К ВАШИМ УСЛУГАМ:
МагОхотникКоммандерКопБандит
ВАЖНО:
• ОЧЕНЬ ВАЖНОЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ! •
Рейтинг форумов Forum-top.ru

CROSSGATE

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » CROSSGATE » - потаенные воспоминания » Не люблю


Не люблю

Сообщений 1 страница 23 из 23

1

НЕ ЛЮБЛЮ
http://s020.radikal.ru/i716/1409/0a/1638008b6a69.gif
http://s019.radikal.ru/i636/1409/82/74dffccead5e.gif
[harry potter]

Надменный, как юноша, лирик
Вошел, не стучася, в мой дом
И просто заметил, что в мире
Я должен грустить лишь о нем.

С капризной ужимкой захлопнул
Открытую книгу мою,
Туфлей лакированной топнул,
Едва проронив: «Не люблю».

участники:  Людвиг в роли Альбуса Дамблдора, Эрик в роли Геллерта Гриндевальда
время: самое начало двадцатого века, через полгода после смерти Ариадны
место действия: в небе над Атлантикой. На самом деле – без привязки к местности.
предупреждения: преслэш, эпистолярный роман, всякие сопли

+1

2

Альбус Дамблдор считал себя выше глупых маггловских слабостей. Поэтому одной из причин его ссор с братом (одной из множества самых разнообразных причин, кстати) было его совершенно немагическое пристрастие к огневиски.
Дом Дамблдоров был совершенно пуст, пыльные бутылки были рассованы по разным углам. Альбус был совершенно один – а от этого он за последнее время решительно отвык. Когда по верхним этажам зло топал Аберфорт – это было одно, когда тихой тенью бродила Ариадна – другое, да даже наличие Гриндевальда через два дома после поворота – все это делало его менее одиноким. Сейчас же он был совершенно один.
В висках гудело, огневиски делал свое дело, рассеянный взгляд бродил по комнате. Мысли лились сами собой, бурным, нескончаемым потоком, перо шуршало без каких-либо вмешательств. Альбусу даже не нужно было следить за убористыми строчками с завитушками – перо выводило слова точно так же, как и сам Дамблдор, если бы он взялся писать своей рукой.
Исчерканный пергамент запечатал и вручил сове, даже не глядя, не перечитывая. Еще не зная, что завтра это будет еще одной причиной, почему все плохо.

Здравствуй, дорогой жирно вымарано до прорывов бумаги
Когда меня с детства убеждали, что британцы – самая сдержанная, самая холодная, и самая сильная нация – я верил. Но и подумать не мог, что габсбургские сыны могут быть еще холоднее, еще жестче и беспринципнее. Ты знаешь, я люблю узнавать что-то новое, но это было то, чего я совершенно не хотел знать.
Я не думал, что вообще стану тебе писать, но все сложилось совершенно не так, как я предполагал. Я не хочу говорить о том, что было, потому что знаю, что ты ответишь, я просто хочу понять  - неужели все это было зачем-то нужно? Ведь все зачем-то нужно нам, или миру, или другим. Но кому нужно было все это?
ЗАЧЕМ МЫ ВСТРЕТИЛИСЬ Господи, зачем.

дальше несколько строчек жирно вымараны, ничего не понять, кое-где потекли чернила, там Альбус хватался за голову и что-то бормотал, или снова пил
Ничем хорошим наше знакомство не могло закончиться, но я рад, что оно было.
С надеждой на вымарано, далее аккуратный знак Даров Смертильбус

Отредактировано Ludwig Breier (2014-09-10 12:46:09)

+1

3

Donnerwetter, Альбус, что ты пил?!!
Ты же вообще не пьёшь, ну, не считая тех раз, когда я...
А вообще, конечно, я не с этого хотел начать свой ответ, если честно, я выбросил в мусорную корзину листов двадцать, а моя сова, кажется, смотрит на меня более, чем укоризненно - мол, когда ты, Геллерт Гриндевальд, наконец, отправишь меня в полёт?
Знала бы она, сколько придётся лететь, наверное, не стремилась бы так вырваться из клетки
.

Я действительно не думал, что ты напишешь, но было бы лицемерием сказать, что я не ждал и не хотел этого. Можно было бы умолчать об этом, но что мне нравилось - между нами всегда была предельная искренность. Пожалуй, это я ценил больше всего (да-да, даже не твой блестящий ум, мой рыжий англичанин, а искренность). Я ведь думал, что все вы, британцы, те ещё зануды, снобы и лицемеры. И не надо мне напоминать о доли британской крови в моих жилах, она слишком мала.

Ты так говоришь, так спрашиваешь, "зачем всё это было", что я невольно задаюсь вопросом - уж не поддался ли ты маггловским верованиям о том, что существует некая сила - будь то христианский Бог, или просто какой-то Рок, Судьба, Фатум, который предопределяет чьи-то встречи, исполняя свой замысел? Надеюсь, что нет, и это всего лишь влияние алкоголя. Потому что нет такой силы, Альбус, всё решаем только мы. Так, как ты решил написать мне это письмо.
Так, как я решил на него ответить.

С верой в твою собственную волю и решимость, Геллерт Гриндевальд.
Вена, 1901 г.

Отредактировано Erik Lensherr (2014-09-13 02:13:47)

0

4

До самого последнего момента Альбус верил, что Гриндевальд не ответит. Зачем ему, сильному, своевольному магу отвечать на записку, полученную от не совсем – совсем не – трезвого…ну, подручного? Как еще можно было назвать старшего Дамблдора? Альбус знал, что его используют, но не собирался это менять. Ему нравилось быть нужным, особенно – быть нужным Геллерту Гриндевальду. В этом заключалась какая-то особенная честь.
И сейчас Альбусу Персивалю Вульфрику Брайан Дамблдору было очень – просто очень-очень – стыдно. Если так будет продолжаться, то великим волшебником ему точно не стать.
Альбус сел, сжал перо, макнул его в чернильницу. Больше он не будет доверять собственным мыслям. Только холодный ум и твердая рука.

Геллерт!
Я должен просить прощения у тебя за то, что ты прочитал в прошлом письме. Будем считать это одной из ошибок, которые я буду помнить всю жизнь и постараюсь не повторять. К счастью, первые сожаления об этой ошибке уже прошли, и я уверяю тебя – я вдоволь прочувствовал все их острые грани.
Теперь я буду во много раз осторожнее. С самописными перьями – в том числе. Я даже случайно спалил то, которым было написано прошлое письмо тебе. Ну, и впрямь случайно…
Все, стоит сказать, довольно обычно. Да и что у нас может измениться? Я подумываю все-таки отправиться в дорогу. А потом, знаешь, да, я решил принять предложение профессора Диппета. Да ты, никак, не знаешь? В самом деле не знаешь, откуда тебе знать. Пару недель назад мне пришло письмо от него – профессор Диппет и еще несколько неизвестных тебе лиц приглашают меня вернуть в Хогвартс, чтобы продолжить свою деятельность в ученой сфере. Думаю, это то, что мне сейчас нужно. Вот я и подумал: если я лет десять попреподаю в Хогвартсе, хуже не станет. И ответил – как только вернусь из путешествия.
Куда…поехать? Где ты был и тебе понравилось? Куда ты больше никогда не вернешься? Хочу поехать туда, где тебе понравилось, но где тебя я точно не встречу.
Хорошего дня.
Альбус

+1

5

Альбус!
Знаешь, писать твоё имя гораздо проще, чем его произносить, так я не вижу усмешки (впрочем, беззлобной) в твоих глазах, когда ты поправляешь меня, утверждая, что я всё ещё говорю с акцентом.
Просишь прощения за искренность? Мерлин и Моргана, вот это точно ваша... как это сказать - "британскость". Закрыться, отгородиться, жить за белым заборчиком и с идеально подстриженной живой изгородью, никаких лишних эмоций, лишь сдержанность, чопорность и иллюзия идеальности.
Но живыми нас делает другое, Альбус! Наши эмоции, наши переживания, возможность рассказать другому всё как на духу, не утаивая ничего, разве ты не ощущал себя по-настоящему живым тем летом?
Да... кажется, тут уже я перегнул палку, наверное, это во мне просыпается дух немецкого романтизма, Бури и натиска, пожалуй, это в крови у германцев, ничем не вытравишь.
Хогвартс?! Что ж, если бы это было то время, и я сидел рядом, я бы рассмеялся тебе в лицо, сказав, что ты, мой друг, только что рассказал презабавную шутку. Похоронить свою гениальность преподаванием магии тем, удел большинства которых после выпуска - клерк на службе у гоблинов Гринготса, домашнее разведение мандрагор или просто удачное замужество за чистокровным?
Но сейчас не то время, и я не рядом, и я не вправе говорить тебе ничего подобного, не так ли?
Я могу рассказать тебе о своих любимых городах Европы, если буду знать, что тебе действительно хочется это слушать, и ты не сочтёшь это своей очередной "ошибкой".
Европа так мала, Альбус, что мы можем встретиться случайно в первом попавшемся пабе, куда ты завернёшь выпить сливочного пива. Скажу по секрету, самое вкусное оно - в Будапеште.

С бокалом венгерского сливочного в руке,
Геллерт Гриндевальд.

+2

6

Следующее письмо после некоторого перерыва, которое Альбус пишет украдкой: ему кажется, что он делает что-то, совершенно неправильное. Не в моральной стороне вопроса, что уж там – а неправильное для себя. Какие-то не те будут последствия…

Я представляю, как ты смеешься надо мной, Геллерт. Даже сейчас, когда ты очень далеко, а я…знаешь, где я? Я пишу это письмо, находясь в одной из башен Хогвартса. Да, вот так. Меня убедили попутешествовать следующим летом, когда у меня будет такая возможность, а сейчас выручить – заменить профессора трансфигурации, который ушел на покой.
И я не считаю, Геллерт, что это ошибка. Развиваться проще, когда рядом есть кто-то, кто может помочь, подсказать, направить. Один, сам в себе, ты не разовьешь ничего, кроме честолюбия и болезненной гордости. Нет-нет, Геллерт, я не о тебе…
А, впрочем, что уж. Мы ведь больше не друзья. Да, я говорю о тебе. Ты не прав, что отгораживаешься от других людей, от тех, что могут тебе помочь. Как здорово, что я наконец-то могу тебе это сказать, да? Никогда бы не сказал этого лично – твое присутствие разом лишает меня желания говорить безрадостную правду.
Что это, Геллерт? Заклинание или свойство харизмы? Можешь не отвечать, я и сам все знаю…
Ты поразительный человек, Геллерт Гриндевальд. Таких, как ты, никогда не было в моей жизни и, я надеюсь, никогда больше не будет.
Завтра мой первый урок у вторых курсов. Представляешь, я буду рассказывать детям, как сделать то, о чем мы даже не задумываемся, а просто делаем. То, чему нас научили так давно, что мы уже и не помним, кто это сделал. И так же скоро они забудут меня, как только поймут, что превратить павлина в торшер – это не «ой, мамочка, посмотри, как здорово», а «пф, не стоило и труда». Хотя все мы понимаем, что никто не берется ниоткуда.
Хотя, наверное, именно это я и должен им объяснить.
Бывай, Геллерт, не налегай на выпивку.
Альбус.

0

7

Жаль, Альбус. Невероятно жаль, что ты отказался от идеи путешествия ради этой должности, которая, я уверен, не принесёт тебе ничего, кроме расшатанных нервов, ну, и разумеется, нескольких десятков галлеонов в месяц. Или сколько там платят заменяющим профессора?
Мы и не были друзьями, Альбус, разве ты не понимаешь? Мы были чем-то большим. Я имею в виду родство душ, которое гораздо сильнее кровного родства, не так ли? Да, Мерлин подери, я намекаю на Аберфорта. Впрочем, молчу, я знаю, что ты всё равно привязан к этому мрачному типу, своему брату.

Ты говоришь о моём честолюбии и гордости, но разве в тебе их не было? Мы думали об одном и том же, мы стремились к одному и тому же, не станешь же ты это отрицать? Уж "Империус" я точно на тебе не использовал. И я не считаю гордость и честолюбие чем-то ужасным, Альбус, разумеется, если они не берутся на пустом месте, если человек действительно представляет из себя незаурядную личность. Мы не животные, Альбус, не в нашей природе иметь окраску, позволяющую спрятаться и слиться с природой, как ты сейчас пытаешься стать "таким, как все", делать что-то обыденное и серое. Но ты не для этого создан. Твой патронус по-прежнему феникс, ведь так? Пламя, Альбус, живое пламя - вот кем ты должен быть, а не профессором с пенсне на длинном носу, в которого ты рискуешь обратиться.
Но, кажется, я слишком увлёкся, и это всё больше похоже на нотации, а я ведь хотел просто рассказать тебе, что вижу тут, на континенте, как прекрасна Европа... Знаешь, порой я до сих пор ловлю себя на мысли, что мне хочется, увидев что-то интересное, тут же бежать к тебе домой или хотя бы отправить сову. Кажется, Германия (а я сейчас тут) располагает к сентиментальности, чтоб её.

Не отбирай у несчастных детишек слишком много баллов, Альбус.

Геллерт Гриндевальд,
Дрезден, декабрь 1901

0

8

Ты не имеешь права осуждать мой выбор, Геллерт.
Я никогда тебя не осуждал. Раньше мне и не в голову не могло прийти сомневаться в тебе, но сейчас я все вижу. И все понимаю. Но ты, боюсь, так никогда и не поймешь, о чем я говорю.
Не осуждай людей вслух раньше, чем сам ты станешь настолько свят и чист, что к тебе без боязни сможет подойти легендарный единорог. Не смейся, ты же понимаешь, что это только образ. Впрочем, смейся. У тебя хороший смех, если только я не слышу в нем злости.
Я снова задаюсь вопросом, зачем я пишу это письмо. Ведь мы оба с тобой знаем – если хотя бы одно письмо останется без ответа, то второго уже не будет. Я не понимаю, зачем я его пишу. А зачем отвечаешь ты, Геллерт? Ведь ты занят не меньше моего: ты-то, я вижу, путешествуешь с удовольствием.
Хороша Германия под Рождество, Геллерт?
Счастливого Рождества, Геллерт, надеюсь, кто-то преподнесет тебе подарок, достойный тебя.
Мой патронус стал таким не без твоего участия. И я не знаю, хочется ли мне, чтобы он оставался таким навсегда.
А вот ученики, дети – это не так страшно, как могло бы показаться. Мне нравится, что меня слушают так же, как я слушал тебя. Очень жаль, что ты сам не хотел меня услышать. Да, я знаю, что сам я не мог тебя обучить чему-либо такому, чего ты не знал без меня.
Жаль еще, что ты никогда не видел Главный зал в Рождество. Это что-то волшебное! Даже если все легенды об Основателях лгут, все равно, то, что они сделали – это что-то прекрасное. Ты бы видел это небо. И эти звезды, и сотни свечных огоньков, и листья омелы над каждой дверью, и запах английского грога – для учителей.
Может быть, я ошибался. Может быть, мое место все-таки здесь. Ничего не говори об этом – хотя бы потому что мне нравится так думать.
Все еще сомневающийся по поводу своего места в жизни,
Альбус

+1

9

Ни слова осуждения ты от меня не услышишь, будь по-твоему. Я не склонен вступать с тобой в споры, Альбус, то ли потому, что у меня просто слишком хорошее настроение, какое только может быть у мага, не так давно потерявшего единственного, кто был по-настоящему ему равен; то ли потому, что я бы с удовольствием с тобой поспорил - но лишь будучи рядом, видя, как меняется твой взгляд, какими живыми и порывистыми становятся жесты, как ты заправляешь за ухо прядь выбившихся рыжих волос. Такой спор мне по нраву, на бумаге же он сер, безлик и холоден, а спор должен быть жарким, согласен? Как солнце прошедшим летом (вот уж не думал, право, что в вашей древней туманной Англии может быть такое солнце).

И, к слову, я никогда не говорил, что стремлюсь стать святым и чистым, о нет, разница между нами как раз в том, что я отчётливо понимаю, Альбус, - ради высшей цели иногда не грех и руки замарать. Так часто говорила моя прабабка из Шварцвальда, конечно, она имела в виду не высшие цели, а гораздо более низменные, но по сути, факт остаётся фактом. Никто не может быть свят, а ты пытаешься искупить какую-то свою вину, которой на самом деле нет. Впрочем, я обещал не осуждать и не читать нотации, так что умолкаю.

Германия... Да, Германия определённо хороша под Рождество, особенно, когда валит снег и кружится в свете фонарей и гирлянд, которыми украшен тут практически каждый дом. Прямо как ожившая иллюстрация к "Зимней сказке" Гейне. Никогда не любил Гейне, но сравнения прямо сами просятся. Не помню, рассказывал ли я тебе, но он был сквибом, отчаянно боровшимся за права таких, как он, и за то, чтобы волшебники не считали магглов "вторым сортом", я тебе процитирую: "Ich habe nie großen Wert gelegt auf Dichter-Ruhm, und ob man meine Lieder preiset oder tadelt, es kümmert mich wenig. Aber ein Schwert sollt ihr mir auf den Sarg legen; denn ich war ein braver Soldat im Befreiungskrieg der Menschheit".
Это можно перевести примерно как: "Я никогда не придавал большого значения славе поэта, и меня мало беспокоит, хвалят ли мои песни или порицают. Но на гроб мой вы должны возложить меч, ибо я был храбрым солдатом в войне за освобождение человечества".

Хорошо сказано, не так ли? Мне он безразличен, но такая позиция - то, чего я хочу. Конечно, в войне за освобождение магов, человечество и так захватило всё, что можно, а теперь пожирает самое себя.
И тебе счастливого Рождества, Альбус. Ты спрашивал, зачем я отвечаю тебе. Возможно, потому, что я не верю в судьбу и хочу доказать, что я сильнее неё. Если судьбе было угодно разорвать те нити, которые нас связывали, разве могу я упустить шанс утереть нос ей и её старухам-Мойрам?

PS. Лучшим подарком для меня станет то, если твой Патронус никогда не поменяет форму.

Феникс Гриндевальд

Отредактировано Erik Lensherr (2014-09-22 18:47:50)

+1

10

Доброго дня, Геллерт.
Позволь сказать тебе, что твои слова по-прежнему убедительно звучат для меня, хоть я и стараюсь быть по отношению к ним очень критичным. Я знаю, что ты не всегда прав, и хотя ты совершенно точно прав для себя, по отношению ко мне твоя правда может оказаться ложной. Что уж, она уже оказалось. Но это не то, о чем я хотел тебе написать.
Я приехал на Рождественские каникулы домой. И да, мой патронус все еще феникс. И я не хочу говорить тебе, как я это узнал.
Дом странно пуст, и когда я приехал, его замело по самую крышу, пришлось – как славно быть магом – расчищать дорогу и окна. Не все окна удалось отчистить заклинанием – так что в некоторых углах до сих пор прячется тьма. Мне не страшно, но она есть, и я это знаю. Я не привык быть один в этом доме, здесь всегда кто-то был. Сейчас же здесь пусто. Никого. Ты можешь заметить, что здесь не может быть пусто, если в доме есть я, но ты, наверное, не поймешь, как может казаться, что тебя самого нет, что ты, может, просто глядишь с портрета на свою старую комнату, а сам ты при этом далеко. Так далеко, что даже маги не вернутся оттуда без Камня.
Вот и меня как будто тут нет, только проблема одна: я не знаю, где я тогда. Я не умер, вовсе нет, я сейчас чувствую себя очень живым, я не в Хогвартсе и не рядом с тобой, Геллерт. Удивительно, правда? Где же я тогда?
Прихожу к выводу, Геллерт, что я потерялся. Ведь я не могу быть нигде? Значит, все просто. Я сам не знаю, где я, и не знаю, куда мне идти. И откуда я пришел. Я – юный Вертер, Геллерт, если тебе так будет понятнее. А ведь мечталось быть Карлом фон Моором. Я правильно пишу его имя? Не могу быть уверен; я мог что-то забыть. У вас такой странный язык – для меня, на мой вкус.
Желаю никогда не теряться.
Альбус

+1

11

Карл фон Моор, да, Альбус, всё верно. Но и тот, и тот (я, конечно, имею в виду Вертера и упомянутого тобой Карла) - всё же немецкий романтизм. Думаю, мы должны оставить это в прошлом, Альбус, хоть и по отдельности - просто оставить в прошлом. Теперь я чётко понимаю, что мечты - это всего лишь блажь. Эфир. Рябь на воде - назови как угодно. Пора превращать мечты в цели.

Знаешь, а ведь в этом всё так же замешана Германия, иначе с чего бы я сделал такие выводы. Немецкая литература, Альбус - странная штука, потому что чёртовы немцы (не могу целиком и полностью признать себя таковым, потому что во мне намешаны и австрийская, и британская, и даже мадьярская кровь. Смешно, правда - какой же тогда из меня чистокровный? Но оставим эту диалектику) - так вот, чёртовы немцы умудрились в своей литературе сочетать абсолютно сумасшедший романтизм и свою прагматичность, стремление всё разложить по полочкам, упорядочить. Превратить хаос в ровный строй.
Может, поэтому всё так и получилось, а, вернее, не_получилось, Альбус? Я - хаос, ты - чёткий строй.

Кажется, я говорю только о себе и о себе, а ведь вначале, когда я только получил первое твоё письмо, я думал, что готов на что угодно, лишь бы ты продолжал слать эти письма. Ну вот и я признался, что мне дорога эта переписка, впрочем, чего скрывать, разве мы когда-то что-то скрывали друг от друга?
Ты пишешь, что теряешься, тогда, возможно, тебе стоит плюнуть на всё, на твой чёртов Хогвартс на шотландских вересковых пустошах, и приехать сюда. Заметь, я не говорю: "ко мне", я говорю "сюда". Знаешь, мне кажется, судя по настроениям, двадцатый век принесёт Европе что-то радикально новое. Она расцветает, словно весенние цветы. Хотел бы я передать это ощущение, но не в силах - никто не в силах передать на бумаге саму жизнь.
И ты не теряйся, Альбус.

Отредактировано Erik Lensherr (2014-10-11 01:06:23)

0

12

спустя какое-то время переписки

Геллерт!
Я должен извиниться. Твое письмо пришло так давно, а я никак не мог найти время, чтобы на него ответить. Чтобы ты понял, почему у меня не было и пяти минут, сообщаю: в этом году Хогвартс принимает у себя Турнир Волшебников! Представляешь? Черт возьми, я был так рад, так воодушевлен, когда это узнал, ведь я сам так хотел бы в нем поучаствовать… но на самом деле ты просто не представляешь, сколько всего должны организовать учителя и Министерство, чтобы все это состоялось и стало праздником для зрителей.
Не для участников, конечно. Больше, чем для участников, это испытание только для нас. Потому что где-то нужно разместить делегации всех школ (помимо Дурмстранга, о чем, я думаю, тебе неинтересно слышать, к нам приехали ученики из Франции, Скандинавии и Америки), нужно удивить всех Святочным балом, устроить экскурсию… Кто показывает мрачным (еще более мрачным, чем ученики Дурмстранга, ты можешь себе это представить?) скандинавам все владения Хогвартса, включая Лес и Озеро? Конечно, никто иной, как твой покорный слуга.
А еще, Геллерт… ходят слухи. Я не знаю, как бы правильно сказать. Но ходят слухи, что на континенте что-то начинается. Как-то недобрый хоровод, чертов исток которого где-то в Германии. Я не знаю, где тебя найдет моя сова. Но я хочу знать: причастен ли ты к этому? Начал ли ты исполнять то, что мы с тобой хотели сделать вместе, один?
Не знаю, что ты мне ответишь, и не хочу знать. Если это ты – одумайся! Это будет совсем не то, чего ты ожидал… Твои сторонники – а я уверен, они у тебя теперь есть – предадут тебя, как только представится возможность. Ведь все предают, Геллерт, все, кому очень-очень веришь…
С верой в твое благоразумие,
Альбус, забежавший в башню между экскурсией для французов и лекцией по поведению для гриффиндорцев.
Июнь 1914.

+1

13

Здравствуй, Ал!
Помнишь, я всегда ненавидел эти ваши английские сокращения имён, глупо ведь звучат, какой-то обрубок, пару букв, а не имя, , но почему-то сегодня хочется назвать тебя именно так. К чему бы это? А, узнаешь в конце письма (и да, я знаю, что ты честно дочитаешь до него, а не бросишься сразу просматривать последние строки, как сделал бы я). Кажется, я слишком хорошо тебя знаю, как и ты - меня, что, по сути, очень странно для такого короткого знакомства.
Вижу, ты окончательно освоился в роли преподавателя, и более того - тебе это нравится. И хотел бы я сказать, что рад за тебя, но... Ладно, как я уже сказал, об этом - потом. Конечно, ты прав, и Турнир Трёх волшебников - невероятно значимое событие, которое поможет укрепить международную дружбу лучших представителей магического сообщества, - именно так я бы сказал, если бы мне пришлось толкать там какую-нибудь занудную речь.
Но, кажется, ты счастлив там. Это греет какую-то часть моей души, которую ты не счёт бы окончательно потерянной.
Твоё письмо по-прежнему нашло меня в Германии. Слухи... Я всегда знал, что ты умён и сможешь сделать определённые выводы. А что ты сделаешь, если я скажу, что нашёл Бузинную палочку? Что, если она теперь у меня, Альбус? Неужели ты бросишь своих дражайших гриффиндорцев и прочих, и ринешься в Европу, чтобы остановить старого друга- нового врага?
То, что будет происходить (как я надеюсь) в Европе вскоре, делается руками магглов. Именно для этого они и хороши - идеальное оружие. Кроме того, пожирают самих себя.


Так вот, теперь можно и к последним строчкам письма. За которые я не ручаюсь, потому что писал их, скорее, лучший бранденбургский шнапс.
Приезжай, Ал.
Приезжай, пока ещё не поздно, потому что через годы ты грозишь превратиться в профессора, который любит провести вечер с чашечкой чая и надевает шерстяные носки уже в августе.
Приезжай, и мы начнём всё сначала.
Всё, что было, и чего ещё не было тем летом.

Геллерт.

0

14

Геллерт!
Разреши тебе ответить словами самой известной английской птицы.
NEVERMORE
Альбус

спустя…

Здравствуй, Геллерт.
Было бы интересно узнать, как ты все это пережил. Не засыпало ли тебя осколками империи?
Мне кажется, для тебя это было очень тяжелым испытанием, хотя это только ты, ты один заварил эту кашу. Но даже это не отменяет того, что я волнуюсь за тебя. Поэтому, все-таки – как ты?
А сам я очень рад, что наша империя устояла. Когда рушатся такие гиганты, остается только скромно радоваться, что твой гигант устоял. Тяжело было не только магической Англии, но и маггловскому миру. Но этого ведь ты и добивался, Геллерт? Почему ты поступил так со всеми нами?
И зачем я пишу это письмо дальше? Ведь я поинтересовался твоим самочувствием – здоровьем – и, наверное, на этом должен закруглиться. О себе писать я не хочу, ты все равно это не поймешь и не примешь.
Давай, по старой британской традиции, о погоде.
У нас уже неделю льют дожди. Оно, может, и неплохо для тех, кто разводит болотников, но меня все никак не отпускают твои слова, которые ты написал мне как-то раз. Помнишь, ты сказал о теплых носках в августе? Ну, вот, я снова о себе. Все равно ты понял, что я хочу тебе сказать. Но это не потому что я  стал профессором, как ты должен понимать, а потому что в замке довольно холодно, особенно если забываешь подновлять заклинания. Зато кормят отменно – все лучше, чем то, что пытался зажарить на плохо разведенном костре Аберфорт в свое время.
Да, я уверен, что хотя бы ради этого преподавать. Да-да, я снова лукавлю. Дело совсем не в этом.
Но я буду закругляться. Хорошего дня.
Альбус
Хогсмит, 1919

0

15

Знаешь, Альбус, если ты хотел вежливо завершить наше общение, у тебя были для этого все возможности. Не одна. Не две. И даже не три. Я не считал наши письма, хотя храню их все, ха-ха. Тут можно было бы ввернуть что-то сентиментальное в стиле раннего Гёте, но дело в том, что я просто-напросто должен перечитывать твои послания прежде, чем сесть за свои.

Но о чём это я? Ах да, о том, что у тебя были все возможности, но ты почему-то ими не воспользовался. Открой мне эту причину, чёрт тебя дери! Нет, я не стал верить в чёрта, мне просто нравится так говорить - заразился, видать, от твоих любимых магглов. Если вся эта переписка служит лишь утешением твоей собственной совести - ну, вроде как даже после всего, что произошло, ты не бросаешь заблудшие души и ищешь какую-то надежду и свет в них. Ты понял, в общем, мою мысль. Знаешь, нельзя всегда быть в белом, Альбус, хотя именно об этом и говорит твоё имя. Понимаешь, неважно - разрушаешь ли ты что-то старое или строишь что-то новое, твои руки всё равно будут в грязи, потому что это - суровая работа, и с ней не справишься в перчатках. Ты так похож на свою Англию, о, да, истинный сын своей страны - вы обособились, оторвались от прочего, живого мира, своим Ла-Маншем и думаете, что так будет продолжаться вечно, стоит лишь перевести разговор на погоду.

Хочешь, я скажу тебе, какая погода ожидается дальше, Альбус? Буря. Шторм. Ураганы. Которые сметут всё и всех, кто попытается скрыться. Думаешь, я тут пью с горя от того, что рухнула империя, которая была мне родиной? Нет, профессор, на её обломках сейчас возникает нечто, равного чему никогда не было и не будет. Это говорю тебя я, Геллерт Гриндевальд, а ты знаешь, не смотря ни на что, я всегда держал своё слово.

+1

16

Получив последнее письмо, выдернув его из лап весьма потрепанной птицы, и прочитав его, Альбус решил, что на этот раз отвечать не станет. И вообще, это достаточно хороший завершающий аккорд для их с Геллертом общения. Если все, что писал немецкий маг, было правдой – то им лучше просто больше никогда не общаться. Если все, что говорит Геллерт – правда, то он совсем не тот человек, за которого его считал Дамблдор. Куда жестче, злее, продуманней… неужели Альбус был – подумать только – настолько слеп? Или все-таки Геллерт стал таким за последние годы, за те много лет, что прошли с тех пор, как их дружба оборвалась несчастным – назовем это так – случаем? Хотелось верить в последнее… Но с каждым словом, прочитанным и отпечатанным в мозгу, верилось все меньше и меньше.
Так Альбус навсегда прервал их переписку. Навсегда – это так думал он. Надеялся, что никто и никогда не заставит его вновь взглянуть в глаза человеку, которого он считал своим другом. Который потом в дребезги разбил не столько его, Альбуса, жизнь, сколько весь окружающий мир. Великая война разнесла в щепу не только магический мир, но и подорвало к ним доверие магглов – тех немногих, кто еще знал о странных людях, живущих с ними по соседству. Больше никто не верил волшебникам – не верили они и друг другу. Не верили, наверное, и самим себе. Альбус так точно больше не верил никому – и себе в первую очередь.
Но одно он знал точно: никто не заставит его пойти на эту встречу.
Кроме вины.
Объяснить себе это чувство Альбус не мог. Он уже был не маленьким мальчиком тогда, в 1945ом, на исходе апреля, ему было достаточно много лет, чтобы поддаваться каким-либо чувствам, чтобы оставить Хогвартс и мчаться куда-либо. Ведь, просто-напросто, было уже слишком поздно что-то менять – и профессор Дамблдор (которого никто и никогда в жизни больше не звал Алом) это понимал как никто другой.
Поэтому письмо, состоящее из двух предложений, пролежало в его столе довольно долго. И было отправлено только в самом конце апреля. Текст на нем был следующий:

Нам нужно встретиться. Жду адрес.
А.

На следующий день Альбус Дамблдор покинул Хогвартс.

Отредактировано Ludwig Breier (2014-11-21 18:05:30)

+1

17

Весенний Берлин не спал ночами, вот только дело было не в весне - канонада русских на подступах к немецкой столице не смолкала практически ни на минуту. Впрочем, бывали редкие минуты затишья, которые лишь предвещали новую бурю. Чего ещё было ждать от этих маггловских иванов, кроме хаоса и бури?
Геллерт пошире распахнул окно, выходившее на Тиргартен, который сейчас зеленел особенно ярко, будто предчувствуя, что скоро весь этот лес в городе окутает едким дымом. Взмах палочкой - и вокруг воцарилась тишина, блаженная и долгожданная.
Он мог аппарировать отсюда, куда-нибудь далеко, где никто не знает имени Геллерта Гриндевальда, но такой уголок найти было практически невозможно, ведь он сам сделал так, что его имя гремело по всему миру, где только есть волшебники. А волшебники... они есть везде, только скрываются.
До сих пор скрываются, словно мыши в норах, и, похоже, их это вполне устраивает, раз его идеи не нашли массы последователей, как он ожидал.
Но теперь что жалеть об этом или просто вспоминать - теперь его Германию порвут на части, как кусок мяса, а то немногое, что он может сделать в своё удовольствие - это выкосить хотя бы парочку советских дивизий, чтобы их путь по Берлину был залит кровью.

Гриндевальд не знал, чего ждать от встречи с Альбусом после стольких лет молчания. Тот мог сразу ринуться в бой, а мог, как когда-то, пытаться достучаться, убедить, поговорить...
"Даже не знаешь, что хуже", - усмехнулся про себя Геллерт, надевая строгую чёрную мантию и бросая мимолётный взгляд на зеркало. Оно отразило изрядно постаревшего, но ещё не утратившего привлекательность человека. Ему повезло с цветом волос - при таком оттенке седина практически незаметна. Истинный ариец, чтоб его.

Александерплатц была пустынна - редко кто в эти чёрные дни покидал дом без надобности, а тех, кто всё же оказался в этот момент неподалёку, Геллерт отогнал подальше простым заклинанием. Все они мгновенно вспомнили о "жутко важном деле" и поспешили покинуть подходы к площади. Сегодня тут, в самом сердце Берлина, не будет никаких магглов. Только двое волшебников - самых сильных и могущественных на планете.

+1

18

Альбус никогда раньше не бывал в Германии. Когда-то давно он переписывался с германскими волшебниками, но всякий раз, получая письмо из Германии (или из Веймара, или из империи), дергался, как от удара, и долго не мог заставить себя распечатать конверт. И вот он был в самом центре некогда великой империи, а сейчас – величайшей деспотии мира. Деспотии для людей – и магглов. Магглы ведь тоже люди? Кто бы что не пытался доказать.
Эта война (эти две войны, но скорее всего она была одна) претила Альбусу и он, конечно, в ней не участвовал. Но некоторые вещи требовали определенных решений. Кое-где нужно было себя пересилить и пойти на шаг, который совершенно не нравится. Который кажется бессмысленным.
Эта встреча, она… Дамблдор ведь не считал себя величайшим волшебником. Это раньше ему так казалось – а с годами он сумел справиться с собственным самомнением, и был, наверное, прав. Ведь величие мага не в том, чтобы колдовать, не открывая рта (да-да, это было одним из главных достижений Альбуса!), а в том, на что направлено его колдовство. Но создание новых разрушительных заклинаний или на благо простых людей. Альбус людей никогда не спасал, а вот тут…пришлось.
Он сразу решил, что после этой встречи погибнет либо он один, либо никто. Он ни за что не станет убивать Геллерта. Никого и никогда он не станет убивать. И тем более своего… друга? Ха-ха.
Они встретились на пустой безлюдной площади, в тревожном темно-красном зареве горящих берлинских подступов, в опасной предгрозовой (затишье между бомбежками) тишине, и шли друг к другу с разных сторон, как на гигантском ринге.
- Здравствуй, Геллерт, - Альбус держал руки в карманах мантии, сжимая свою палочку. Он не волновался так с тех пор, как проводил свой первый урок трансфигурации у пятого курса. Сейчас же его трембило так, что очертания мантии должны были смазываться, но он твердо стоял перед
Гриндевальдом, сжимая скользкими пальцами свою палочку.

+1

19

"Он изменился и не изменился одновременно", - подумал Геллерт, едва завидев Дамблдора. Волшебники старели гораздо медленней, и сам Гриндевальд по-прежнему обладал острым зрением, чтобы издалека отметить перемены, произошедшие с его верным врагом за все эти годы. Вот Дамблдор - тот остался верен своим неизменным очкам-половинкам, которые он носил ещё тогда. В то лето. Другому это показалось бы странным - колдомедицина, как равно и маггловская, за это время сделала огромный скачок вперёд, и наверняка медикам под силу было исправить такую малость, как плохое зрение могущественнейшего в Британии волшебника. Показалось бы странным любому - но не Геллерту. Верность самому себе, умение не сходить с единожды выбранной дороги - это отличало их обоих.
Вот только дороги были разные.

Как и сам Гриндевальд, Альбус был в простой походной чёрной мантии, руки держал в её карманах - значит, убивать не собирался или собирался не сразу. Да что ты, конечно, одёрнул сам себя Геллерт. Кто-кто, а Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, директор Хогвартса, главный маг Визенгамота, не откажет себе в возможности ещё раз поговорить со "старым другом" и осознать всю глубину бездны, которая его поглотила. По мнению и убеждению самого Дамблдора, конечно.
Сам Геллерт беспечно вытащил палочку из кармана и засунул её за ухо, словно это была не знаменитая и великая Бузинная, а простой карандаш. Ничего не поделаешь, это была такая же его привычка с молодости, как и альбусовская привычка наставлять заблудшие души на путь истинный.
- Здравствуй, Ал, - Геллерт отвесил преувеличенно манерный поклон и обвёл рукой площадь. - Добро пожаловать в мою Германию. Признаться, когда-то я хотел показать тебе её совсем другой, но что есть, то есть, - он бросил мимолётный взгляд на чёрную громаду Нурменгарда, тянущуюся в не по-весеннему холодное небо. - Ты убивать меня пришёл или так, побеседовать? Давай уж сразу проясним.

+1

20

Когда Альбус представлял себе их встречу, он мог придумать себе многое. Но он и помыслить не мог, что все будет так буднично. Как будто они просто старые знакомые, которые встретились в Хогсмиде. Как будто не было этих лет не то обиды, не то страха. Дамблдор до сих пор не мог признаться себе, почему он избегает встречи со старым другом. Потому что боялся задать себе вопрос: только ли в смерти Ариадны все дело? Или, может, Альбус боится узнать чего-то еще?
Он не просто боится, он не хочет этого знать ни за какие сокровища магического мира. Ни за что. Слишком поздно что-либо менять в его устоявшейся жизни.
Альбусу не нравилась эта Германия. Его Германия. Геллерт мог что угодно оправдать войной, человеческими орудиями, но сомневаться не приходилось: это именно он, Гриндевальд, сделал свою Германию такой. И такой Берлин – это в самом деле геллертовский Берлин. Если бы Геллерт пытался снискать себе славу Гёте или Шиллера, то все вокруг было бы неизменно мрачно, рушились бы шпили соборов, и падали, придавливая собой людей. Магглов.
Мрачный-мрачный, безысходный геллертовский Берлин. Будет обидно, если Альбус навсегда запомнит его таким: а ведь он только таким и сможет его запомнить. Почти побежденным, рушащимся под градом орудий и тяжестью собственного величия.
Геллерта его надменность никогда не гнула, даже спустя столько лет.
- Я пришел сюда, чтобы поставить во всем этом точку, - яркий росчерк волшебной палочки на апрельском Берлине. Я не хочу тебя убивать. Не потому что ты – это ты, а потому что я никого не хочу убивать – хватит смертей. Я – не ты.
Взгляд Альбуса цеплялся за каждую черточку, каждую морщинку на лице Гриндевальда, пытаясь их запомнить, отпечатать в памяти. Но плавные линии давно знакомого лица тут же исчезали из памяти, и Дамблдор был уверен, что стоит ему отвести взгляд – он будет помнить только цвет этих надменных глаз.
Я не хочу тебя убивать, подумал Альбус и выхватил палочку, первым произнося заклинание. Для этого ему даже не пришлось открывать рта.

+1

21

Конечно. Невербальная. Альбус никогда не отличался разговорчивостью, разве что тогда, много лет назад, да что там - целую жизнь назад, но и тогда он всё равно больше предпочитал слушать, изредка вклиниваясь в цветистые речи Геллерта, вставляя свои, всегда такие точные, замечания; поправляя друга, если он, увлёкшись, забывал, как звучит то или иное слово на английском...
Говорили, Дамблдор - лучший в использовании невербальной магии. Говорили, что Дамблдор просто лучший, что только он может справиться с Гриндевальдом.
Глупцы. Глупцы, как и практически все, кто встречался ему на пути. Справиться с Гриндевальдом Альбус мог всегда, начиная с первого дня их знакомства - они были равны по силе.
Мог ли Альбус Дамблдор справиться с собой - в этом был главный вопрос, от которого зависел исход поединка.

Геллерт выхватил палочку из-за уха быстрым, стремительным движением. Бузинная, такая послушная, словно ручной пёс, прочертила в воздухе полукруг, буквально в последнюю секунду создавая щит. Геллерт знал все заклинания, который мог применить Альбус, это могло продолжаться бесконечно долго, словно нескончаемая шахматная партия (белые начинают и проигрывают), поэтому существовала лишь одна возможность обеспечить себе победу быстро.
Щит выставлен исключительно ради доли секунды, песчинки времени, за которую Геллерт мысленно произнёс: "Легилименс", потянувшись к сознанию Альбуса.

Когда они упражнялись в окклюменции, Дамблдор говорил, что видит закрытую книгу. Иногда ему удавалось прочесть в ней пару страниц, иногда страницы перелистывались сами - быстро, с громким шелестом, и тогда Дамблдор укоризненно замечал: "Геллерт, это же тренировка!" "Хватит на сегодня тренировок, Ал, мы идём на речку - и точка".
Закрытое сознание Альбуса почему-то всегда виделось ему пустой комнатой - спальней родителей Дамблдоров, в которую никто не заходил, где жили лишь пыль и сквозняки.
Иногда на этой пыли, покрывавшей мебель, проступали слова.
Геллерту удалось схватиться лишь за "Я - не ты".
- Считаешь, что ты лучше, Альбус? Считаешь себя невиновным? - щит рассыпался, и в ответ полетело боевое заклинание - среднее по силе, чтобы Дамблдор легко его отразил.
В их поединке главной будет не магия, а слова и мысли.

+2

22

Защекотало где-то в глубине черепа, и Дамблдор резко мотнул головой – только этого сейчас не хватало! Улыбчивого и надменного Геллерта в его голове – нет-нет-нет! После стольких лет, что они не общались, Альбусу хотелось сесть со старым другом в каком-нибудь магическом пабе, подальше от магглов, и долго, с чувством разговаривать о жизни.
А не вот так… Дамблдор закрылся щитом, бросившим в берлинский серый воздух голубоватую рябь, и заклинание Гриндевальда отскочило, впившись в ближайшую стену дома. Брызнула каменная крошка, но до волшебников не долетела – больно далеко было.
Но Геллерт не сражался в полную силу – это Альбус знал. Он не хотел его убить, равно как и наоборот. Они хотели жизни друг другу – друг с другом, - а не смерти.
- Я не считаю себя лучше тебя, - выдохнул Альбус, наконец-то разлепив сухие от волнения губы. Его слова вихрем пронеслись сквозь щит, похожий на слабого патронуса, но куда более тонкий. Не просто магический щит. Нечто выше и сильнее.
- Я не виноват в том, о чем ты говоришь, - приоткрыв щит, оставив от него только мигающий образ, Дамблдор швырнул в Геллерта обездвиживающее заклинание. Через небольшую паузу – еще одно. Не убивать. – А ты ни в чем не виноват.
Альбус  резко обернулся вокруг своей оси, плеснуло полами темной пыльной мантии, и еще одно обездвиживающее заклинание – специально усиленное Дамблдором на «когда-нибудь про запас» - зацепило Геллерта на излете. Альбус знал, что долго его заклинание не удержит величайшего злого волшебника в истории современной Европы, поэтому он мгновенно оказался рядом с Гриндевальдом, заглянул в его невозможно голубые глаза, застывшие с оскорбленным выражением в глубине зрачков, и потянул из поднятой руки его палочку с сучковатыми наростами.
Одна мысль билась в виске: Геллерт поддался. По тому, как подрагивали пальцы – Альбус не удержался, сжал опустевший геллертов кулак и тут же отпустил – было ясно, что заклинание спадает. Сильный Гриндевальд может побороть любое заклинание – кроме того, на которое Дамблдор никогда не решится.
- Я виноват в том, что оставил тебя тогда, - хрипло заметил Дамблдор, почти пятьдесят лет боявшийся это сказать. – Быть может, всего бы этого не было.

+1

23

Уже позже, в Нурменгарде, Геллерт пытался вспомнить, когда именно принял это решение. И только спустя годы осознал, что это не была минутная слабость, а, скорее, последние отблески чего-то светлого, что всегда видел в нём Альбус. И, как ни странно, видел до сих пор, смотрел своим, таким знакомым до боли (вот тебе ещё одно открытие, Геллерт Гриндевальд - "до боли" иногда - не просто оборот речи, а ещё... ещё ты до сих пор способен чувствовать боль).
А ещё виной этому стала Германия. Сейчас, глядя на неё, лежавшую в обломках, он понял, что во многом сам стал причиной этому. Геллерту были практически безразличны грехи его прошлого, но ему никогда не была безразлична Германия.

Если бы их видели эти глупые бесталанные маги, то никто из них всё равно не понял бы, что произошло. Уже сегодня газетные заголовки наверняка будут пестрить речами, восхваляющими подвиг Дамблдора.
Правду будут знать лишь они двое, и, признаться, Геллерту было этого достаточно. А правда была в том, что лишь теперь, перед самым обрывом пропасти, они, наконец, нашли в себе силы понять и принять друг друга.
- Давай разделим вину на двоих, так всегда проще, Ал, - Гриндевальд с усмешкой проводил Старшую палочку и перевёл взгляд на друга, запоминая его глаза за прозрачными стёклами - какие-то невероятно юные глаза, будто и было всех этих лет. - У меня к тебе лишь одна просьба - оставь меня тут, - он кивнул на тёмную башню Нурменгарда, - и тут, - действие заклинания практически исчезло, так что можно было протянуть руку и коснуться седого виска Альбуса.

Гриндевальд шёл к Нурменгарду, ни разу не оглянувшись. Вдалеке продолжала громыхать русская артиллерия.
Один из волшебников, охранявших магическую тюрьму, едва не выронил свою палочку.
- Но... как же так, герр Гриндевальд?
Геллерт улыбнулся - отчего-то очень легко и беззаботно:
- Ich wollte weinen wo ich einst
Geweint die bittersten Thränen –
Ich glaube Vaterlandsliebe nennt
Man dieses thörigte Sehnen*
, - ответил он и шагнул через порог.

Свернутый текст

* Хотелось поплакать мне там, где я
   Горчайшими плакал слезами.
   Не эта ль смешная тоска названа
   Любовью к родине нами? (с) Г. Гейне. "Германия. Зимняя сказка"

+1


Вы здесь » CROSSGATE » - потаенные воспоминания » Не люблю


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно