Вдох. Выдох.
Ванда посмотрела в глаза лидеру и повторила:
- Пожалуйста, позволь мне с ним увидеться.
Она просила уверенно, без дерзости в голосе и с несвойственной ей настойчивостью. Но ведь речь шла о Пьетро, а когда дело касалось брата, Ванда становилась в разы решительнее.
- Мы бы ни за что не предали тебя, ты же знаешь.
В конце концов, она обращалась к человеку, который спас их жизни, когда надежды уже не было. Он разделил с ними хлеб и кров, руководил и защищал; познакомил с другими такими же, как они, дал смысл их отличию от других людей. Своей непоколебимой верой Магнето заставил Ванду поверить в собственные силы, более того - он был уверен в ее росте и не боялся ее дара в будущем. В жизни близнецов сейчас не было более значимой фигуры. Ванда доверяла Магнето и не сомневалась в его здравомыслии, она не хотела спорить или перечить и уж тем более бросать вызов, но ей нужно было, необходимо было как-то помочь брату.
- Клянусь, Пьетро и не думал переходить на другую сторону.
Зная друг друга столько лет, они привыкли друг за друга отвечать. Непослушание брата и последовавшее за ним заточение представлялось Ванде острым недоразумением, и она очень хотела вмешаться, поговорить с обоими и вытащить Пьетро из камеры. Стоило усилий не упоминать о том, как тяжело дается ему пребывание в четырех стенах, невозможность перемещаться сводит его с ума, Ванда знала это заведомо и чувствует кожей прямо сейчас. Она не была там (Магнето не пускал), даже не знала, как выглядит эта часть их убежища, но порой ощущала, что на нее тоже что-то давит со всех сторон.
- Дай мне с ним поговорить. Пожалуйста.
Ей всегда казалось, что Магнето чуть более снисходителен к ней - то ли из-за бремени силы, то ли оттого, что она старалась быть рассудительной и лишний раз не высказывалась, в любом случае, сейчас Ванда уповала на то, что он ответит на ее просьбы. Не может же гнев на Пьетро настолько перекрывать остальные мысли и чувства. Не должен.

Какого ответа она ждала? Вопрос не удивил Ванду, но она совсем не задавалась им до того момента. Забавно: она уделила приличное время, чтобы заранее взвесить свои слова и обдумать поведение, но не касалась реакции Магнето даже в мыслях. Этичный человек назвал бы это проявлением уважения, практичный - недальновидностью, стратег - отсутствием цели и планирования вообще. А Ванда Максимофф хотела держаться подальше от ярлыков.
- Я об этом не думала.
Хотя фоновым умом, конечно, понимала, что лидера тайного объединения мутантов не тронут просьбы семнадцатилетней девочки, все-таки не в диснеевском мультике живем. Тем не менее, она не оставляла надежды, что Магнето пустит ее поговорить с братом. Столько времени быть отделенной от него и знать, что он где-то заперт, для Ванды было тяжело.
- Просто не могла не прийти.
Голос ее звучал твердо - Ведьма говорила железную правду и лично для нее это было весомой причиной действовать. Но она понимала, что мотивация ее выглядит, мягко скажем, слабенько. Так ли сильно она хочет помочь брату, если ради этого не готова идти на конфликт? Но оспаривать правильность действий Магнето бессмысленно и глупо, тем более, что он заранее дал понять: дисциплина должна быть железной. Ванда знала, что если не играть по правилам, можно сильно обжечься. Пьетро обжегся.
Ответ Магнето она слушала внимательно, но без эмоций - так же, в общем-то, как он говорил... Напоминал. Кивнула, подтвердив его правоту: все верно, они остались и приняли его руководство добровольно, нечего отрицать. Ее брови дрогнули при упоминании опеки, тонкая черточка на лбу, скрытное, но читаемое напряжение во всем лице.
Ванда не согласна.
Что-то не так.
Она не может с ходу понять, где в логике Магнето изъян, есть ли он вообще, но ощущение неправильности не уходит. А когда лидер тянется за выпивкой, Ведьма чувствует непрошенное раздражение и отводит глаза. Его жест - жест человека, предоставленного самому себе, хозяйский.
Неужели он вообще не сомневается в своих решениях? Это потому, что он старше? Вроде бы жизнь должна учить, что все неоднозначно, но прибавляет ли это к колебаниям? Ванде сложно представить.
- И как долго ему предстоит... отвечать? - и сразу, чтобы не тратить вопрос вхолостую на "пока он не выучит свой урок" или что-то похожее: - По твоему мнению.
Не то чтобы у нее не было предположений, но это Магнето общается с Пьетро сейчас, не она. Ведьму так и тянуло лишний раз повторить просьбу, но она понимала, что это сразу же сократит разговор.

Отредактировано Wanda Maximoff (2014-08-03 02:52:52)

"Точно так же?" Магнето был похож на человека, который в юности наломал бы дров не меньше Пьетро. В нем тлели угли импульсивности, закованные в стальную броню. Иногда прорывалось что-то похожее на страстную натуру (так казалось Ванде), оно было вдохновенным, кровоточащим и ярким. Оно завораживало.

Взгляд Ванды смягчился. Проявления человечности со стороны Магнето никогда не оставляли ее равнодушной. Максимофф понимала, что это следы идеализации, но с ними было нелегко бороться. Магнето производил впечатление человека, прошедшего через ад и поднявшегося оттуда с прямой спиной и набором шрамов, которые он хранит в тайне. Он был решителен, суров и собран, страстен в своей целеустремленности и последователен в своих идеалах - за таким лидером хотелось идти. Как известно, человек видит то, что хочет видеть, и после потери дома и месяцев скитаний по городам Ванда нашла в Братстве нечто постоянное - вектор и опору одновременно. Ей отчаянно хотелось, чтобы у них с Пьетро был какой-то дом; она была счастлива, что их силы и отличие от других наконец-то обрели значение и даже высокую природу. Первое время она была прилежной ученицей, вникала в любые речи без сомнений и возводила Магнето на пьедестал. Это прошло, но она по-прежнему ценила моменты, когда он, как ей казалось, проявлял понимание к своим рядовым. Это ведь не входит в его обязанности, жест доброй воли, почти щедрость.

Впрочем, лидер всегда умел избавиться от лишнего перехода на личности парой фраз в жанре "кто тут босс". Ванда поднялась с кресла почти синхронно с ним - собранно и просто, как она обычно подчинялась приказам. Смотрела снизу вверх без дерзости, даже когда почувствовала руку на подбородке - и в ту же секунду, без раздумий, коротко мотнула головой. Движение было четким: так обращаться с собой Ванда не разрешала. Взгляда не отвела, ведь это не было уходом от разговора или капитуляцией.
- Я тебя поняла, - ровно ответила она, развернулась на каблуках и вышла из комнаты. Дверь за ее спиной захлопнулась по мановению руки.

Ещё какое-то время после ухода Ванды Магнето сидел практически неподвижно, потягивая оставшийся виски. Ведьма ушла в расстроенных чувствах, но так и задумывалось. Переживание сменится злостью, злость перейдёт в апатию - и тогда он поговорит с ней ещё раз. Вытащит из этого состояния, и девочка снова будет ему благодарна. Мысленно отложив этот вопрос в своеобразный лист ожидания, Эрик направился к Ртути.

Карцер не был специально оборудован для Пьетро - слишком много чести - но внезапно оказалось, что как раз ему здесь находиться было мучительнее всего. Магнето хорошо знал, каково это - лишиться малейшей возможности использовать свои способности. С чем ни сравни, всё равно не опишешь. Лишить воздуха? Содрать кожу по-живому? Но так это была бы боль, яркая, как вспышка, но просто боль - не перетерпишь её, потеряешь сознание и не будешь чувствовать. А так ты чувствовал - чувствовал бессилие постоянно, ежесекундно, каждой своей клеткой, и это медленно сводило с ума.

Наверняка нашёлся бы умник, который бы сказал, что Магнето платит жестокостью за жестокость, причиненную ему самому, но этот умник быстро бы заткнулся.
Они были на войне, и жить нужно было по законам военного времени. Либо Пьетро поймёт это с первого раза, либо...
О другом Магнето, какие бы чудовищные злодеяния ему не приписывали, задумываться не хотел. Он всё ещё верил, что близнецов можно контролировать, и ему всё ещё хотелось, чтобы они остались с ним.

Ртуть наверняка догадался об их родстве - только Ванде не успел рассказать, и пока это было на руку Эрику. Он и сейчас ловил себя на мысли, что иногда задерживал на Пьетро взгляд дольше необходимого, ища и находя в нём свои черты. Вот только кровное родство - не самое сильное, иной раз родственники толком не знают, не принимают, а то и ненавидят друг друга. Иногда дороги разводят их с самого детства, и через много лет они встречаются уже абсолютно чужими людьми.
Верность - вот лучшее родство - и неважно, такого ли, как и у тебя, цвета глаза у тех, кто стоит рядом, плечом к плечу. У того, кто не предаст.

- Я захожу, так что давай без глупостей, - при всей своей скорости Пьетро не убежит без Ванды, а её ещё поискать нужно.

Только глупцы, поэты (что, в целом, сродни одно другому) или просто излишне сентиментальные люди считают, что родство - это какая-то высшая, нематериальная, удивительная связь, от которой нельзя избавиться - как от родинок на своём теле. Если же избавишься - останутся шрамы, которые всё равно будут напоминать тебе о том, что было. Магнето давно понял, что это - чушь, которую выдумали, чтобы оправдать собственные слабости. Люди вообще, как никто другой, умели находить тысячи оправданий своим слабостям. Родство - лишь причудливая вязь генов, наука, которую можно разложить по полочкам, как разлить по пробиркам кровь. Ничего волшебного. Ничего сверхъестественного. Никаких "связей".

Вот так и сейчас - наверняка нашёлся бы смельчак, возразивший, мол, нельзя так поступать со своей же плотью и кровью. И опять глупость несусветная. Много ли мы причиняем зла незнакомым людям - которые едут напротив в транспорте, идут по улице, сидят за соседним столиком в ресторане? Другое дело - наши близкие. Наша семья.
К тому же Магнето на собственном опыте, опыте, давшемуся ему с кровью и болью, осознал ещё давно - за каждый проступок рано или поздно придётся платить - чёртово мироздание очень любит равновесие и не делает поблажек - только выдает отсрочки. Леншерр не делал и отсрочек. Просто чем выше была плата, тем ниже была вероятность того, что подобный проступок повторится. Всё просто - всё действительно было очень просто. Какая же тут жестокость - исключительно трезвый расчёт.

На Пьетро можно было бросить лишь мимолётный взгляд, чтобы убедиться - он волнуется. Безумно волнуется за сестру. Вот в его случае родство - это действительно связь, а значит - слабость, а значит... Словом, это было даже неинтересно и чертовски просто. Если бы Максимофф хотя бы молчал, но, чего греха таить, с первой встречи было ясно, как ему нелегко скрывать эмоции. Что ж, он ещё научится. Придётся.

- Совсем забыл, что тут и присесть некуда, - заметил Магнето со скучающим видом и перевёл взгляд с Ртути куда-то на стену позади него, будто там было что-то невероятно интересное - по меньшей мере, фильм с Ритой Хейворт. - Ванда... Ванда... Послушай, а с чего ты взял, что Ванде здесь кто-то может причинить зло? Тебе не кажется, что твоя забота для неё уже хуже неволи? Вы близнецы, Пьетро, ты не старше, не опытнее, не сильнее и, кажется мне, не умнее. Иначе бы тебе давно пришла в голову мысль, что девочка задыхалась от такой опеки, а теперь она выросла, она свободна, она могущественна, и она Алая Ведьма.

Ему самому интересно, изменилось бы что-то, если бы он знал своих детей с их рождения? Если бы держал на руках, когда они были маленькие, видел первые шаги, слышал первое слово? Тогда бы он чувствовал сейчас сожаление и раскаяние, или дело совсем не в них, а в нём, Магнето - а его не может изменить ничто.
Ничто не может тебя изменить, если ты сделал себя сам.
Так что всё это - не более, чем блажь, выдуманная эгоистичными людьми, чтобы видеть в ком-то другом себя, своё продолжение. Вот, глядите, я умру, но часть меня останется жить дальше. Какая-то дешёвая сентиментальность - эти родственные чувства. Даже если вы похожи внешне - так, что этого невозможно не заметить, даже если сын пытается сдержать свой гнев так, как пытался когда-то ты.

- Это не ирония, Пьетро, это справедливость, - заметил Магнето, складывая руки на груди. - И, как видишь, справедливость не знает привилегий и поблажек, я отправил в карцер родную, - он усмехнулся, - плоть и кровь. Или ты хочешь сказать, что не заслуживал наказания? Если честно, я уже устал повторять, что идёт война, и за все проступки приходится расплачиваться.
Как Магнето и ожидал, его слова о Ванде заставили Пьетро... нет, нервничать - это было не то слово. Таким взглядом смотрит тот, кто боится потерять единственное сокровище, которым владеет. Единственное, что любит больше себя, своих сил, да всего на свете. Это очень опасно - вложить свою душу в руки другого, сделать кого-то залогом своего счастья.
Тогда ты уязвим.
Тогда ты слишком человечен.
Почему тогда его, Эрика, так благополучно искоренившего в себе эту слабость, на миг - всего лишь на миг - но задевают слова Ртути?
- Думаешь, если бы я знал о вашем существовании раньше, я бы ничего не предпринял? - зло прищурился он, но тут же успокоился. Мальчишке только этого и надо - вывести его из себя, перетянуть на себя этот канат, но он не даст ему это сделать.
- Знаешь, Пьетро, иногда можно прожить с кем-то всю жизнь, и в старости понять, что вообще не знал этого человека. А можно провести с кем-то день - и найти родственную душу до самой смерти. Ты так уверен, что знаешь свою сестру? Но именно я сделал её сильной, смелой, я открыл в ней то, о чём она сама даже не подозревала, - он пристально глянул на Ртуть, - как, впрочем, и ты. Так как же ты можешь утверждать, что знаешь её?
И, не дожидаясь ответа (хотя Магнето был уверен, что Пьетро с ним не замедлит), он продолжил безразличным, серым тоном:
- Я пришёл, чтобы поинтересоваться, не хочешь ли ты увидеть Ванду? Я могу это устроить. Конечно, если ты... как это говорится? - усвоил урок.

Ни на миг, ни на секунду нельзя проявить слабость и человечность - этим мутанты и должны отличаться от людей - отсутствием слабостей. Только чистая сила, тогда они смогут действительно назваться однажды "Homo superior", новой ступенью эволюции. Поэтому никаких непрошеных мыслей о том, что это неправильно - когда отец с сыном говорят в тюрьме, в карцере, куда сам отец сына и посадил.
И Магнето легко справляется с этими непрошеными мыслями. Он практически со всеми сложностями умеет справляться.
- Даже среди мутантов могут быть наши враги, - устало сообщил он. - Странно, что мне пришлось об этом повторять, ты же такой умный, взрослый и самостоятельный, - в голосе Эрика появилась ирония. Впрочем, не стоит быть излишне многословным и упражняться в остроумии с Ртутью, главное влияние на него - не колкости, словесные перепалки и даже не сила магнетизма. Главное влияние сейчас, очевидно, сидит в своей просторной комнате и молча страдает, пытаясь придумать, как вызволить любимого и единственного брата.
Слова о матери близнецов Магнето просто проигнорировал - вот уж что-то, а оправдываться за дела прошлого, тем более за свои личные дела, он не собирался. За долгие годы он научился оставлять прошлое в прошлом и не возвращаться к нему в мыслях. Есть такие люди, которые не умеют сжигать за собой корабли. Магнето не раздумывал ни секунды, прежде, чем облить корабли бензином и бросить зажжённую спичку.

Пьетро, к слову, вспыхивал так же быстро, как спичка, ну что с этим делать?! Разве он сам не видит, насколько становится уязвим? Эрик покачал головой, прямо как учитель, глядя на нерадивого ученика.
- Пожалуйста, избавь меня от этих сентиментальных подробностей вашего детства и взросления и твоего личного самолюбования тем, какой ты хороший брат. Я задал тебе вопрос, и я получил на него ответ, очень хорошо. Жди.
Магнето махнул рукой, и двери камеры открылись, пропуская его.

... В комнату Ванды он зашёл, вежливо постучавшись, но не сказал ничего - лишь кивнул головой, мол, следуй за мной и без возражений. Неизвестно, о чём девочка думала по пути к карцеру, эти коридоры вряд ли были ей знакомы, но должна была догадаться, когда свет стал тусклее, а стены - грязнее, с осыпавшейся сероватой краской.
У двери карцера Магнето остановился, повернулся к Ванде и взял её за плечи, пристально заглядывая в глаза.
- Ты хотела увидеть брата, и ты его увидишь, конечно, не наедине. И ты знаешь, вполне вероятно, что я даже выпущу его в скором времени, но... - он вдруг провёл ладонью по её щеке, стараясь, чтобы жест выглядел действительно отеческим. Знать бы, насколько хорошо это получилось, - тут всё зависит от тебя и от того, что ты ему скажешь. Ты же разумная, Ванда, так что решай. Всё в твоих руках. И кстати, - Магнето усмехнулся, - "всё в твоих руках" - ещё и отличный девиз для твоих мутантских способностей.
Он встал позади Ванды и сделал лёгкий жест - двери карцера раскрылись с негромким скрежетом.

Ему почему-то подумалось, что, происходи это всё в голливудском фильме, именно теперь сердце главного злодея.. нет, даже так - Главного Злодея, должно было бы дрогнуть. Он бы увидел, с какой нежностью смотрит сестра на брата, как он крепко и вместе с тем бережно, обнимает её, что-то шепчет на ухо, словно они не виделись годы, и это долгожданная встреча после долгой разлуки. "Дети!", - сказал бы Главный Злодей, "я наделал в своей жизни много ошибок, но я не совершу главной - больше я никогда вас не разлучу". Он бы повернулся и вышел во тьму коридоров, а дети бы переглянулись и крикнули ему вслед: "Отец, постой!". И он бы остановился, не смея признаться и самому себе в том, что больше всего ждал именно этих слов. Потом заиграла бы какая-нибудь жизнеутверждающая песня в стиле Джули Эндрюс в "Звуках музыки", а затем на чёрном фоне поползли бы белые титры...

Вот только они не были в голливудском фильме, который непременно закончится хэппи-эндом. Вот - то главное, что Магнето, чёрт подери, всегда пытался донести до тех, кто был рядом и смотрел на мир широко распахнутыми наивными глазами. Если и случается что-то хорошее, то это не валится с небес, как манна, это - всего лишь результат твоей упорной борьбы, неважно, с чем и кем, хоть с самим собой. Ничто не даётся даром, это такая прописная истина, что даже зубы сводит, но она правдива: опыт - жестокий учитель, но мы учимся, как же мы учимся!
И она научатся, оба, - или погибнут. А научатся - и ещё поблагодарят его за то, что он сделал их сильнее, чем они были.

Магнето стоял в тени - молчаливый свидетель этой встречи, он прекрасно понимал, что Ванде нелегко будет говорить то, что она должна сказать, но она справилась. Паршиво, на троечку, конечно, но справилась, в общем-то он и не рассчитывал на то, что девушка будет убедительна. Её задачей было не переубедить Пьетро (потому что вряд ли это возможно, паршивец из тех, кто ломается, но не гнется), а просто сказать эту фразу.
"Видишь, сын, кажется, теперь она слушается не только тебя, ты - не единственный в её жизни, как тебе такое понравится?"
Эрик сделал шаг вперёд и оказался за правым плечом Ванды, глядя прямо на Пьетро. Здесь было темновато, чтобы рассмотреть его глаза, но он мог себе представить этот полный ненависти взгляд. "А ведь ненависть - это тоже то, с чем нужно уметь совладать, Пьетро".
- Сестра всю жизнь слушала тебя, - заметил он вполголоса. - Может, хоть раз в жизни послушаешь её? И да, - Магнето криво улыбнулся. - Я не монстр, хотя ты так думаешь, я даже не буду требовать от тебя просьбы о прощении, у меня же тут не рабство. Мне будет достаточно твоего слова - обещания верности. Твоему же слову можно верить, Пьетро? Или оно так же переменчиво, как ты - быстр?

Ванда не дрогнула, услышав голос Магнето прямо над ухом, и, признаться, ей это все напоминало какую-нибудь картину про дьявола, который мучит душу грешника видениями. Но, конечно, ему надо было быть язвительным. Конечно, он продавливал слабости Пьетро, как по нотам - в буквальном смысле будто касаясь клавиш, чтобы получить нужный звук. Он знал Ртуть вдоль и поперек. Это было слишком легко. Алая Ведьма быстро почувствовала, насколько бесполезно пытаться донести до брата хоть что-то - он мгновенно вспыхнул, слишком гордый и принципиальный, чтобы играть, и, конечно, Магнето был умнее ее: он получил то, на что рассчитывал, тогда как Ванда полагалась на то, что Пьетро всегда ее поймет. Она и не рассматривала другой вариант развития событий, не думала, что он увидит в ней только Магнето и отвернется. Его реакция застала ее врасплох. Рука Алой Ведьмы безвольно опустилась, тепло пальцев Пьетро быстро таяло воспоминанием.
Ты же умная девочка, Ванда. Так чего ты ожидала? Вы близнецы, не одно целое. Он не всегда будет читать твои мысли и угадывать чувства. Он не часть тебя. Он другой человек.
Она уже не слушала, что Ртуть говорит Магнето, да от нее это и не требовалось. Она не была нужна Магнето иначе как способ манипулировать Пьетро, а брат не слышал того, что она хотела сказать. Желание спрятаться где-то в углу окатило ее с головой, помучило и отступило. "Все мальчишки дураки", слышала она не раз, но, разумеется, не примеряла это к Пьетро - ее брат всегда и во всем был исключением, самый лучший на свете. Их гармонию редко нарушали ссоры или что-то подобное, и Ванда впервые задумалась: это почему? Потому что он слишком берег ее, чтобы спорить? Или потому, что это она всегда во всем слушалась? Потому что она забывала о том, что может мыслить по-другому - более гибко, более вариативно, чем он согласен?
Он оттолкнул ее, считая беспринципной. Это потому, что она действительно плоха?
Ванда физически ощущала боль - Пьетро и свою. Но это не помешало ей чуть обернуться в сторону Магнето и тихо, потрясающе ровно сообщить:
- Мне больше нечего сказать.
Пришлось сглотнуть, чтобы продолжить:
- Я могу идти?
Оказаться снаружи теперь было не только рациональным желанием, но и необходимым условием, чтобы сохранить лицо. Потому что Ванда чувствовала себя так, словно у нее что-то трескается внутри, и не хотела, чтобы ее такой видели.

Ирония была в том, что именно в моменты гнева чёртов сыночек больше всего напоминал Магнето его самого. Ублюдок Шмидт, несомненно, был прав – он открыл силы Эрика из боли. Но по-настоящему выросли они позже, из гнева – только тогда Леншерр становился ещё сильнее, потому что этот колодец, из которого он черпал, был по-настоящему бездонный. Всегда есть поводы для гнева.
Вот только сейчас от этого было мало приятного, потому что, ответь Магнето тем же, он бы проиграл. Дело бы закончилось грандиозной дракой, а Ванда, несомненно, бросилась бы защищать единственного, любимого и неповторимого брата, и ещё неизвестно, чем бы всё обернулось, с её-то способностями. Магнето выругался про себя – нет шутников более злых, чем судьба – вот зачем этой большеглазой, а несколько месяцев назад – ещё молчаливой, напуганной девочке, силы, которые могут превратить весь мир в обломки или стереть его, как дождь – рисунки мелом на асфальте? Да эти обломки прежде всего погребут под собой её саму.
Вот только сейчас хочется впервые за время их знакомства если не припечатать её к стенке, то хотя бы ответить так, чтобы живо поставить на место.
«Снять шлем? Не многовато ли ты берёшь на себя?»

Ему было плевать на стены, поглощающие телепатию – дело давно было не только в возможном влиянии на него извне. Шлем Себастьяна Шоу в своё время стал… символом того, что теперь всё иначе. Первым краеугольным камнем превращения в Магнето из Эрика Леншерра. И Магнето сам решал, когда снимать его, а когда – нет. Но раз уж он решил разыграть карту заботливого отца, надо разыграть её до конца.
Он стащил с себя шлем и встряхнул волосами – в них давно серебрилась седина, и оттого они, кажется, стали ещё больше похожи с Ртутью. Что ж так даже лучше – Ванда посмотрит сама. Вернее, впервые не просто посмотрит – увидит.

Теперь Пьетро. А вот тут, несмотря на схожесть, было существенное отличие – из них двоих со своим личным наркотиком – гневом – научился справляться, кажется, только один.
- Если ты думаешь, что я собираюсь устроить тут разборки после твоих оскорблений, то ошибаешься. На эту минуту я сказал всё, что хотел. Ты свободен. Если твоя сестра захочет поговорить, я у себя. Ты же не запретишь ей, верно?

Можно было бы похвалить самого себя за расчётливость и точные ходы - недаром он с молодости так любит шахматы. Это дисциплинирует, это позволяет выигрывать бои ещё в мыслях, а потом лишь переносить это в реальную жизнь. Возвращаясь к себе и ожидая Ванду (она придёт, несомненно, после такого-то. Вопрос в том, останется ли ждать её Пьетро или уйдёт, и тогда в этой партии случится гамбит). Пожертвовать Ртутью ради Алой Ведьмы, учитывая, что и Пьетро - далеко не пешка - настолько это дальновидно?

Магнето наливает себе немного виски, бросает в стакан пару кубиков льда - он чувствует себя чертовски уставшим из-за всех этих разговоров. Быть учителем и наставником, лидером Братства, несмотря на все опасности, кажется ему гораздо более легким, чем быть отцом. Но эта карта разыграна, поздно что-то менять. Он трёт переносицу и отпивает виски, опускаясь в кресло - чёртов Ксавье исчез из его жизни, но приучил к этому выдержанному каледонскому напитку.
Ванда появляется через несколько десятков минут - настенные часы тикают особенно громко в тишине кабинета Леншерра. Его не оставляет чувство "дежа вю" - так же она приходила просить за брата, но это лишь внешнее проявление - теперь всё иначе. Теперь она знает.

Он полагает, что выдержка его - стальная, как и этот металл, который подчиняется ему, как дрессированная собачка в цирке, но всё равно едва заметно вздрагивает от обращения: "Отец". Он слышит его впервые в жизни.
Эрик переводит взгляд на Ванду - сейчас она кажется особенно хрупкой и беззащитной, вот так - обхватывая себя ладонями, словно пытаясь защититься от всего и всех этим жестом. Его всегда это поражало - обладая такими силами, она по-прежнему...прежняя. В больших тёмных глазах - ни тени упрёка, только вопросы. На которые, если честно, у Магнето ответа нет.

В карцере его поступок был не более, чем решающим ходом в важной шахматной партии; он не знает, что такое - быть отцом. Чувствовать себя отцом.
Эрик ловит себя на мысли, что ему не больно от того, что он не видел первого шага Ванды, не слышал её первого слова - ему гораздо больше хочется увидеть мощность её сил, услышать, что она научилась с ними справляться. Но ведь это неправильно?
Он вспоминает свою мать - он помнит её гораздо лучше, чем отца, вечно пропадавшего на работе. Своё собственное дело, хоть и небольшое, требовало постоянного его присутствия. Что сказала бы его мать - хрупкая большеглазая женщина с добрым взглядом - увидев, как холоден он с дочерью? Магнето внезапно понимает, как похож взгляд Ванды на взгляд его матери.

А вдруг это - его единственный шанс постараться быть отцом, а не только солдатом. Постараться не только натренировать Ванду, но и полюбить её? Разве это не самый большой грех - не любить своих детей?
Он смотрит ей в глаза, стараясь не думать о женщине с полузабытой фамилией Эйзенхардт.
- Думаешь, это так просто? - спрашивает он. - Меня не было с вами долгие годы, я должен был вначале сделать вас сильными, дать что-то, понимаешь? А не констатировать факт своего отцовства, ожидая, что вы броситесь мне на шею от одних этих слов.

Да, чёрт подери, это было бы проще, куда проще. А ещё было бы проще, если бы его детки, а в особенности ты, Ванда, не обладали настолько большими силами. А ещё, наверное, было бы проще, если бы ген Икс вообще не возник. Но проблема в том, что история, как известно, не терпит сослагательного наклонения. Он, Магнето, не терпит сослагательного наклонения.

Этот разговор совсем не похож на тот, что они вели ещё около часа назад. Тогда Ванда знала заранее, что скажет она, да и более того - она знала, что ответит ей Магнето. Теперь они будто ступают по болотистой местности в темноте, прощупывая почву каждым последующим шагом, и с каждым же шагом рискуя провалиться в трясину. Если что-то пойдёт не так, достанет ли Ведьме выдержки и самоконтроля, чтобы сдержать свои силы и не разрушить тут всё к чертям собачим?
- Может, всё же присядешь? - кивает он ей на кресло рядом со своим. - Раз уж такой у нас разговор...
Всё это - оттягивание момента хоть какого-нибудь откровения. Ванда права - он стратег, он воин, и эти несколько минут - молниеносный поиск новой стратегии, перегруппировка войск в новом направлении, очередной ход на чёрно-белой доске. Он всё ещё не доверяет чувствам, считая их опасной слабостью, он всё ещё пытается рационализировать всё в своей жизни. Даже отношения с дочерью.

- Если ты не знаешь, как было бы правильно, - говорит Эрик, - то я тоже этого не знаю. Ты же сама сказала - я - лидер Братства, а не отец года, и я не застрахован от ошибок. Мне важно было вас не потерять, а неужели ты думаешь, что Пьетро остался бы под одной крышей с отцом, который ему ненавистен, как показал сегодняшний разговор? - он немного молчит, а затем негромко продолжает, касаясь самой болезненной темы, раз уж затронул её. - Ты, наверное, думаешь в свете открывшегося, что я очень жестоко обошёлся с родным сыном?
Слово "сын" даётся на удивление просто, возможно, потому, что в голове до сих пор звучит полный жгучей ненависти голос Пьетро: "Твои ублюдочные гены!".
"Эти ублюдочные гены дали тебе силы, о которых простой человек и мечтать бы не мог, щенок".

Именно в этот момент Магнето чувствует - он действительно готов на гамбит. Пусть Пьетро идёт на все четыре стороны, Ванду он ему не отдаст. Даже если она уйдет вместе с братом, Эрик найдёт способ её вернуть.
- Как я уже сказал, я отпущу его, и он уйдёт, Ванда. Не думай, что я специально подталкиваю тебя к выбору, но ты же понимаешь, что тебе придётся его сделать. Я не хочу кормить тебя пафосными фразами, вроде: "Теперь мы можем начать всё сначала, когда знаем правду". Но нам действительно нужно решить, куда двигаться дальше. Сейчас, тут, вдвоём, - и через секунду он добавляет: - Дочь.
Возможно, он что-то и почувствует позже, но пока это тот же холодный расчёт. Просто Эрик давно перекрыл себе доступ к чувствам, как поворачивают клапан на газовой печи, и открывать его следует осторожно - чтобы избежать взрыва.