Если верить этим всяким вашим интернетам, то в конце лета Лондон, как правило, представляет собой то еще местечко для проживания. Бесконечные толпы шумных бестолковых туристов не слишком равномерно распределяются по всем достопримечательным местам, фотографируясь у каждого столба и каждой собаки. В августе забиты все гостиницы, все рестораны и все площади, в историческом центре яблоку негде упасть, а горожане и вовсе часто предпочитают брать на это время отпуск и ехать куда-нибудь за город. Погода, благо, позволяет: температура колеблется от двадцати до двадцати шести Цельсия, изредка бывает дождь, дует приятный освежающий ветер — влажновато немного, но можно привыкнуть, а в целом весьма приятно.
Шона Лондон, словно в противовес всем описаниям на разнообразным сайтах, встретил редкими группами расползающихся от гейтов сонных пассажиров, ярким солнечным небом и аномальным для этого города количеством градусов тепла. Не то чтобы его это расстроило: после десяти с лишним часом полета Шон согласился бы и на пустыню Сахара, и на штормовое предупреждение, лишь бы встать уже из чертового самолетного кресла. В принципе, жизнь приучила его спать в любых условиях, но приятного в подобном скрюченном состоянии было, конечно, мало. Впрочем, он находился не в той ситуации, чтобы жаловаться на всяческие неудобства, тут бы ноги унести.
Назойливые таксисты, вечное проклятье всех аеропортов, немедленно подскочили со всех сторон, отвратительными простуженными голосами предлагая довезти до города по почти абсурдно завышенной цене. Он отмахнулся от них на специально ломанном английском, и неудачливые извозчики приуныли: одежда на нем была довольно неброская, маленький чемодан и битком набитый рюкзак тоже новизной не блистали, а говор окончательно давал понять, что ловить тут нечего, перед ними бедный студент.
На самом деле, конечно, Шон даже по возрасту и близко не был студентом, и уж тем более бедным: денег у него было, мягко говоря, немало. Только налички, хитро распиханной между страниц блокнота в чемодане, по приблизительным расчетам должно было хватить на все его предприятие, а на карточках было еще — вот только ими он предпочел бы не светить. Возможно, излишне было так параноить, но в вопросах сохранения собственной жизни, как известно, лучше перебдеть чем недобдеть.
Он прилетел какой-то совершенно неизвестной авиакомпанией, и потому рейс прибыл в Лондон около половины пятого, что было, уж конечно, не слишком удобно. Зато в полупустом вагоне аероэкспресса в Паддингтон Шон позволил себе расслабиться и, прижимая к груди закрытый наглухо рюкзак, немного подремать (никогда не стоит упускать возможность поспать лишние полчасика). Рюкзак являлся самым важным предметом в его "путешествии", ибо был набит техникой доверху; там наличествовали: ни разу не включавшийся мобильник без сим-карты (этот пробел он собирался восполнить в ближайшее время), небольшой лаптоп с эксклюзивной прошивкой имени Хэнка МакКоя, два профессиональных фотоаппарата — большой и маленький — и немалое количество проводов ко всей этой фигне. На таможне на него при всем этом богатстве даже не взглянули, что наводило на несколько мрачные мысли из серии "куда катится эта чертова Америка". Технику, впрочем, он справедливо полагал лучшим другом человека, особенно если другой лучший друг этого человека — гениальный ученый Хэнк МакКой. В технике и Хэнке он, по крайней мере, мог быть уверен.
Поезд прибыл на платформу довольно-таки плавно, раздражив слух тонким скрипом механизма, в котором Шон совершенно не разбирался. Он подхватил вещи и вымелся на перрон, встретивший его традиционным вокзальным шумом, создаваемым нескончаемым потоком людей, спешащих на работу с утра пораньше в будний день. Этих самых людей было сравнительно немного, что, в свою очередь, можно было расценить как большую удачу: маленькую толпу гораздо легче слушать. Он прикрыл глаза — и вдохнул эти звуки, пропуская их сквозь себя, разделяя на составляющие и собирая обратно. Карманников он не боялся, врезаться в кого-нибудь — тоже; на самом деле для того, чтобы сносно ориентироваться в пространстве, слуха вполне достаточно, если, конечно, уметь. Он — умел, еще как.
 Поезда, архаично стуча колесами, приходили и отправлялись, чей-то голос, бесконечно испорченный качеством передачи, объявлял, с каких платформ, сливались в какофонию песни звонивших мобильников — и это его совершенно не интересовало, ну, по крайней мере, не сейчас.
Строго говоря, Лондон, конечно, уже давно стал принимать неспадающий поток иммигрантов, а Паддингтон так и вовсе был тем еще интернациональным местом, но все же горожан в нем пока что было больше приезжих. Он препарировал поток шума, выделяя, просеивая сквозь сито схожести, отделяя от бесполезного мусора нужные звуки.
Сначала — шаги. В любом городе тысячи разных походок местных жителей все равно будут звучать в одном стиле и ритме, неумелым оркестром с дирижером-профи. На то, чтобы поймать этот ритм, обычно уходит до года, однако с улучшенным слухом скучную часть процесса можно пропустить. Он шел довольно медленно, лениво пробираясь сквозь толпу, вслушиваясь в маршевый ритм отставного солдата, каприччозо женских каблуков по полу, живое скерцандо детских кроссовок, раздражающе громкое непрофессиональное морендо карманников (боже, какой ужас, дайте беруши), торопливое аччелерандо опаздывающих офисных клерков; хочешь понять город - вслушайся в ритм шагов. Собственное неуместное мецца воче медленно, но уверенно результировало в решительное дечизо — и в симпатичный, кстати говоря, ритм, Лондон ему определенно нравился. Ближайшие несколько часов ему предстояло поддерживать этот ритм искуственно, но затем, он знал, тело подстроится и станет держать его само. Возможности человеческого организма воистину удивительны, особенно если снабдить его парочкой очень удобных дополнений.
Вторым пунктом концертной программы всегда шли голоса. В каждом месте есть свои микроинтонации и особые словечки, из которых составляется портрет локального сленга —  более ярко выраженного в провинции и меньше в агломерации, но все равно довольно заметного. Для того, чтобы выучить этот сленг, не нужно сидеть за учебниками и тетрадями, достаточно просто послушать — удивительно, насколько бесталанны люди обычно бывают в этом деле. Телефонные разговоры, болтовня друзей и обмен парой фраз у ларька с билетами: он пропускал их сквозь себя, отражал и поглощал, выделяя главные черты, он слушал и слушал и слушал: "нет, я не желаю ничего слышать, вы нарушили условия контракта и юридически я имею полное право на..." — "...машину, представляешь, он предложил мне купить машину, да откуда мне взять деньги на..." — "...сегодняшний `Таймс´, пожалуйста, сколько с меня?" — "...500 фунтов в месяц, нет, ну, то есть, дорого конечно, но квартира не так уж и далеко от центра, да и она красивая вообще и..." — "...тупая, чувак, тупая это затея, не выйдет ничо у тебя, зуб..." — "...пришлось оперировать, но сейчас уже все в порядке, меня выписали из больницы, езжу только иногда на плановые осмотры к..." — "...Джейн Айзенберг, она разбирается в логистике грузоперевозок куда лучше меня". Лондон раскрывался гранями своих-не-своих голосов, отдавал мельчайшие интонации и делился особыми словечками из тех, что обычно употребляют в одном регионе и плохо знают в другом.
А он — мог повторить все.
Вообще-то, в подземку можно было спуститься почти сразу же, совсем рядом с поездом, но Шону предстояло еще одно важное дело. Гениальное изобретение Лондона, телефонные будки, были настолько удобны для тех, кто не хочет палить свое местоположение, что грех было не воспользоваться. Он выбрал одну, находившуюся в углу, чуть в стороне (пришлось довольно долго ее искать, но результат того стоил), удостоверился, что его, скорее всего, не слышат, и только потом набрал номер, придерживая рукав так, что палец нажимал через ткань.
Генри откликнулся почти сразу же, несмотря на то, что в Нью-Йорке сейчас была половина первого ночи. Впрочем, когда это Генри спал ночами по собственной инициативе, ха-ха. Шон чуть рассеянно накрутил на палец рыжую кудряшку (вот ведь приставучая привычка) и поинтересовался в ответ на хриплое "алло":
- Я уже привык к тому, что режим тебе не писан, но тебе не жалко организм, бессменное светило науки и техники?
- Ох, - судя по голосу Хэнк немного расслабился, узнав его по характерным фразам и интонациям, которые, доказано опытом, работали куда лучше паролей, ибо их было куда сложнее подделать, - ну наконец-то, я уже начинал беспокоиться. Все в порядке?
- Да, более-менее, - заверил его Шон, оставив, наконец, собственные волосы в покое, - есть что-нибудь новенькое?
- Пока нет, но это ненадолго, - уверенно заявил Генри, - слушай, она сказала, что сама тебя найдет и все сделает; имя все то же?
- Ага, только скажи ей, что мне не хотелось бы торчать тут долго. Со своей стороны ты все передал?
- Уже. Хотя должен отметить, что твоя бесшабашная наглость меня иногда поражает.
Шон хмыкнул.
- В нашем деле, как известно, нужно быть по-настоящему неожиданным. А наглость — это неотъемлемая часть любой попытки выйти за пределы чьих-либо горизонтов ожидания.
-  Рыжее чудовище, - простонал МакКой, - и почему я только с тобой связался?
- Ну, этот вопрос мы вроде уже обсуждали, - напомнил Шон. В трубке на секунду воцарилось молчание, затем Генри неуверенно спросил:
- Слушай, я знаю, что ты не можешь сказать... Но ты сам-то знаешь, когда планируешь вернуться?
- Точно — нет, но даже не надейся, что ты от меня отделаешься, - пообещал Шон в довольно-таки неэффективной попытке успокоить чужое волнение, - и ты все еще должен мне новую модель сам знаешь, чего, так что можешь уже начать ее делать, так и знай.
- А ведь был такой милый застенчивый юноша, - с немного нервным смешком посетовал Хэнк, - ты все же звони хоть иногда, ладно? Или пиши, или еще что.
- Да уж постараюсь, - обещал он с легким сердцем, потому что это действительно постарался бы выполнить: Хэнк был чуть ли не единственным человеком, которого он действительно мог бы назвать своим другом, без экивоков или подозрений.
- Тогда до связи? - с надеждой предложил Генри.
- До связи, - эхом отозвался он, дождался гудков и положил трубку. Разговор оставил после себя смешанные чувства. Необходимость срочно удирать не воспринималась им как стрессовая ситуация, скорее как досадная и крупная, но все же неприятность:  он привык к путешествиям и совершенно не понимал, как могут люди сидеть на одном месте, это же так скучно. Скучно быть обычным, скучно тратить четыре года на университет, восемь часов в день на работу, всю свою жизнь ни на что. Ему было двадцать пять, после школы он не учился нигде, но успел выучить такую кучу полезных и интересных вещей, какую вряд ли усвоил бы в институте. Он был в Канаде и Мексике, в Корее и Японии, в Израиле и Турции, в Швеции и Чехии, в Бразилии и Перу, он слышал такое, за что судили, от чего менялись судьбы стран, и он совершенно не был заинтересован в этой информации с любой точки зрения, кроме финансовой (ну, и собственной безопасности, конечно). Нет, он предполагал, конечно, что как-нибудь потом, лет в сорок, возможно, осядет где-нибудь в Европе и заведет большой мольберт, двухэтажный домик с садом, постоянную работу, семью и что там еще полагается всяким скучным шаблонным людям, но — точно не сейчас, сейчас пока рано. Однако даже ему, при всей его нелюбви к сидению на одном месте в частности и постоянству в целом, было приятно понимать, что его ждут. Он не особо нуждался в присутсвии других людей в его жизни, и вообще с завидным упорством плевал на большинство подобных шаблонов, однако знать, что у тебя есть настоящий друг, было здорово.
Лондонское метро, как и ожидалось, не представляло из себя ничего особенного. Вот уж точно, труба трубой, лучше слова не подобрать. За время поездки он систематизировал полученную звуковую информацию и раздумывал, какие интонации бы подобрать себе. Выбрал, в итоге, грамматически правильный, но все-таки молодежный говор уроженца Лондона, но с легким ирландским акцентом - словом, то, что люди ожидали бы от него услышать. Вышел из поезда, поймал какую-то не очень спешившую даму бальзаковского возраста и спросил, как перейти на другую ветку, результатом остался доволен: акцент подходил. Одеждой он тоже не выделялся — специально подбирал самую обычную перед поездкой. Из приезжего в горожанина за полчаса; тот, кто сказал, что его мутация бесполезна, просто имел слишком маленькие мозги, чтобы придумать способы её использования. Шпион из Шона, например, получался весьма неплохой — не Мистик, конечно, с ее-то способностями и опытом, но зато никому обычно не приходит в голову защищаться от биологического супер-слуха, и уж тем более — супер-голоса; да, свою способность Шон обожал.
Его первой и, хотелось надеться, последней на сегодня целью был дом двоюродной тетки, находящийся неподалеку от парка Хэмпстед-Хит. Про тетку он знал давно — мол, да, есть такая, живет в Лондоне, кем-то там работает, давным-давно она к нам приезжала, — но про адрес как бы невзначай спросил у матери буквально два месяца назад, когда начал подозревать, что ему, возможно, придется где-нибудь тихонечко пересидеть недельку, пока в Америке все утрясется. В итоге все оказалось гораздо хуже, чем казалось, но вариант с теткой был по-прежнему вариант, потому что, во-первых, он собирался провести в Англии хорошо если дня три, а во-вторых, что самое приятное, таким образом он мог не палить лишний раз никаких личных данных. Тетушку он, с другой стороны, тоже не подставлял, потому что для того, чтобы выследить его за эти несчастные пару суток после всех его махинаций, этим американским сволочам потребовался бы свой преступный синдикат и в Лондоне тоже — нереальная ситуация.
Район оказался очень уютным: тихая улочка, маленькие каменные домики, деревья, парк неподалеку, опять же. Данному мамой описанию тетушки (сильная и хваткая, но достаточно консервативная леди, весьма обеспечена) место вполне соответствовало. Шон подошел к нужному дому, пытаясь понять, не уехала ли дражайшая родственница в командировку или отпуск — судя по описанию, с этой, опять же, сталось бы, а предупреждать ее меньше чем за два дня смысла не имело. Строго говоря, тетушка была скорее нестандартным вариантом (в обычной ситуации он бы поискал квартиру или кинул бы объявление на какой-нибудь сайт), но все же попасть в ее дом было бы весьма приятно. Шон бросил взгляд на часы (двадцать минут девятого) и решил, что вполне может позвонить. Еще раз прокручивая в голове, что именно он будет врать и какими словами, он дотянулся до кнопки звонка и нажал два раза.
Подождал.
Подождал еще.
...и когда он уже было решил, что дома все-таки никого нет, внутри раздались вполне бодрые шаги — женские и весьма молодые (и это притом, что, по заверению мамы, детей у тетушки не было). И прежде, чем Шон успел удивиться, дверь распахнулась, и перед ним предстала...
Девушка. Рыжая. С веснушками. Лет двадцати на вид. Ошарашенная явно не меньше его.
"Ошибся домом?" — промелькнула в голове смутная мысль, однако Шон все же выдал слегка растерянно:
- Эм-м, простите, вы не подскажете: здесь живет мисс Гарриет Харт?

Отредактировано Sean Cassidy (2015-08-01 17:20:14)