабочих рук не хватало, и в клинику при больнице отправляли всех, кто плохо сидел - и Ньютон был в числе этих неудачников. Операции он сам пока не проводил, в основном лишь ассистируя, а в свободное и не очень время глав.врач вылавливал его и за шкирку тащил к страждущим пациентам, обладающим полным комплектом сомнительных медицинских познаний, взятых, естественно, из интернета. Разговор с каждым из них представлялся молодому врачу чем-то средним между средневековой дыбой и костром испанской инквизиции. Ведь стоило ему спросить, что у человека, собственно, болит, как на него вываливали целый сноп научных терминов - и дай бог, если хотя бы правильно произнесенных. Редкие случаи, когда ему попадался кто-то адекватный, были чем-то вроде локальной фиесты по случаю торжества интеллекта. Еще минут тридцать после такого пациента Ньют держал себя в руках и даже участливо улыбался вновь пришедшим - ровно до следующего рейда по научной номенклатуре.
- Ваши почки не отвалятся, если вы будете принимать это лекарство, - закатывая глаза, скандировал доктор Гайзлер, - Я же не яд вам предлагаю.
Говорил он это сорокалетнему плаксивому мужику, который уже минут пять околачивался на пороге открытой двери кабинета, то порываясь наконец отчалить, то снова задавая какие-то навеянные не то ранним маразмом, не то жарой вопросы. Ньютон стоял рядом с ним, уже не сдерживая раздраженного сопения, готовый вышвырнуть пациента вместе с только что выписанным рецептом на гентамицин. В коридоре на стульчиках приютилось не менее дюжины таких вот сомневающихся, видимо, во всех аспектах бытия и подлинности диплома Ньютона "клиентов". С каждой секундой градус ярости Гайзлера неумолимо повышался.
- Знаете, вы можете барана изображать рядом с кабинетом, а не на его пороге, - сорвался таки врач и, смерив остальных ожидающих гневным взглядом, выпроводил мужчину из кабинета и вышел сам, запирая дверь. - Буду через десять минут.
Надо остыть. В кармане, благо, залежался кошелек, так что можно выйти на улицу и купить что-нибудь пожевать в магазине напротив. Желудок доверительно напомнил, что ел Ньют последний раз вчера вечером, так что перерыв оказался вполне своевременным. Халат только забыл в кабинете оставить, ну это ладно, и так пройдется, благо, от магазина его отделяет лишь дорога. Перебежав ее по "зебре", врач вошел в небольшое помещение, поделенное прилавком и заставленное разного рода продуктами.
Когда Людвиг оказался в Федеративной республике Германия, он решил, что здесь все изменилось к лучшему. Для начала, надеялся он, придумали что-то с транспортом. И – о чудо! – у него чуть сердце не остановилось, когда он увидел перед собой ревущее чудовище, одновременно выползающее на станцию с двух сторон. В общем, метро он так и не смог полюбить.
А еще Людвиг свято верил, что к лучшему изменилась и медицина. В последний раз, когда он видел врача, тот по живому ампутировал ногу его товарищу, Вензелю Лидендорфу, которому перед тем исполнилось восемнадцать лет. С тех пор кареты (машины, машины, да, огромные жуткие монстры с красными крестами на боку) скорой помощи вгоняли его в экзистенциальную тоску, отчего он не стремился встречаться с представителями медицинской науки.
Но иногда приходилось. Когда полгода назад Людвигу все же пришлось посетить больницу, он пришел к выводу, что ничего мало того что не изменилось, так еще и хуже стало. Сто лет назад, перед тем, как ампутировать тебе руку до локтя, спрашивали «готов?», а сейчас пока ты соберешь все документы-бумаги-бумажки-бумажечки, у тебя гангрена до пятки дойдет. Бюрократия!
И не менее бюрократическая организация в лице архива потребовала от Брайера справку для расширения полномочий и доступа. Зачем? О чем? Почему? А чтобы подтвердить, что у тебя нет аллергии на пыль, и ты своими соплями не изгваздаешь ценные фолианты XV века. А то как же – из Дрездена во время войны книги вывезли, а ты их соплями, соплями? Да кто ты такой, чтобы оставлять свои выделения на исторической коже?
Словом, начальник архива был человеком поэтическим и очень дружелюбным. Людвиг посмотрел на него зло, но спорить не стал. Справка так справка, решил он, и первое, что сделал – это обратился к интернету. Брайер еще не понял, где негатив от того, что кто-то придумал интернет, но от всей души верил, что все, что придумали сразу после трассирующих пуль и концлагерей – это плохо. Но нельзя сказать, что пули – это сильно хорошо…
Интернет подсказал ему место. И все же, волей-не волей, пришлось Людвигу идти в больницу, находившуюся, к счастью, рядом с домом. В этом случае бумажная волокита была минимальна: бумажное евро обменивалось на бумажную же справку. Молодой парень, врач, судя по всему, неплохо зарабатывал на таких же, как Людвиг, нелюбителях его коллег и их убежищ.
Справка прокатила, а Людвиг забыл на ближайшее время о больницах вообще. Стоматолог, разве что, ждал его, чтобы лечить все и всех, но Брайер для него вдруг уехал в командировку под Брест, где и остался жить. Так что стоматолог его уже не ждал.
Итак, Людвиг покупал сырокопченую колбасу, почему-то названной финской (в честь Финской войны, устало подумал Людвиг, сразу после работы ни о чем, кроме работы, думать неспособный), в магазине у дома. Поэтому, когда он отошел от кассы, в одной руке у него была палка колбасы, в другой – сдача, и меньше всего он ожидал и хотел увидеть поблизости того самого врача, одетого, ко всему прочему, в халат, у которого покупал справку. Но не поздороваться Людвигу показалось совершенно невежливо. Он ведь как-никак закончил войну лейтенантом.
Вот только имени или фамилии врача вспомнить никак не удавалось.
- Здравствуйте, - окликнул врача Брайер, пряча в карман деньги. Он вдруг понадеялся, что медик его не заметит, их общение не состоится, и получится, наконец-то, дойти до дома.
- Здравствуйте.
Прозвучавший рядом смутно знакомый голос отвлек Ньютона от созерцания готовых сэндвичей, и он обернулся к молодому человеку. Высокий – на пол головы выше него, - суровый на вид, глаза серьезные такие, почти строгие. Сложно было сказать с уверенностью, где он видел раньше этого человека, грешным делом медик даже подумал на ту гребаную дюжину живоглотов, ожидающих его в приемной, но палка колбасы в руках мужчины резво отмела эту мысль. Как бы так выяснить, что это за человек и откуда они знакомы, чтобы не получилось слишком резко.
- Здрасте, - рассеянно произнес Ньют, поправляя очки, - А вы кто?
Браво, совсем не резко.
Гайзлер окинул знакомца беглым взглядом, вновь обращаясь к своей памяти, и тогда в голове сложилась уже более правдоподобная теория. Не он ли некоторое время назад обращался к врачу за помощью со справкой?.. Этим делом Ньютон промышлял уже довольно давно, но никогда не считал выписывание липовых справок для работы чем-то нелегальным. Все началось со случайности – друг обратился к нему с просьбой выручить от бесполезной беготни по врачам и собирания бумажек. Время поджимало, срочно нужна была справка, а со всей этой волокитой и нехваткой врачей диспансеризация могла растянуться надолго. Ньют и помог, почему нет. Потом пришел знакомый от этого друга, потом еще – и все в качестве благодарности оставляли ему неплохие – за такую-то, казалось бы, мелочь – деньги. Гайзлер воспринимал это как приятный бонус, да и в целом относился довольно безответственно, по-детски так. Главное, чтобы за руку не поймали.
- Кажется, припоминаю, - Ньют прищурился и склонил голову набок, - Справка?
Людвиг задумчиво посмотрел на колбасу в своей руке, затем на врача, который с таким придирчивым видом изучал запечатанные бутерброды, как будто перед ним, как минимум, стоял стеллаж с лучшими блюдами Европы – и сейчас он размышлял, чем же ему отобедать, гусем по-пекински или же рыбой фугу?
Выглядел при этом доктор настолько взъерошенным и несчастным, что можно было предложить, что у него не хватает денег не только на левую ногу гуся, но и на самый дешевый бутерброд. Или же они все просто были просроченными, а тот страшно заботился о своем здоровье? Хотя Людвиг частенько видел, как врача на линии фронта что-нибудь отрывает. По крайней мере, это доказывало, что те – такие же люди, как и солдаты, не лучше и не хуже.
Вот и этот парень – тоже. И конечно же, он не вспомнил Людвига. Это его вполне устроило бы, но тут в темных глазах проскользнуло что-то осмысленное.
- Да, это удивительно, что вы меня вспомнили. Мое имя Людвиг, а ваше я, честно сказать, забыл. Но, в любом случае, хочу вас поблагодарить, все прошло удачно.
Подумав, Людвиг пожалел, что не взял хотя бы бумажный пакет. Он-то надеялся, что сейчас прошмыгнет во двор дома, а не будет стоять посреди магазина с палкой колбасы и общаться с врачом из больницы через дорогу.
По крайней мере, Брайер убрал руки за спину и сцепил их на колбасе. Не зная, что еще сказать и как толково прервать наклевывающуюся беседу, Людвиг неуверенно улыбнулся. Может быть, врач торопится, раз уж выбежал в своем халате. А может быть и нет, если продолжает стоять и смотреть, а не хватает и не бросает в корзину побольше продуктов.
- О, и, раз уж мы с вами встретились так удачно, могу я задать один вопрос? К какому врачу мне обратиться по поводу шрама? Скажем, если бы я хотел его убрать или как-то прикрыть, это вообще возможно?
Людвиг никогда не гнался за красотой – своей или чужой. То, что он видел перед собой теперь – девушек двадцать первого века – вызывало у него оторопь. Например, его пугали люди, чей пол он не мог определить – по лицу или по одежде, не важно. Куда делать вся прелесть десятых-двадцатых годов? Пусть, пусть пух, перья, короткие платья, но женщины, даже в затяг курящие сигареты, тогда оставались женщинами. А мужчины, хочется верить, мужчинами. Сейчас же все смешалось.
Но шрам на руке – был чем-то совершенно другим, никак не связанным с красотой и уродством. И Людвига совершенно не волновало, что об этом шраме могут подумать другие. Мало ли как у мужчины может появиться такой шрам? Авария, драка, случайность… И никто, глядя на рассудительного и спокойного Брайера, не мог предупредить, что же это было на самом деле.
А Людвигу просто было стыдно. То, каким он был, в сущности, еще мальчишкой, когда решил, что трудности можно решить – так. И как же горели уши, когда Пауль, Вилли, Бруно до хрипоты в голосе отчитывали его, как первоклашку, за то что он, видите ли, решил их бросить.
И все-таки решил.
Людвиг встрепенулся и снова улыбнулся.
- А знаете, наверное, нет. Оставлю. Пусть напоминает о том, какой я неуклюжий.
Вообще, Ньютон не помнил этого мужчину так уж хорошо – скорее, ему вспомнился сам образ. Военная выправка, вежливая спокойная речь, располагающая к неторопливой беседе. Один из тех редких случаев, когда пациент не бесил. Впрочем, не таким уж он был и пациентом, если быть точным. Скорее уж «клиентом». Так ведь это называется в бизнесе? Как бы там ни было, это уже не имело особого значения – прошлое прошло. Потусовалось пол года и снова навестило Ньюта с палкой колбасы. Кстати о еде. Пока мужчина говорил, Гайзлер вернулся к разглядыванию продуктов.
- Ньютон, - произнес он несколько отстраненно, взяв с прилавка сэндвич и покрутив его в руках, - Но зовите меня Ньют, - быстро и как-то по-глупому широко улыбнувшись Людвигу, доктор прошествовал к кассе.
Он не смотрел на мужчину, более того, могло показаться, что он и не слушает, хотя на деле Гайзлер уже вовсю припоминал, кто из его знакомых работает в области пластической хирургии и может подправить небольшой шрам. На эту тонкую полоску рубцовой ткани, к слову, врач что тогда, что сейчас не обратил внимания. А ведь занятная штуковина. Конечно, всякое бывает, да и сам Людвиг не похож на отчаявшегося (или попросту глупого) человека, но все же происхождение шрама вызывало определенные ассоциации. Непростое время, Ньютон сам не раз видел, как молодые люди и девушки совершают всякие нелепости по непонятным даже им причинам. Благо, что слова Людвига рассеяли ненужные мысли.
- А знаете, наверное, нет. Оставлю. Пусть напоминает о том, какой я неуклюжий.
- И то правильно, - доктор с улыбкой кивнул, наконец-то оборачиваясь к собеседнику с вожделенной покупкой в одной руке и сдачей в другой.
На улице была неплохая погода, так что грех возвращаться в душную коморку с пациентами, не переварив свой обед на свежем воздухе. Ньютон вышел из магазина и жестом предложил Людвигу составить ему компанию в небольшом парке рядом. Раз уж представилась возможность пообщаться хоть с кем-нибудь кроме больных-немощных да коллег, то почему бы и да.
- А как у вас появился этот шрам? – напрямую спросил Гайзлер, на ходу разрывая шуршащую упаковку. Тактичность была не самой его сильной стороной.
Пока Ньютон (вот как его зовут! Нельзя сказать, что Людвиг был необразованным человеком, но настолько известная фамилия никак не ассоциировалась у него с именем неизвестного врача) бегал от стеллажа до кассы, Людвиг стоял на месте. Называть малознакомого человека сокращенным именем (скорее больше подходящим для подростка, ну, или, на крайний случай, чтобы матушка звала с кухни на ужин) он считал для себя непозволительным. Колбаса глупо торчала в руке.
И зачем он завел этот разговор про шрам? Людвиг еще раз посмотрел на рубец поперек вен и покачал головой. Это же нужно было еще додуматься. Ну, хорошо еще, что не повесился – тут бы шансов выжить было еще меньше. Да и вообще шансов было немного. Вот и все, что оставалось – это радоваться удачи и беречь свою жизнь.
- Ньютон, вы не возьмете для меня пакет? – Брайер протянул монетки в несколько центов каждая, чтобы Ньютон мог забрать необходимое количество за пакет. Стоять и разговаривать с человеком, держа в руке палку колбасы – это как-то совсем не аристократично. Хоть бы, ну, хлеба купил, или масла-сыра какого-нибудь. Так вроде хлеб дома еще есть, а сыр Людвиг никогда не любил. Вот и получилось так неловко.
А они вышли из магазина, и Ньютон жестом предложил проследовать в парк. Отчасти Брайер понимал его желание какое-то время провести вне рабочего места, а с другой стороны, после своей работы очень хотел домой. Но за то время, что он прожил в Гамбурге, он только работал, ни разу не посетив ухоженный парк рядом с домом – даже, выйдя из архива, обходил его стороной. Так что, наверное, стоило исправить это досадное упущение, раз подворачивался случай.
Ньют плюхнулся на лавочку, чтобы пообедать (поужинать?), Людвиг сел рядом, поставив на колени пакет с сиротливой колбасой. Из-под закатанного рукава отчетливо был виден шрам, да и Брайер сам зачем-то завел этот разговор, так что вопрос врача был предсказуемым. Да и ладно, ведь это вполне понятно, такой интерес врачи проявляют отнюдь не из праздного любопытства. Подумав, видел ли Ньютон в свои годы такие шрамы и раны, какие видел он, Людвиг отозвался:
- Вы слышали что-нибудь про кризис двадцатых годов? – улыбнувшись, Брайер шутливо ускользнул от прямого ответа. – Знаете, было о-о-очень трудное время.
И даже засмеялся. Иногда, чтобы соврать, нужно ответить правду – не совсем понятно, когда Людвиг успел это понять, но он надеялся, что в будущем не придется слишком часто пользоваться этим знанием.
- Небольшая авария. Ничего страшного, просто, раз уж так случилось, что мы встретились, решил спросить. Мало ли.
Людвигу было интересно общаться с людьми, живущими в этом времени, и находить разницу между ними. В одежде. В манерах. В поведении. В речи. Тот же Ньютон, или, например, директор архива, или соседка этажом ниже, все они говорили не так, как Людвиг. Брайер это отмечал, видел, и постепенно тоже начинал говорить так, как принято в двадцать первом веке. Но ему очень не хотелось до конца становиться таким же, как они. Все-таки он нес в себе память другого века, других лет, других событий.
Поэтому Людвиг не старался ассимилироваться изо всех сил, пусть даже из-за этого возникали некоторые трудности или странности. А бывало даже, что и откровенно серьезные проблемы, особенно по началу.
- Честно признаться, никогда не был в этом парке. Как он называется?
Вы здесь » CROSSGATE » - потаенные воспоминания » Nur die Besten sterben jung
