Куда ни глянь, глаз натыкается на всё тот же однообразный пейзаж: плоские холмы, пустынная колючка и, конечно, горы. О, здесь очень много гор. Он поднимался по одной из них буквально... недавно.
Карлос не уверен, что и здесь есть время, потому но солнце всегда в зените, часы на самртфоне упрямо показывали без пяти два вот уже почти год. С другой стороны, вечный полдень — это гораздо понятнее, чем место, где времени нет вообще. Карлосу нравится эта мысль, он прокручивает её в голове ещё раз.
Пытался ли он объяснить состояние окружающей среды, пользуясь логикой, здравым смыслом или любыми другими знаниями, которыми смог бы бахвалиться где-нибудь за границами этого мира? Ох, всемогущее сияющее облако, конечно же нет! Суровая школа жизни в виде Найт Вейла очень деликатно подтолкнула к простой истине: не пытайся объяснить некоторые вещи привычными мерилами. В общем-то, он действительно уже не пытался, потому и умудрился сохранить ясность рассудка.
Карлос повторял себе собственное настольное откровение, которое прикладывал к ссадинам на рациональном мышлении всякий раз, когда очередная аномалия угрём выскальзывала из рук, не дожидаясь, пока ей не найдут логичное обоснование: в природе нет никаких чётких законов, кроме тех, которые придумали люди. Если честно, так себе оправдание, но разглядывая щедро предоставленные чертежи будущего потенциального города в самом сердце пустыни внутри пустыни, Карлос думает, что на безрыбье и бобр женщина. Потому что у зданий не может быть корней, ведь вместо них обычно бывает фунда... А, впрочем, какая уже к чёрту разница? Пора бы привыкнуть, Карлос, дорогуша. Словно в первый раз ты пребываешь в главных ролях в этом театре абсурда, честное слово.
— Кевин, а ты серьезно уверен, что... нууу... дома должны вырастить себя сами? — вкрадчиво интересуется мужчина, поднимая глаза на напарника по несчастью. Кевин сияет, прямо светится от счастья, искрится позитивом, который Карлос даже не силится понять. Откуда взяться позитиву в пустынном (пусть и вопиюще интересном, с научной точки зрения) мире, в котором им обоим посчастливилось оказаться пленниками? В этом они с Сэсилом были не так уж и похожи, если не брать в расчёт, конечно, цвет глаз, волос, вязь татуировок и любовь мистера Фри к кровавым пятнам по периметру своего нынешнего места обитания. И, кстати, Карлос так и не разобрался, где его новоиспеченный товарищ умудряется раздобыть свежую кровь. Хотя, постойте-ка, этого он, наверное, не хочет знать. Не сегодня. Может быть, завтра он докопается до истины. Или послезавтра. Или никогда. Как повезёт. Но никогда звучит очень привлекательно под этим углом обзора.
Глядя в лицо Кевину, он каждый раз лоб в лоб сталкивается с совершенно очевидной мыслью: он просто дьявольски соскучился по Сэсилу. Он уже смог прочувствовать, сколько оттенков тоски и отчаяния успел перебрать Палмер за всё время их разлуки. И он не хотел, чтобы ему было одиноко. Сэсил думал о нем больше, чем о себе, и так было с самого начала, а он, эгоист несчастный, никак не может заставить себя работать интенсивнее над теориями касательно того, как работают дубовые двери, зато находит себе тысячу и одно ненужное занятие. Ведь даже сам успел уловить, что раз за разом в интонациях проскальзывает что-то... тревожное – не слишком плотная ширма, сквозь которую проглядывает отчаянная попытка оставаться таким, каким привык его видеть Карлос, постепенно тлеет, покрывается пятнами прорех. Совершенно странный, непостижимый человек, который всегда остроумно шутит и умеет красиво (и иногда немного пугающе) говорить на разнообразные темы. Самое интересное – Карлос уверен – было в том, что и этот Сэсил тоже был настоящим (или настолько же ненастоящим, иногда в этом бывает сложновато лавировать). Как и тот, другой Сэсил, молчаливый и задумчивый, который задаётся тысячу и одним вопросом о своём прошлом, тот самый Сэсил, чьё сердце испещрили трещины, которые периодически кровоточат и ноют на смену погоды.
Поспешно отводя взгляд, он снова испытывает лёгкую неловкость. Потому что это совершенно по-свински — искать одного человека в другом. Даже при таких отягощающих условиях.

Отредактировано Carlos (2015-07-07 22:21:10)

Конечно же дома могут выращивать себя сами, это совершенно очевидно, это знает каждый дошколёнок. А ты, такой взрослый и видавший виды Карлос, этого не знаешь. Браться спорить он даже и не решился – бесполезно. Оставалось только неопределённо пожимать плечами и спокойно констатировать:
— Вообще, в тех местах, откуда я родом, мы строим дома несколько… по-другому, - он рассеяно трёт шею, вспоминая, как  весь замысловатый процесс воздвижения новых зданий выглядел в мире за рамками Найт Вейла. Хотя бы  в общих чертах, потому что в скрупулёзные детали он никогда и не углублялся — архитектура интересовала его исключительно с эстетической точки зрения, хотя даже и в жизни-то не отличил рококо и платереско. Собственная неосведомленность в столь очевидных вопросах не мешала ему умиляться такой неосведомленности нового окружения. Ведь это действительно было забавно — знать и наблюдать обширный список людей, которым таинства строительства были в новинку. Вероятно, местным он виделся точно таким же чудиком, который тыкался в само собой разумеющее с упорством безумца, уверяющего всех, что мир держится на слонах и черепахе.
— На самом деле, это довольно скучный и долгий процесс: и разметка территории, и заливание фундамента, возведение стен… А эти живые дома, они будут долго расти? И, самое главное, где мы найдём семена? Или что вообще тут нужно делать?
Конечно, здесь не было потенциальных жителей, которые могли бы торопить импровизированных проектировщиков, но примерно сроки работы уточнить хотелось исключительно для утоления собственного вечноголодного любопытства. Да и сам процесс казался очередным магическим таинством, которое хотелось если не разобрать по полочкам  и обстоятельно объяснить с позиции логики преподавателя самого тривиального университета, то хотя бы просто лицезреть и зафиксировать в анналах памяти.
Карлос рассматривает чертежи с преувеличенным вниманием, гипнотизирует «проблемные зоны». Задумчиво кивая, он хаотично соображает, как же можно будет помочь корням не сгнить за рекордно короткие сроки, но на ум не приходит ничего надежнее изоленты. Изолента и ботаника обычно сочетались не очень, а потому вариант перестал рассматриваться, как жизнеспособный.
— Что-то не так? — Кевин смотрит на него с таким искренним участием, что у Карлоса внутри что-то в очередной раз обрывается. Наверное, это была совесть.
Нельзя отрицать, что навыки общения с людьми у Карлоса были так себе. У него редко когда находилось время на дружбу, клуб любителей софт-джазза, ритуальные песнопения, увеселительные путешествия во времени, или как там еще люди в Найт Вейле напоминают друг другу о своём существовании. Впрочем, началось все задолго до Найт Вейла, стоило признать. Ситуацию усложняло и то, что он был устроен так, что пропускал определенные невербальные намеки. Скажем, внимание Кевина и его желание участвовать в работе учёного, воспринималось как желание восстановить себя в глазах общества и подружиться с Карлосом. И в последнем можно увидеть проблему: с острой ненавистью ещё можно справиться, а вот дружба приносит с собой доверие. Доверие же в свою очередь наваливает тебе на плечи ответственность весом с небесную твердь.
— Немного задумался, извини, — Карлос поправляет очки, прочищает горло и сцепляет руки в замок. Тут же, избегая каких-либо расспросов (хотя он почему-то уверен, что их не последовало бы), быстро добавляет: — О личном. Ничего такого, что стоило бы обсуждать, серьезно.

— О, — восклицает Карлос в приятном удивлении: за три года это был первый человек, который не выпучил глаза с суеверным страхом и трепетом перед совершенно диковинными традициями чужой родины.
— Ооооо, — протягивает Карлос уже в лёгком смятении. Он не уточняет народы какого севера выплясывают себе дома, потому что у всех измерений есть север. И потому что он уже привык получать в ответ на такие вопросы только недоумевающие взгляды и "нет, послушайте, это же очевидно! сразу ясно, что вы новенький". Именно так он научился закрывать двери на ночь покрепче (хотя понятие "дверь" в Найт Вейле такое же растяжимое, как и "вред", "счастье" и "панкейки"), задергивать на окнах плотные шторы и не смотреть в небо по четвергам, не задавая лишних вопросов. Некоторые вещи стоит принимать в том виде, в котором их тебе предоставляют.
— У нас нет перепелиных яиц, — спустя долгие секунды задумчивого молчания медленно констатирует Карлос. — И я не умею доставать воспоминания из своей головы. И... ох, надо, наверное, спросить у Дуга. Вдруг он или кто-нибудь из других гигантов что-нибудь в этом смыслит? Конечно, у меня нет на этой никакой надежды, ведь, ну, ты понимаешь: они в основном тратят свою жизнь на войны, но не на созидание и строительство. Кроме того, у них ведь нет своих поселений — они постоянно качуют, путешествуют с места на место, и вообще как-то не задумываются об удобствах и крыше над головой. Но я спрошу. На всякий случай.
Карлос приходит к довольно радужной мысли о том, что очень многие люди меняются к лучше. Вот тот же Кевин — классический пример того, как жизнь меняет человека, как, возможно, его меняют страх одиночества и ненависть к своему прошлому.   Конечно, не ему судить о человеке, характеристику о котором он составлял по красочным и лаконичным рассказам бойфернда а также редким эфирам, которые ему удавалось поймать в те деньки, когда СтрексКорп почти уже собрался торжествовать над очередным [не] склонившим колени городом. Наверное, на этой почве учёному стоило бы устроить мордобой в песке (за неимением масла). И за Сэсила, и за Найт Вейл, и за, как выяснилось много позже, Джейнис. За неё просто в качестве профилактики новых посягательств, потому что племянница Сэсила возносилась на одну полку к существам, подразумевавшим общее и беспрекословное умиление и, как следствие, протекцию со стороны всех знакомых. Возвращаясь же мысленно к тому дню, когда Кевин впервые замаячил на горизонте их лагеря, Карлос прокручивал разные варианты исхода событий и каждый раз приходил к одной и той же мысли: всё равно бы не сдерживал его на почтительном расстоянии долго. Из той же жалости: нет куда более печального зрелища, чем существо, иссыхающее от палящих солнечных лучей и раскаяния. Ну, по крайней мере, он действительно хотел верить, что перевоспитание пустыней как-то благотворно сказалось на моральном облике Кевина. Потому что иногда ближнему твоему нужна только твоя безграничная вера в его человечность и совесть. Ещё, правда, почти всегда вода, воздух и еда. И в исключительных случаях канистра апельсинового сока, как непреложный аргумент к решительным действиям.
Но лирика потом, сейчас на повестке дня стоял вопрос куда более животрепещущий: как, во имя всех святых, растить эти дома? Сосредоточенное пыхтение и поворачивание чертежей так и эдак, в надежде на то, что мысль как-нибудь призовётся, прервал совершенно неожиданный вопрос притихшего экс-радиохоста. Карлос застыл, поднял на собеседника глаза и честно признался:
— Я не знаю, — он виновато поводит плечами, но тут же спешит всячески приободрить. — Зато у нас точно будет душ. И не просто душ— горячий душ! Горячий душ в радиусе  досягаемости — вот он, венец творения рук человеческих, альфа и омега людского комфорта! Правда, я  не имею  ни малейшего понятия о том, как мы соорудим ванные и проведем здесь водопровод, но я обязательно что-нибудь придумаю!
Напускное воодушевление на деле мало что имело в качестве подосновы: Карлос даже и приблизительно понятия не имел, что они будут делать, если пролетит вариант с выращенным домом, а подразумевает ли под собой этот причудливый процесс квартиры  и комнаты с полной комплектацией мебели, лично у него вызывал здоровый скепсис. То есть, ну, сами подумайте: если бы всё было так просто, то зачем бы нужны были магазины мебели и товаров для дома? Впрочем, это объясняет наличие  у многих продавцов и монтажников навыки экзорцизма и внетелесных практик.

Отредактировано Carlos (2015-07-10 06:45:47)

Не то чтобы он действительно хорошо разбирался в оккультных ритуалах, но постулаты дурного кино и дешевых ужастиков твердили: не занимайтесь самодеятельностью, иначе на ваши головы выпадет определенная доза внеземного гнева. По лицу Карлоса легко можно прочитать весь спектр его сомнений, а открывать рот и подтверждать бессмысленность этого странного обряда он не стал — виноватый тон мазанул по ушам и без того ощутимо, чтобы почувствовать себя неловко. Чужое чувство собственной ненужности не должно его задевать. Только корень проблемы в том, что он уже взвалил ответственность за Кевина на свои плечи: ни Дуг, ни Алиша — никто из племени гигантов даже внимания не обращал на человека, который подбирался к их лагерю все ближе и ближе с каждым днём. Он не представлял для них опасности, потому что при большом желании каждый из огромных созданий мог просто раздавить его. Да и сказать бы, что взрослые люди сами за себя отвечают, так совести не хватит — у этого парня очевидные проблемы с... самим собой и собственным мироощущением. Сейчас, конечно, дела не настолько плохи, но всё так же далеки от понятия нормы. Даже если брать за гаранты нормы то, что предоставляет ему Найт Вейл. Об основополагающих понятиях в Дезерт Блаффс он понятия не имел, но имел смелость предполагать, что даже в их понятие "всё в порядке" он не вписывался.
— Ох, нет-нет, Кев, ты задал направление, и это здорово нам поможет. Наверное. В смысле... — слова в своей издевательской манере путаются, пакостно хихикают и показывают язык на тщетные попытки подобрать их правильно, чтобы не обидеть или задеть. С этим у него всегда было непросто. Лучше он соловьем будет распеваться, выдавая рандомные научные факты и мифы, подробно разъясняя, почему многие из них состоятельные и вполне себе жизнеспособны, а другие на проверку не выдерживают даже малейшей тени реального положения дел. Хотя, конечно, за три года существования в точке мира, на которую действовали, очевидно, законы совершенно иного порядка, он успел делать уступки, стёр язык о бесконечные "но" и расширил для себя понятие об объективной реальности.  То, что до этого виделось столпами, на которых держится мир, уже успели рухнуть, погребая за собой способность удивляться и отрицать очевидные вещи, которые казались пугающе непонятными. Почему бывшее представление о мире не утащило за собой его топорность в обращении с другими людьми?
— Мы, — поправляет Карлос и улыбается совершенно обезоруживающе. — Мы справимся. В конце концов, большая часть проектов и чертежей — твоя работа. Было бы совершенно бессовестно с моей стороны пытаться перетянуть на себя одеяло. 
И повисает тишина, разливающаяся по воздуху, словно патока. Карлоса неумолимо тянет в сон уже минуты три как, и наконец он сдаётся —  подпирает щеку кулаком, прикрывает глаза буквально на минуту, и, чтобы не заснуть, начинает мысленно перечислять составные частицы, какие только вспомнит: адроны, число Z, нуклоны, мезоны, дейтроны, барионы... Дрёма почти что распахнула свои радушные объятия, но голос Кевина выдергивает буквально в самый последний момент, когда Карлос с улыбкой блаженной бестолочи готов был окунуться в чудесное царство полуденного сна.
Он встрепеунлся на манер огромного воробья, веки удалось разлепить с небольшим усилием воли. Выдавить что-то более глубокомысленное, чем протяжное:
— Мммм? — Карлосу не удалось.  Он вздыхает, выражая всю мировую тяжесть и горечь, наконец снимает очки и начинает тереть глаза с таким остервенением, словно ждал, будто глазные яблоки не выдержат давления, лопнут. В пустынном мире ему не хватало очень многих вещей. Кофе, например.