CROSSGATE |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » CROSSGATE » - апокалипсис сегодня » I was in full bloom, until I met you
I WAS IN FULL BLOOM, UNTIL I MET YOU
[константин: повелитель тьмы]
Загнанная в угол крыса всегда переходит в атаку, не смотря на размер своего противника.
Загнанный в угол экзорцист может принимать странные решения - все для того, чтоб сохранить себе жизнь.
участники: Балтазар, Джон Константин
время: наше время
место действия: Лос-Анджелес
предупреждения: Держитесь! Чувства верующих уже давно так не оскорбляли!
Погоду этого вечера лучше всего можно было охарактеризовать банальнейшим выражением «льёт как из ведра». Как будто хляби небесные решили вылить на Лос-Анджелес всё своё содержимое, причём за считанные часы. Немногочисленные прохожие торопливо прошмыгивали, словно скорость могла помочь им остаться сухими: всё равно если не сверху обрушивался поток ледяной воды, то обдавало водопадом брызг из-под колёс проносящихся мимо автомобилей. В такую погоду мало кто задумывается об удобстве окружающих, каждый поглощён заботами только по поводу самого себя, опасаясь, что его в буквальном смысле слова может смыть в водосток.
И только одного из этих прохожих, похоже, нимало не беспокоила собственная драгоценная тушка — чего нельзя было сказать о другом, пристально наблюдающим за ним из-под козырька подъезда рядом с заправкой.
Нельзя было сказать, что Балтазар наткнулся на Джона случайно, хотя и особой слежки в этот раз демон не устраивал — у него были другие, немного не очень терпевшие отлагательства дела. Из-за них Балтазар чуть не упустил Джона сегодня, но всё же успел взять след как раз вовремя, пока тот ещё не успел добраться до своей квартиры-крепости. Хотя Джон, кажется, и не особо торопился домой: шёл под проливным дождём быстрым шагом, казалось, без особого направления. Куда глаза глядят. Его погружённость в собственные мысли играла Балтазару на руку: Джон не обращал внимания на происходившее вокруг него, и демон почти не опасался, что его обнаружат.
Это было удобно, но в то же время и немного мешало: Балтазар всё никак не мог выбрать момент, чтобы подойти. Исходившая от Джона аура мрачной безысходной ярости буквально оглушала, и Балтазар колебался, сам оставаясь невидимым, не не выпуская Джона из поля зрения ни на секунду.
Под пристальным взглядом демона Джон сделал глоток из небольшой бутылочки, поднял глаза на огромный билборд — со своего места Балтазару не было видно, что на нём изображено, но судя по тому, как искривилось лицо Джона, ничего хорошего тот там не разглядел.
Балтазар щёлкнул кнопкой, раскрывая зонт, и шагнул из-под козырька, направляясь к Джону — и почти одновременно с щелчком тот внезапно и сильно закашлялся. Словно Балтазар нажал невидимый переключатель, связанный с телом Джона, словно это именно его действия привели к тому, что экзорцист согнулся в приступе судорожного, до рвоты кашля, настолько сильного, что Джон даже на ногах устоять не смог. С другой стороны, так всё и было, ведь именно Балтазар запустил цепочку событий, приведших Джона в нынешнее состояние и даже, наверное, положение — но не прямо сейчас.
— Какое халатное отношение к своему здоровью, Джонни-бой, — укоризненным тоном сказал Балтазар, останавливаясь возле Джона, так, чтобы не наступить в ту же лужу, в которой тот стоял на коленях. — Так же и простудиться недолго. Хотя что это я.
Балтазар растянул губы в улыбке в ответ на яростный взгляд и добавил:
— Вряд ли тебя беспокоит простуда, правда? У тебя сейчас есть проблемы и поважнее.
Он приподнял зонт повыше над головой и слегка наклонился, словно пытаясь прикрыть от дождя и Джона, но не закончил движение, оставив экзорциста дальше мокнуть в нескольких дюймах от спасительной сени зонта.
По необъяснимой причине после разговора с Габриэль ощущение у Константина было такое, будто его с головы до ног вывозили в дерьме. Хотя... почему же по необъяснимой?.. Все было вполне себе ясно.
Эти унизительные торги, которые он устроил с ангелом... И то, как она с ним беседовала - снисходительно, как-то по-особому всепрощающе и терпеливо, будто с маленьким несмышленым ребенком. Как будто Джон сам не понимал всех тех прикладных истин, которые перечисляла Габриэль.
Нет, она в определенной мере была даже права - все сводилось к тому, что экзорцисту повезло знать, чем все дело кончится. В отличие от всех прочих людей. Полукровка была права даже в том, что Джон сам, единолично, просрал все доставшиеся ему от Господа дары. Бессмертную душу просрал, ни много ни мало. И все равно впечатление наличия двойных стандартов у слуг Света не покидало Константина.
Как будто лично ему нельзя было сделать крошечную скидку и простить. Он же так старался в процессе, все эти годы. Без продыху. А оказывается и этого мало. Господь требовал не самоотдачи, а самопожертвования. И, казалось бы, жертвовать Джону было уже просто нечего - он отдал все, оставил все; отправил в Ад порядочное количество демонов, даже заслужил ненависть самого Люцифера, молодец. А прощения Всевышнего добиться никак не получалось. Видимо, запросы Бога были намного больше. Наверное, именно такие, которые мог выполнить только сам Господь, а не жалкие подобия его.
В такси Джон не стал садиться намеренно. Бурлившая в нем ярость как нельзя лучше успокаивалась под проливным дождем - он остужал, будил в мышцах дрожь от холода, заглушал злость. И даже если бы Константин простыл, это уже ничего не изменило. Карцинома уже чувствовалась им физически, как нечто постороннее, постоянно затрудняющее дыхание, добавляющее влажные хрипы при дыхании. Как будто между легкими насыпали мячиков для пингпонга, которые не давали вдохнуть полной грудью.
Константину постоянно, не прекращая, казалось, что он может откашляться, что с очередным напряженным выдохом один из этих мясистых комьев (круглых и гладких, почему-то они представлялись именно так) вылетит у него изо рта, и станет легче. Однако легче все не становилось.
Сдерживать кашель было трудней всего, потому что с каждым разом приступы были все более выматывающими - начнешь, и уже с трудом можешь остановиться.
Терминальная стадия. Краше просто некуда.
Рак выматывал его, лишал сил, лишал воли. Пугал, наконец. В самом факте болезни была какая-то особая, издевательская ирония. Которую Джон чувствовал в голосе Габриэль, пока они беседовали. Это злило его особенно сильно.
Рак поставил его на колени - под дождем, в грязную лужу; рак опустил его голову. Рак владел Джоном Константином, душил кашлем и ужасом скорой смерти. А ангел отказалась ему помочь, мотивируя тем, что экзорцист виноват сам. Забавно.
Джон увидел подошедшего демона в отражении, прямо на поверхности лужи, на прозрачно-грязной глади, изредка разбиваемой дождевыми каплями. Как раз вовремя. Этот тоже сейчас начнет лживо сочувствовать и издеваться. Будет полный комплект.
- Отъебись... - Просипел экзорцист Балтазару, мрачно, исподлобья смерив взглядом и упираясь ладонью в колено, поднявшись с явным усилием. Хотя еще несколько секунд назад очень хотел лечь прямо здесь. Лечь, полежать и отдохнуть.
Все подреберье ныло, как будто его только что били. А ведь это был просто кашель...
- Иди, куда шел. Я сделаю вид, что не видел тебя... - Константин провел мокрой ладонью по лицу, оставаясь стоять под дождем, больше не глядя в сторону полукровки. И лучше бы тот действительно катился на все четыре стороны, потому что у Джона было слишком много злости, которую совершенно некуда было деть.
Это было как глоток живительного кислорода. Только что этот человек был подавлен и не способен практически ни на что, кроме того как выхаркивать свои лёгкие под равнодушным — как то и было положено небесам — дождём, и вот уже он снова весь подобран и готов к отпору.
— А куда ты идёшь, Джон Константин?
Полным именем Балтазар называл экзорциста ровно один раз за всё время их знакомства — когда Джон пришёл его убивать после первой (а как после оказалось, второй) их встречи. С тех пор укоренившееся «Джонни-бой» не сходило у Балтазара с языка, доставляя ему столько же удовольствия, насколько это бесило Джона. А того это бесило, уж это можно было увидеть невооружённым глазом.
— Туда, куда ты надеешься прийти, тебе путь заказан.
Балтазар убрал зонт и запрокинул голову, подставляя лицо под уже начинающие редеть капли дождя, теряя зрительный контакт с Джоном, как будто совершенно не сомневался, что тот услышит всё, что Балтазар говорит.
Уж что-что, а правильные время и место Балтазар всегда умел выбирать.
— Тебе отказали, — негромко сказал он. — Дали от ворот поворот. Бескомпромиссно указали на дверь, прямо сказали, что ты недостоин. Не заслужил. Хотя так старался.
Он говорил, обращаясь не столько к Джону, сколько к равнодушному небу, продолжавшему поливать их дождём, хотя и вроде бы не так яростно, как ещё несколько минут назад. Словно оно тоже прислушивалось к тому, что говорил Балтазар — ничуть не менее внимательно, чем — Балтазар был в этом уверен — слушал его сейчас Джон.
Балтазар легко усмехнулся.
— Твои старания не оценили, — напевно, почти в унисон с шуршанием дождевых капель сказал он. — Вернее, оценили, но не там и не те, кому ты так отчаянно служил всё это время.
И только на этих словах он наклонил голову, глядя прямо в лицо Джону. Глядя не со своей обычной ухмылкой, вызывающей на бой, глядя крайне серьёзно. Как будто давал понять, что именно здесь и сейчас между ними наконец возникло взаимопонимание. Хотя о нём можно было только мечтать.
— Я хочу сделать тебе предложение, — впервые за всё время их знакомства Балтазар не специально вкладывал двойной смысл в то, что говорил Джону, но всё же это звучало крайне и крайне двусмысленно.
Доэдь шуршал между ними, оставляя зыбкую и почти неощутимую завесу между одним — стоящим на коленях, умирающим, но всё ещё не сломленным — и вторым — стоящим прямо, не подающим руки воочию, но всем своим видом дающим понять, что именно это и предлагает.
— И мне кажется, — и только на этих словах Балтазар позволил себе мимолётно усмехнуться, словно всё ещё оставлял Джону шанс свободно выбирать, стоит ли принимать это непонятное и внезапное предложение. — Мне кажется, именно сейчас ты не сможешь. Нет. Не захочешь отказываться.
Зонт слегка подрагивал в руке Балтазара в такт проносящимся мимо машинам, и это было единственное, что связывало их обоих сейчас с той, другой, нормальной реальностью. Где не было места ни демонам (или ангелам)-полукровкам, ни экзорцистам, твёрдо намеренным избежать той участи, которую им сулили и Небеса, и Преисподняя.
Исходя из того, что Балтазар назвал его полным именем - вот это событие! - полукровке что-то было нужно. Константин взглянул на него искоса, тут же пытаясь догадаться, к чему идет дело; опередить, предупредить, быть на шаг впереди. Это влажное нежное вступление не предвещало ровным счетом ничего хорошего. Обычно демон начинал дерзить прямо с порога, интонационно находясь где-то в полутонах между откровенной издевкой и снисходительным, наигранным сочувствием. Каждый раз, когда Балтазар открывал рот, Джону становилось дурно - или от злости, или от возмущения. Но не сейчас.
Сейчас демон звучал, как профессиональный дипломат, уже нашедший рычаги давления и проверяющий интенсивность реакций на собственные выверенные действия.
Как будто полукровка уже знал, что Константин ухватится за его предложение, как за спасательный круг.
Экзорцист фыркнул, упираясь в присогнутое колено одной рукой, другой машинально нашаривая в кармане плаща гладкую округлость фиала со святой водой. Эти лирические реверансы полукровки были дурным знаком.
- Откуда ты все вот это знаешь?.. - С ехидным скепсисом в голосе поинтересовался Джон, даже подняв голову, чтоб посмотреть на Балтазара, картинно подставившего лицо дождевым каплям. - Про "путь заказан", про "отказали", про "от ворот поворот"?.. - Наверное, именно это интересовало сейчас экзорциста больше всего.
Демон не мог зайти на святую землю, не мог шагнуть на порог храма. Не мог подслушать беседу с Габриэль. Разве что он читал мысли, или по какой-то иной причине знал, о чем была беседа. Ну, или на крайний случай, просто ткнул пальцем в небо, как делали всегда типичные экстрасенсы: общие фразы, намекающие на какой-то глубинный сакральный смысл, как раз подходили для того, чтоб завернуть в них, как в обертку, какую-нибудь мерзопакость.
Константин не считал себя особо сильным логиком, но у него даже появились предположения, какого именно рода предложение может забросить ему Балтазар.
Константин выпрямился, не спеша окончательно разгибаться и оставив в покое фиал. Отряхнул колени - брюки намокли, и на темной ткани расползались заметные влажные пятна, с тончайшей пленкой бензина и еще какой-то грязи. Нужно будет их потом сдать в химчистку... а лучше просто выбросить, сразу. Какая уже теперь, к черту разница?.. У него в шкафу еще есть пара костюмов, в которых не стыдно лечь в гроб.
- Давай к делу уже. - Здесь, на открытой улице, при толпе свидетелей, можно было и поторговаться. Хотя с большей охотой Константин предпочел бы впечатать в лицо Балтазара парочку пентаклей и накормить его землей с церковного кладбища. Экзорцист был весьма и весьма злопамятен.
- Что тебе нужно, полукровка?.. - Последнее слово сорвалось с типичной для Джона интонацией. Точно так же он обращался и к Габриэль каждый раз, когда хотел ее задеть.
Пренебрежительно.
Кто - они, полукровки; а кто - Джон.
Где они, а где... Впрочем, на земле все было бренно. Константин сам это доказал.
Балтазар продолжал улыбаться — еле заметно, без своей обычной издёвки, словно они с Джоном внезапно стали давними и очень хорошими приятелями.
— Ангелы, — в противовес улыбке, это слово прозвучало как ругательство, — никогда не лгут, да, Джон? Ангелы всегда честно говорят, что ты сам во всём виноват и что надежды исправить что-то нет. Ангелы всегда честно отвечают на вопрос «За что?».
Балтазар еле заметно пожал плечами, наклоняя голову к плечу и сокрушённо вздыхая. Всем своим видом он показывал, что нимало не одобряет такого ангельского качества, подкрепляя то, что говорил, всеми возможными невербальными средствами: мимикой, жестами, малейшим изменением интонации.
— Ангелы просто иногда не договаривают, — продолжил он. — Это не ложь, это просто маленькая уловка, чтобы оставить на стороне добра того, кто задаёт им вопросы. Но кто я такой, чтобы называть это уловкой? Всего лишь демон, который слишком низок, чтобы осуждать тех, кто способен творить только добро. Пусть это добро иногда и кажется несправедливостью.
Дождь шуршал в унисон его голосу, создавая еле заметный фон, но не заглушая. Балтазар знал, что насколько бы сильно Джон ни хотел избавиться от него сейчас — как и всегда, — слушал тот очень внимательно. В конце концов, это было частью самой сути демона: прийти к человеку именно в тот момент, когда тот готов выслушать кого угодно, если этот кто угодно даст ему хотя бы малейший намёк на надежду. Особенно если совсем недавно до этого ему было сказано, что надежды нет. И быть не может.
— Я хочу предложить тебе выход, Джон, — на этих словах Балтазар убрал с губ улыбку, глядя на Джона со всей возможной серьёзностью. — Выход, который нельзя назвать спасением в том значении, о котором говорила Гэбриэл. Выход, который не потребует от тебя того, что требует она.
Он заметно поморщился и поправился:
— Он. Потому что Гэбриэл говорила не от своего лица, как ты сам понимаешь.
Балтазар и не смог бы назвать того, кого имел в виду, но вряд ли это было нужно. Джон не был дураком и сам прекрасно мог понять, о ком идёт речь.
— Я действительно хочу предложить тебе выход, — повторил Балтазар, тяжеловесно чеканя каждое слово. — Если тебя интересуют причины, можешь считать это стремлением исправить несправедливость, присущим всем нам, начиная с Люцифера. Но, в общем-то…
Он немного лукаво улыбнулся, придав лицу выражение, какое бывает у кота, пойманного с поличным над перевёрнутой тарелкой сметаны.
— Не могу не признать, что хочу воспользоваться шансом насолить тем, кому мы противостоим, — признался он. — Видишь, я честен с тобой, Джон. И говорю обо всех своих желаниях, ничего не скрывая, в отличие от…
Последнюю фразу Балтазар не закончил, оборвал на середине многозначительной паузой, в которую, впрочем, трудно было вложить смысл, как-то отличающийся от подразумеваемого демоном. Балтазар уже имел опыт убедиться в том, что Джон не был глупцом и умел связать одно с другим. Как и сейчас спокойно можно было понять, с кем конкретно Балтазар себя сравнивал.
Джон приподнял бровь, скептично глядя на Балтазара, наблюдая за тем, как тот самозабвенно наслаждается... Чем?.. Их "мирной беседой? Да ладно... Он так сразу и поверил.
Полукровка стоически игнорировал самый первый вопрос, вместо ответа продолжая рассыпаться в таких тончайших деталях, которые можно было бы почерпнуть только будучи свидетелем всей непростой беседы Джона с Габриэль. Прослушку он там, в зале церкви, что ли, поставил?.. Или у него был информатор, умеющий развешивать уши при появлении Константина?.. Вариант с тем, что сама ангел и доложила все Балтазару был по меньше мере глупым - экзорцист так сразу и представил, как Габби достает из кармана своего пиджака сотовый, наманикюреным пальцем набирает номер, и с ехидцей говорит: "Привет! А ты представляешь?.."
Впрочем, при учете всего, слушал Джон действительно с вниманием. У него был свой спам-фильтр, отсеивающий половину мусора в словах демона, однако сейчас упустить любой оборот плавно текущей речи было бы грешно. В каждом нюансе сейчас чудился подвох, как будто Константину пытались преподнести задешево какой-то весьма сомнительный товар, отвлекая его внимание яркими ярлыками и приятными бонусами.
Бесплатный сыр бывал только в мышеловках. А в мышиловку Джон отчаянно не хотел.
- Не заговаривай мне зубы. Ты не ответил на вопрос: откуда ты знаешь содержание нашего с ней разговора? - Уже хотя бы по легкой вибрации в интонациях можно было бы сообразить - у экзорциста кончается терпение, и никакая интрига не сможет отвлечь его от наиболее интересующего вопроса.
Константину физически необходимо было понимать, как Балтазар все это выяснил. И почему использует эту информацию, как инструмент соблазна.
- Только не говори мне, что добрый дядя Люцифер хочет от меня услугу, за которую отстрочит нашу с ним трепетную встречу?.. - Константин сгримасничал, осклабился, в отличие от демона только мимикой выражая свое отношение к их беседе. - Только не после того, как я отказывал его верноподданным во временной визе... - Его тело не говорило о заинтересованности ни на йоту, он не изменил позы, не повернулся корпусом к полукровке: так и стоял, глядя на Балтазара из четверти поворота головы, будто в любой момент готовый отвернуться и отправиться, наконец, по своим делам.
Не стоило верить торгующимся демонам, и Джон знал об этом намного лучше, чем любой другой человек на этой земле. Они наобещают с три короба, выполнят едва ли крохи, выжмут свою выгоду до капли, и выбросят, как ненужный хлам.
Впрочем, верить ангелам тоже особо не хотелось. Не после того, чем закончила их разговор Габриэль.
У Балтазара должен был быть в этом свой, личный интерес. "Его желание". И какое-то древнее, инстинктивное, исконно-человеческое чутье подсказывало Константину, что интерес демона был далеко не только в том, чтоб подергать крылатых за одно крайне интимное место... Все не могло быть настолько просто.
- Что тебе нужно? - Сухо поинтересовался экзорцист, выпрямившись, сводя лопатки и пытаясь набрать в легкие побольше воздуха, на медленном вдохе проверяя, не повторится ли приступ в ближайшее время. Вздох получился хриплым и каким-то тоскливым. - Говори быстро и по делу. У меня нет желания с тобой трепаться.
Джон весь был как натянутая струна, даже несмотря на обманчиво небрежную позу, и Балтазар не сдержался, втянул воздух, на краткий миг позволяя себе насладиться этим жгучим коктейлем человеческих эмоций, от которого у него всегда, с самой первой их встречи, захватывало дух. Он, не скрываясь, прикрыл глаза и еле заметно, буквально на долю дюйма качнулся ближе к Джону, словно так мог лучше впитать всё, что тот чувствовал.
— Ты действительно хочешь знать, откуда я это узнал, Джонни-бой? — не открывая глаз. медленно протянул Балтазар.
Холёные пальцы с дорогостоящим маникюром пробежались по ручке зонтика, внезапно стискивая её с силой, способной согнуть металлический штырь, разжимаясь за миг до того, как металл поддался бы под обманчиво нежным движением.
— Ангелы считают, что цель оправдывает средства, — не слишком громко, но достаточно отчётливо, так, чтобы его голос не заглушал ни шум дождя, ни звук проносящихся мимо автомобилей, сказал Балтазар. — И ради достижения благой цели не гнушаются ничем. Например, они могут оставить в отчаянии своих нынешних союзников, тех, кто положил жизнь на борьбу со злом.
Балтазар говорил безмятежным голосом, всё ещё не глядя на Джона, и только пальцы на ручке зонта жили, казалось, своей собственной жизнью, то поглаживая, то сжимая пластик, под которым скрывался металл.
— А ещё например, они могут объединиться с теми, против которых, вообще-то, и должны сражаться. Если посчитают, что им это выгодно. То есть, нет, конечно. Если посчитают, что конечная цель — всегда благая, никак иначе — достойна такого унижения.
И только на этих словах Балтазар открыл глаза и посмотрел на Джона очень серьёзно.
— Ты в заднице, Джон Константин, — проговорил он, намеренно практически дословно цитируя последнее, что тот услышал от Гэбриэл. — Тебя обвели вокруг пальца — твоего любимого среднего пальца, — поманили спасением, в конце показав смачную фигуру уже не из одного, а из трёх пальцев. Тот, к кому ты побежал за помощью, и не думал тебе помогать. В отличие от меня.
Балтазар подавил мимолётное желание подойти ещё ближе — это было бы ошибкой сейчас, пока Джон ещё смотрел на него как на заклятого врага. Врагами они и являлись, в общем-то, и ничего удивительного в том, насколько настороженно Джон отнёсся к такой внезапной перемене, не было. И потому Балтазар действовал крайне осторожно, подготавливая почву — и цепко отслеживая момент, когда эта подготовка могла оказаться чрезмерной, вызвав окончательное отторжение вместо интереса.
— Я хочу предложить тебе сменить лагерь, Джонни-бой, — голос Балтазара шелестел и стелился, вплетаясь в мелодию, которую нашёптывал дождь. — В одном тебя кинули. В другом всё намного более честно.
Он качнул головой и продолжил, выговаривая каждое слово как можно более отчётливо, но всё тем же обволакивающим тоном:
— Ты можешь попасть в Преисподнюю гораздо позже, чем это уготовила тебе Гэбриэл и тот, кто стоит за ней. Более того — ты можешь прийти туда в совершенно другом амплуа, не боясь вечных мучений.
Он сделал паузу и повторил, делая паузу после каждого слова:
— Не боясь. Вечных. Мучений.
Отредактировано Balthazar (2015-05-14 02:12:58)
Джон только усилием воли сдержался, чтоб не отшатнуться от демона, когда тот потянул носом воздух. В этом действии было что-то настолько мерзкое и неприятное; что-то, что Константин даже не смог бы облечь в слова, описать или объяснить. Что-то от голодной гиены, принюхивающейся к вони раненой антилопы, примеряющейся: лодыжка, или бедро? Что-то, намекающее на сыроедническую трапезу, или на картину Босха с поедающим младенца Сатурном.
Что-то, мгновенно напомнившее все страсти Ада.
Экзорциста затошнило - все внутренности на момент будто сжались в один нервный узел. Джон заставил себя сглотнуть и остаться на месте.
- Я действительно хочу знать. - Отрывисто отозвался он на слова Балтазара, напряженно уже наблюдая за его лицом, будто каждую секунду ожидая удара... которого все не было.
"Привет! А ты представляешь?.." - ну да, самое абсурдное предположение всегда является наиболее близким к правде. Джон скривился, как будто взял в рот добротный кусок кислющего лимона. Тошнота от аппетитных принюхиваний демона сменилась омерзением по отношению к Габриэль. И уже омерзение обратилось злостью.
Какого, собственно, хера?.. Она читала ему нотации? Чтоб позвонить Балтазару и в красках описать, как сильно расстроился Джон Константин, просивший немного сраной помощи и получивший циничный отказ?
Когда демон дословно повторил слова Габриэль, экзорцист только моргнул, как будто ему только что влепили увесистую пощечину.
Это просто не могло быть правдой. Откуда этот подонок знает такие детали? Как он узнал об этом, - на самом деле?.. Или это и есть правда - не смешная правда про то, что чертов проклятый ангел снюхался с засранцем из Преисподней?
Вот это поворот...
- Ты дал мне сигареты... Так что не говори мне про помощь. - Голос вибрировал, но теперь уже совершенно по иным причинам. Джону неимоверно захотелось вернуться в церковь и... как минимум изувечить крылатую полукровку. Наверное, такой ненависти не удостаивался даже Балтазар. - Ты продаешь это за ту же цену, за которую купил.
Габриэль говорила о самопожертвовании. Но судя по всему, у этого слова - там, на небесах - было какое-то свое значение. Какие-нибудь витиеватые рамки, чтоб объяснить, почему ты недостаточно насамопожертвовался. Ключевое слово - "недостаточно".
Джон изгонял бесов из маленьких девочек. Клево, что сказать. Видимо... Похоже он делал это зря.
Или Балтазар врет. Скорей всего врет. Разводит, как лоха.
Порывисто развернувшись всем телом к демону, Константин ухватил его за лацкан пиджака, подаваясь к полукровке вплотную и вместе с тем дернув его на себя.
- Какого ляда я должен тебе верить?! - Рыкнул в лицо, здесь и сейчас обрушив злость, причитавшуюся ангелу, прямо на Балтазара. - Кто ты такой, чтоб предлагать мне подобную сделку, а?! В чем твоя выгода?! Медаль получишь за труды?! Сраные премиальные?!
Балтазар наклонил голову, опуская глаза и принимая такой смиренный вид, что любой священник вмиг почувствовал бы себя ужасающим грешником, обуреваемым самыми разнообразными грехами и недостойным даже рядом находиться с таким — совершенно очевидно — невинным созданием. Правда, назвать это создание делом того, кому священники усердно возносили молитвы, можно было только с большой натяжкой — хотя в конечном итоге это соответствовало истине.
— У нас с Гэбриэл небольшая договорённость, — сокрушённым тоном сказал он. — Можно сказать, мы напарники и не имеем друг от друга секретов. Во всяком случае, в том, что касается таких опасных врагов, как ты.
Балтазар сделал паузу, не глядя на Джона, позволяя тому осознать, что именно сказал демон. «Да, Джонни-бой, да, для Гэбриэл ты тоже враг, ты всё правильно понимаешь».
— Я дал тебе сигареты, — согласился он. — Но разве не именно они держали тебя на плаву всё это время? Разве не благодаря никотину ты возвращал себе хладнокровие и способность снова заниматься тем делом, которым ты пытался заслужить себе спасение? В те моменты, когда у тебя дрожали руки, когда ты готов был плюнуть на всё, когда тебе было паршивее некуда — разве не сигарета помогала тебе успокоиться? Что бы ты делал все эти годы без сигарет, а, Джон? Выдержал бы всю тяжесть своего дара — которого ты не просил? И за который — именно за него — сейчас расплачиваешься, использовав все свои ресурсы для служения тому, кто не снизошёл даже до простого признания твоих заслуг.
Поднять голову и посмотреть в глаза Джону Балтазар не успел: экзорцист под действием эмоций — сладких, прекрасных, чудесных эмоций, накрывших Балтазара с головой — двигался почти так же стремительно, как, наверное, не смог бы двигаться даже полукровка, будь он демоном или ангелом. Балтазар не пошевелил и пальцем, позволив Джону трясти себя, словно был обычным человеком.
Зонт выпал из его руки, ударившись о мокрый тротуар и откатившись прямо в лужу.
— Я — тот, кто умеет ценить, — голос Балтазара упал до еле слышного шёпота, — дела. Я — тот, кто может предложить достойную оплату трудов. Я — тот, кто не выкидывает своих союзников как использованную половую тряпку. И я — тот, кто хочет тебя…
Губы Балтазара всего на долю секунды растянулись в улыбке, так быстро, что если бы Джон не смотрел так пристально ему прямо в лицо, вряд ли бы он вообще заметил изменение мимики.
— …в союзники, — закончил Балтазар фразу после этой мгновенной паузы.
Он всё ещё не двигался, стоя прямо, свободно опустив руки. Теперь дождь поливал обоих, и тщательно уложенные волосы Балтазара быстро намокли, придавая ему ещё более человеческий вид. Балтазар смотрел в глаза Джону, не мигая, не улыбаясь больше, внимательно и серьёзно, показывая, что сейчас, вот в этот данный конкретный момент он вовсе не собирается вести своих обычных игр.
- Небольшая договоренность... - Константин одним выдохом повторил слова полукровки, то ли смакуя, то ли подобным образом выплеснув возмущение.
Господь милосердный! Где были его глаза все это время?.. Или даже не так... Почему он верит в этот бред?!
Напарники!.. Твою мать!..
Интересно, что сама Габриэль сказала бы Джону, если бы он явился к ней и пересказал этот "доклад" Балтазара? Хохотала бы до слез? Изображала бы незнание? Пожала бы плечами и кивнула?.. ЧТО бы она сделала?..
Константин фактически в полном смысле ощутил, как земля уходит из-под ног. Он мог бы представить себе что угодно, но только не это. Не ангела, который за каким-то бесом взял в напарники пиздливого демона при галстуке в горох...
За каким-то бесом...
Мир сошел с ума, все катилось в тар-тарары, к едрене-фене... Это было ужасно.
- Вы еще и "дружили" против меня... - Джон отпустил полкуровку, оттолкнувшись от него, разжав пальцы и разворачиваясь на пятках, сделав несколько шагов, как будто намеренный уйти.
"Опасных врагов, как ты"... Слова проедали в нем дырку, как кислота.
Она только что отшила его. Она только что. Его. Отшила. Мерзко, как мальчишку, опустив к земле и вытерев об него ноги. Он старался большую часть жизни - ради нее, во имя Его. Он верил ей. Он рассчитывал на нее. Он полагался на нее.
- Это пиздец... - Константин слушал Балтазара и не слышал. Во все это верилось не просто с трудом. Все - до единого, каждое без исключения - слова, сказанные демоном, создавали в мыслях экзорциста конфликт, по силе своей настолько же уничтожительный, как какой-нибудь ураган с женским именем.
- Ладно, допустим я понимаю, почему я враг для тебя и тебе подобных. Но чем я ей мешаю?.. - Обнаружить в конфидентах Балтазара было шокирующе. Константин сначала задал этот вопрос, а потом подумал о том, что именно он делает. Он начал с того, что обвинил его. Теперь он пытается с его помощью понять, чем так не угодил Габриэль.
Кромешный Ад...
Он был с ним уже незадолго до того, как Джон загремел в клинику. Балтазар дал ему сигареты. Он - срань же Господня - был рядом всё чертово время. Как будто бдил... Как будто просто ждал момента.
Джону стало неимоверно дурно - он стоял сейчас спиной к полукровке, второй раз в своей жизни спиной к нему, но даже не чувствовал тревоги. Странное, извращенное доверие, как у собаки, которая берет кусок мяса с человеческой руки, не зная о том, что еда отравлена.
- Почему я вообще должен тебе верить?.. - Константин звучал надтреснуто, зло, сухо. Звучал, как будто наглотался битого стекла, холодной острой крошки, раздиравшей изнутри все его внутренности.
Демон хочет его в союзники. Балтазар хочет его в союзники.
А Габриэль только что, буквально несколько минут назад, с сочувствием в голосе, цинично сообщила ему, что Джон в заднице, и она ничем ему не поможет. А этот породистый ублюдок торгуется с ним и что-то предлагает. Очень вовремя...
Первый раз за много лет экзорцист пожалел, что не выносит на дух мобильных телефонов. Иначе бы, наверное, начал звонить на пару-тройку номеров, и пытаться...
Он потер лицо ладонями, опустив плечи, лихорадочно раздумывая.
...пытаться советоваться...
Это было глупо. Так же глупо, как и верить услышанному. Джон все равно будет сам принимать решение. Сам будет нести ответственность за выбор. Он привык. Только почему-то сейчас от этого простого понимания ему было жутко.
Но это все равно только его выбор.
- Чего ты хочешь?.. - Он повернул голову к плечу, не видя полукровки, сделав это только для того, чтоб тот услышал его вопрос. Замер, слушая, молитвенным жестом сложив ладони, крайней фалангой указательных пальцев прижимаясь к подбородку.
Балтазар смотрел в затылок Джону ничуть не менее внимательно, чем до этого — в глаза. Как будто знал, был уверен, что Джон почувствует его взгляд и это поможет ему поверить в то, что Балтазар был искренен сейчас. Настолько, насколько вообще может быть искренен демон.
— Все лгут, мальчик мой, — так же негромко сказал он. — Все, кто говорит, что ты можешь получить то, что заслужил — если напряжёшься ещё совсем немного. Ещё чуть-чуть, совсем капельку вылезешь из кожи, надорвёшься чуть больше, чем до того надрывался, и тогда, может быть, тебя удостоят.
Балтазар очень по-человечески вздохнул и добавил неожиданно усталым голосом:
— Только вот этого на самом деле никогда не происходит. Ты можешь вывернуться наизнанку, но никогда не получишь того, что обещано. И да — в какой-то момент ты начнёшь мешать. Когда от тебя уже нельзя будет ничего толком получить, и сил у тебя останется ровно на то, чтобы надоедать тем, кто обещал, докучливыми требованиями выполнить обещание. Вот тогда ты из рабочей лошадки превращаешься во врага. Который именно что мешает, ты очень правильно заметил.
Балтазар покачался с носка на пятки, поднимая небольшую волну в луже, уже общей для них двоих с Джоном, с некоторой тоской покосился в сторону зонта, вальяжно лежащего в стороне, но тянуться за ним не стал.
— Демоны тоже лгут, — предугадывая возможные возражения Джона, сказал он. — Но в отличие от ангелов, демоны связаны гораздо более конкретными обязательствами. И не отказывают просто потому, что им не нравится, как ведёт себя тот, кому они наобещали золотые горы. Требования демонов просты, понятны и конкретны, — он ещё раз подчеркнул это слово.
Дождь, на самом-то деле, не так уж сильно и беспокоил Балтазара: особого холода он не чувствовал, а испорченный костюм тут же можно было отправить в мусорку, заменив одним из множества других. Скорее, Балтазару хотелось получить хоть какую-то защиту от неба, затянутого тучами — хотя он и знал, что этот страх совершенно иррационален. Тот, чьего гнева он опасался, не сидел у них над головами на облаке, свесив ножки и разглядывая, кто там чем внизу занимается. Он был вездесущ и точно так же хорошо мог увидеть и услышать Балтазара и Джона, даже если бы они уединились в бункере под землёй.
Если бы Балтазар был человеком, он бы сказал, что просто нервничает.
— Я уже сказал, чего хочу, — мягко сказал он. — Я хочу тебя в союзники, ни больше…
Он сделал очередную паузу.
— Ни меньше. Я предлагаю тебе стать одним из нас.
Это «нас» повисло вокруг них, сливаясь протяжным «с-с-с» с шорохом дождя, повисело несколько секунд, и Балтазар решительно оборвал его, закончив:
— Я предлагаю тебе стать демоном, Джон Константин.
"Мальчик мой".
Джона продрало мурашками. Он мог бы подумать, что от холода. Или от нервного напряжения - его вообще часто трясло от злости; просто чувства в такие моменты были настолько сильными, и настолько сдерживаемыми, что это выливалось жуткими мышечными спазмами. Константин сейчас тоже давился какими-то чувствами, как крупной таблеткой, которую пытался проглотить, но та застряла в горле.
Вот только мурашки были не от злости. Во всяком случае, вызваны они были совершенно иными ощущениями.
"Мальчик мой"...
Балтазар сказал это так естественно и просто, и в этих словах - привычных, знакомых, обыкновенных - было все и ничего сразу. Как будто демон был намного старше - а он был таким. Как будто он хотел успокоить, или усмирить - а он явно пытался. Как будто он испытывал что-то сродни отеческих чувств - Джон не знал, так ли это, но ему чудилось. Почему-то именно из-за этих слов экзорцисту показалось, что сейчас его опекают. Им дорожат. В нем нуждаются.
До него неожиданно дошло, что именно его заставило уважать Люцифера. Ненавидеть и уважать. Бояться.
Люцифер, мать его, держал обещания. И если уж он говорил, что придет за Джоном сам - это значило бы, что он придет.
- Чья... - Просипел Джон, кашлянул, прочищая горло, и тут же продолжил. - Чья это была идея?..
Ну уж определенно не Габриэль. Стоит полагать, она всерьез разозлится, если - когда - узнает, что Балтазар сватался к Константину с подобными предложениями. Джону хотелось верить, что он пока не пешка для нее, и не разменная монета; что он хоть на сколько-то для нее важен.
Может быть долей сознания он даже хотел согласиться; именно для того, чтоб "тетя Полли узнала, кого она потеряла". Какое-то совершенно детское желание - посмотреть на лицо Габриэль, когда она узнает. Увидеть, понять, что она будет чувствовать в этот момент.
Неожиданно включившаяся прагматичная нота вернула Константина к просчету собственной выгоды. От сопоставления возможных вариантов событий ему стало немного легче. Прохладней, что ли...
В чем он будет ей мешать? Когда это случится? Что эти двое задумали? Ради чего, если верить словам полукровки, они заключили свой союз - если он действительно существует. Знают ли об этом их боссы?..
Требования демонов просты, понятны и конкретны - утверждал Балтазар. Но Константин пока не услышал ни единого. Только лестное предложение о сотрудничестве.
Полукровка не ответил конкретикой ни на один из заданных напрямую вопросов. Размывал, разминал свой ответ, как воду в ступе. Толок то так, то эдак. Но толком ничего не объяснял. Это тоже нервировало.
- Когда я спросил, "чего ты хочешь", я имел в виду, "что я должен буду отдать тебе за это". В чем твой интерес? - Константин повернулся к демону в пол корпуса, не отнимая пальцев от лица, глядя в упор - пристально и тревожно. - Какие у меня будут гарантии? - Этот вопрос уже означал, что Джон решает. Он думает. Взвешивает. Колеблется.
Интерес еще не был положительным ответом. Экзорцисту нужно было понимать риски.
- Когда меня дурачит ангел, это грозит мне не выполненным обещанием. Она не дарует мне жизнь вечную, бла-бла-бла. - Джон сгримасничал, не отводя немигающего взгляда от лица Балтазара. - Как ты это сделаешь? Отошлешь меня прямым билетом в Ад, и я буду там надзирателем над тысячами таких же, каким был я? Или еще гаже?.. Я стану одним из миллионов низших шавок, которые так настойчиво сюда пытаются вырваться? Или ты пафосно напоишь меня своей кровью и оставишь здесь, при себе, как милую цацку? Проведешь какой-нибудь лихой ритуал? Как вы это делаете? Мне где-то нужно будет расписаться?.. - Джон криво ухмыльнулся. - Расскажи мне. Чем вы будете отличаться он них. - Экзорцист кивнул куда-то вверх, на затянутое грозовыми тучами небо.
И судя по тому, что его до сих пор не поразило молнией, Ему было плевать, чем тут занят Джон Константин.
Отвечать Балтазар не торопился: по тому, что, а главное — как Джон спрашивал, даже самому ненаблюдательному человеку (или не-человеку) стало бы ясно, что тот заинтересовался его предложением. Ненаблюдательным, как и глупым, Балтазар себя не считал, совсем наоборот — он по праву гордился своим умением соблазнять. Искушать. Цеплять на крючок и медленно подтягивать, чтобы рыбка не сорвалась с крючка.
Он смотрел серьёзно и даже немного грустно, как будто сочувствовал Джону в его нелёгкой ситуации, тщательно следя за выражением своего лица, пусть даже Джон на него и не смотрел — и правильно делал. Во всяком случае, когда Джон снова обернулся, Балтазар безбоязненно встретил его взгляд, хотя его немного повеселила поза Джона — словно тот обращался не к презренному демону-полукровке, место которого было, по уверениям самого же Джона, в самых глубинах Преисподней. Словно Джон обращался сейчас к тому, от которого так и не получил помощи — к тому, у которого Балтазар был полон решимости Джона отобрать.
— Идея принадлежит мне, а интерес у нас общий, — ответил он сразу на два вопроса. — Я имею в виду, не у нас с тобой, а у нас — демонов. Получить себе настолько сильного союзника, которого там, — Балтазар ткнул пальцем вверх, — не ценят — это ли не радость для служителей Люцифера? И я слишком уважаю тебя, Джон Константин, чтобы предлагать стать солдатом или надзирателем. Я предлагаю тебе стать таким же, как я сам.
Балтазар еле заметно качнулся вперёд, совсем чуть-чуть сокращая расстояние между ними.
— Хочешь избавиться от боли вот здесь, Джон? — он протянул руку, едва не коснувшись кончиками пальцев блестящего от дождя плаща на груди Джона. — Хочешь жить если не вечно, то очень и очень долго? Тысячу лет? Две? Пять? Сколько захочешь? Хочешь не бояться того, что ждёт тебя после смерти? Хочешь прийти к нам не жертвой, обречённой на вечные муки, а равным?
Он слегка наклонил голову к плечу и развёл руки в приглашающем жесте, немного чуть более театральном, чем требовалось.
— А в качестве гарантии… — Балтазар явно заколебался.
Он помолчал немного, потом выговорил с еле заметными запинками между словами, показывая, как ему нелегко идти на такую уступку человеку.
— В качестве гарантии мы можем сделать это у тебя дома. В твоей неприступной крепости, напичканной амулетами и святыми, — Балтазар весь сморщился на этом слове, — штучками-дрючками. Уверен, ты сделал её настолько защищённой, что я буду совершенно беспомощен.
Он действительно был полностью уверен в том, что после их прошлой встречи Джон больше ни на минуту не забывал о безопасности собственной квартиры. Вряд ли туда смог бы проникнуть даже кто-нибудь посильнее Балтазара, что уж говорить о нём самом, так что в этой части своего монолога Балтазар был честен. Впрочем, как и во всём, что он уже успел сказать.
— Это не больно, — закончил он и улыбнулся.
Отредактировано Balthazar (2015-05-20 14:56:09)
Исходя даже из того, как демон тянул интригующую паузу, можно было сделать единственно верный вывод - Балтазар ясно понимает, что уже завладел вниманием Константина. Джон и не планировал этого отрицать. Полукровка для него сейчас был похож на коммивояжера: "купите вот этот пылесос за пол цены, и в подарок получите три функциональные насадки бесплатно". И тут уже дело было за тем, рискнешь, или нет. Вариантов было всего два - либо этот "пылесос" был настоящей находкой, либо дешевкой, которой было уготовано судьбой сломаться на вторые сутки. Пока не заплатишь - не узнаешь.
Экзорцист закрыл глаза, не меняя позы, слушая при этом Балтазара с жадным вниманием, мысленно оценивая все вероятности. Больше всего пугало только то, что имя Люцифера демон не упомянул еще ни разу. Даже не заикнулся о том, знает ли его босс об этой авантюре.
- У вас, у демонов, общий интерес... - Пробормотал Джон, не открывая глаз, сейчас даже немного самонадеянно не ожидая никаких попыток к нападению. Если уж все это правда - Балтазар должен был бы играть до конца. Не бросать же такую смачную ложь в середине процесса только ради того, чтоб ударить Константина под дых.
- А Люцифер вообще в курсе твой инициативы? - Ухмылку сдержать было крайне трудно, впрочем; и экзорцист даже не старался, глядя на демона сквозь ресницы, как-то немного снизу вверх, будто оценивая его реакцию. И эта ухмылка была в большей мере горькой, чем привычно насмешливой.
Было бы забавно, если бы Нечистый дал "благословение" на этот шахматный ход... А впрочем, какая уже на самом деле разница?..
Проигнорировав движение вперед, Константин первый раз за долгое время не испытал желания отшатнуться от протянутой к нему руки, фактически задевшей пальцами топорщившийся лацкан плаща.
Хотел ли он избавиться от боли?.. Конечно - да. Иначе не пришел бы к Габриэль унижаться и просить об одолжении, чего не делал ни с кем и никогда. Сами придут и сами все дадут. Да только не в этом случае... Как он ни просил, Габриэль ничем не захотела помочь. "Ну и черт с ней", - в который уже раз мысленно скаламбурил Константин.
Глубоко вдохнув, чувствуя нутром, как этот вдох прокатывается вниз до самой диафрагмы, хрипит в глотке после приступа мучительного кашля, он подумал о том, что, наверное, хотел бы, чтоб всего этого не было - доведшего до самоубийства дара, саркомы, этого опасного выбора, который нужно было сделать здесь и сейчас. Он бы отдал что угодно, чтоб просто быть. Без всего этого разрушающего добра.
- Лови такси... - Это прозвучало почти мучительно. Константин опустил руки, вместе с этим движением ощущая, как от собственных слов внутри все замирает, как застывающий янтарь.
Он не боялся, когда резал по венам. Давно уже не пугался, когда видел в зеркалах отражения тварей, чудом вырвавшихся из Преисподней. Джон Константин даже забыл о страхе, который он испытывал, вытянувшись вдоль собственной двери под рукой Балтазара. В сравнении с ужасом, который будила в нем неизвестность, все это было жалкой требухой, мусором под ногами.
"Это не больно", - сказал демон, и Джон отчего-то не поверил. Всем святым и пророкам нужно было умереть в муках прежде, чем получить нимб и крылья. И пусть Константин представления не имел, как это происходит у демонов - он сильно сомневался в том, что процесс метаморфозы будет хоть сколько-то приятным.
В Аду все было пропитано болью...
Да и гарантий у него никаких не было. Напичканная святынями квартира их попросту не давала.
Отредактировано Constantine (2015-05-20 02:14:33)
Даже шум пролетающих по лужам автомобилей не смог заглушить надсадного хрипа, с которым Джон вздохнул, стоя совсем рядом с Балтазаром — раньше такая короткая дистанция между ними была только во время стычек. Впервые они оба были настроены более или менее миролюбиво, хотя до полного взаимопонимания ещё было очень далеко. И как бы уверен Балтазар ни был в своём мастерстве искушения, слов Джона он ждал с напряжённым вниманием, снова не торопясь отвечать на все вопросы подряд. Только услышав два вроде бы нейтральных слова, явно и недвусмысленно подразумевающих, что Джон согласился, уступил натиску, пусть и не до конца, Балтазар наконец заговорил.
— Люцифер принял идею с восторгом, — легко ответил он и повернулся к Джону боком, поднимая руку.
Первый же автомобиль сразу же вильнул к тротуару, услужливо останавливаясь возле двух мокрых фигур и отрезая возможность продолжить разговор. Балтазар галантно открыл дверцу перед Джоном и наклонил голову, приглашая того сесть. С одной стороны, это походило на ухаживание за женщиной, с другой — выглядело так, как телохранитель или швейцар открывает дверь для очень важной особы. Собственно говоря, и первое, и второе было недалеко от истины, и, обходя машину, чтобы сесть с другой стороны, Балтазар позволил себе короткую торжествующую ухмылку — пока Джон не мог его видеть.
Адрес таксисту Балтазар тоже назвал сам, намеренно не глядя на Джона, но прекрасно ощущая все эмоции, которые тот испытывал.
Всю дорогу они молчали, да и было бы несколько не очень умно обсуждать их дело в присутствии постороннего человека, а о разговорах на отвлечённые темы и мысли не возникало. Как-то странно было даже представить, что умирающий от рака экзорцист и только что соблазнивший — вроде как соблазнивший — его демон могут непринуждённо болтать о погоде или чём-то ещё. Таксист, хвала Нергалу, тоже попался неразговорчивый, так что единственным звуком в салоне было нещадно шуршащее радио, сквозь помехи которого пробивались отрывки не слишком хорошо знакомых Балтазару мелодий.
Только когда такси уже подруливало к дому, в котором жил Джон, радио внезапно перестало трещать и с неожиданно чистым звуком выдало несколько строчек, пропетых хриплым мужским голосом:
— He was never on your side,
God was never on your side.
Let right or wrong
Alone decide.
Балтазар не мог не оценить такого превосходного совпадения: даже он не справился бы лучше, захоти он навести морок на Джона, подталкивая того к принятию окончательного решения. Своей силой Балтазар не пользовался — Джон распознал бы морок моментально, и тогда о хоть каком-то подобии доверия можно было моментально забыть. Однако случайность всё же сыграла на руку демону, и, выходя под льющий всё с той же силой дождь, Балтазар снова растянул губы в быстрой улыбке.
Я позволил себе допустить некоторую небрежность с хронологией, потому что вряд ли это уже 2006 год. Но очень уж подходит хорошо.
Отредактировано Balthazar (2015-05-20 14:54:51)
- С восторгом... - Ехидно повторил Джон, и вместе с ехидством в его голосе зазвучала горечь. Конечно, раз босс Ада клялся и божился собственнолично прийти за экзорцистом, то почему бы, собственно, ему не быть в восторге?.. Какая мелкая разница - тысячелетиями терзать душу в Чистилище, или навечно привязать к земле, среди людей, навязав обязанность портить им жизнь?.. Константин же мастер в том, чтоб загаживать чужие жизни, с этим он справится лучше, чем со страданием в Аду...
Как интересно все складывалось. Оказывается, на высших кругах все было так же, как у людей. Две крупные конторы дрались за толкового специалиста, наперебой предлагая лучшие условия для существования. Только вот Габриэль его откровенно слила; даже поощрения никакого выбить не получилось, вот отстой...
Интересно, а если прямо сейчас дать козла и сыграть в отказ, что еще придумает Балтазар, чтоб с потрохами купить душу Константина?.. На какие вообще поблажки они там, внизу готовы пойти, чтоб Джон сказал "ОК, хорошо, где расписаться"?..
Когда демон распахнул перед ним дверцу такси, Джон только скептично покосился на него. Правда, комментировать не стал - зачем лишний раз дергать тигра за усы, когда он еще может огрызнуться?
- Зонт свой не забудь... - Небрежно бросил экзорцист, проскальзывая в салон, усевшись на затертое кожаное сидение, и тут же опускаясь затылком на подголовник, прикрывая глаза. Уже предчувствуя подступающее давящей усталостью нервное напряжение. Главное теперь не отрубиться прямо в салоне автомобиля, под шепот дождя и назойливое шуршание помех радио.
Пока они ехали, у Константина было достаточно времени, чтоб все обдумать. Так что вынужденная - а она наверняка была именно такой - пауза в их с Балтазаром диалоге была очень даже кстати. И когда сипевшее, как прокуренный алкаш, радио, внезапно прочистило горло почти на самом углу перед боулинг клубом, это только подняло волну желчи - и это уже при решении, которое Джон успел принять. Если бы он хоть немного колебался, он бы даже подумал, что это очередные шуточки демона. А так даже не взглянул в его сторону - не верилось, что подобный жест был сделан ради дешевой помпы.
- Let the sword of reason shine, let us be free of prayer and shrine... God's face is hidden, turned away - he never has a word to say... - Пробормотал невпопад экзорцист, как-то особо похабно ухмыльнувшись - он знал эту песню, так что вспомнить строчки одного из припевов не составило проблем. Весь трек очень подходил на роль гимна происходящего. Ну надо же... И так тоже бывает.
Константин распахнул на этот раз дверцу такси самостоятельно, по-скотски оставив Балтазара платить по счетам. Или разводить таксиста мороком - ему конкретно сейчас было плевать, что полукровка будет делать.
Не оборачиваясь, он направился к черному входу в клуб, машинально доставая из кармана сигареты и закуривая на ходу. Пройдя через полутемное парадное, поднялся по ступеням на второй этаж, по коридору прошагав к своей двери. Щелкнул замком, отпирая дверь, и первым переступил через порог, снимая откуда-то сверху, из-за наличника, полотняный мешочек с какой-то хрустящей в нем требухой, бросив его в металлическую ключницу, стоявшую на тумбе недалеко от дверей.
- Заходи. - Пригласил, выдыхая слова вместе с сигаретным дымом, сам уже двигаясь вглубь квартиры и на ходу снимая промокший до нитки плащ. Без такого приглашения вырезанные вдоль косяка руны не дали бы не-человеку попасть в квартиру - всё только с дозволения хозяина.
Джон Константин оставался Джоном Константином: перед лицом неминуемой смерти, узнав о предательстве тех, на кого поставил всё, получив предложение примкнуть к тем, с кем так отчаянно боролся — Джон Константин не упускал возможности, чтобы нахамить. Балтазар даже с некоторым восхищением покачал головой, никак не отреагировав на его замечание по поводу зонта — заботливо сложенного, кстати, и устроенного на колене. Аккуратность Балтазар по праву считал одним из своих достоинств.
Аккуратность и щепетильность.
Именно так — аккуратно и щепетильно — он оглядел дверные косяки, прежде чем войти в квартиру, куда Джон дал ему разрешение зайти. Небо обрушилось на землю. Ад и Рай поменялись местами. Джон Константин пригласил к себе демона. А демон дождался приглашения и не стал проникать хитростью или силой.
— У тебя всё так же мило, — делано небрежным тоном заметил Балтазар, переводя взгляд от двери на внутреннее убранство квартиры.
Джон, естественно, и не думал разыгрывать из себя гостеприимного хозяина — Балтазар был уверен (ну, и немного видел, самую малость, настолько мало, что это даже нельзя было назвать подсматриванием в полной мере), что даже с самыми близкими друзьями Джон пренебрегает социальными условностями. Самый радушный приём, который он обычно оказывал тем, кто к нему приходил, заключался в том, что, во-первых, Джон не захлопывал перед их носом дверь, а во-вторых, не вышвыривал за дверь сразу же, как только посетитель озвучивал цель своего визита.
Балтазар невольно задержался возле стола, быстро провёл кончиками пальцев по краю и неожиданно для самого себя коротко вдохнул — так мог бы повести себя человек, внезапно накрытый воспоминаниями, то ли сладкими, то ли болезненными.
Балтазар человеком не был. И пришёл сюда не предаваться ностальгии.
Он в несколько длинных шагов догнал Джона, пока тот не успел уйти слишком далеко вглубь пропахшей святостью квартиры — Балтазару было гораздо труднее находиться здесь, чем в прошлый раз. Вся обстановка, казалось, выталкивала демона наружу, как будто он передвигался в бассейне, заполненном странной субстанцией: плотнее воздуха, но не такой плотной, как вода. Шевелиться и действовать было трудно, но не невозможно: просто приходилось прилагать чуть больше усилий, чем в нормальной обстановке.
Джон едва успел скинуть плащ, когда ему на плечи легли холодные — и одновременно горячие, Балтазар знал это, знал, что его тело всегда хранит жар Адского пламени, как бы он ни прикидывался обычным человеком — ладони. Балтазар даже с некоторой лаской провёл одной рукой по щеке Джона, на миг приник грудью ко вмиг закеменевшей спине, шепнул быстро, но отчётливо:
— Я обещал тебе, что это будет не больно.
Раздвоенный кончик языка успел, еле коснувшись, щекотнуть самый край уха Джона, и Балтазар тут же отсранился, крепко обхватывая руками голову Джона.
И одним быстрым движением сворачивая ему шею.
Джон только фыркнул в ответ на комментарий демона по поводу интерьера квартиры. С того последнего раза, как Балтазар смог здесь побывать, мало что изменилось. Разве что батарея бутылей со святой водой стала длиннее, растянувшись вдоль всех окон. Да еще появилась эта резьба на косяке двери, которая, как невидимые ворота, закрывала квартиру от нежеланных гостей. Пакость теперь могла просочиться разве что по вентиляционным ходам, но решетки в квартире были кованными, узорчатыми и небольшими по размеру. Так что нужно было бы еще ухитриться. Стать тараканом, например...
Демон все еще был у Константина за спиной, и это все еще не тревожило его ни капли, когда он сбрасывал плащ на спинку стула, вообще-то намеренный убрать со стола привычно сваленные неаккуратной кучей книги, тетради и записки, все те невнятные клочки бумаги, фотографии и россыпь прочих мелких предметов, оставленных там в спешке, или потому что они больше не были нужны для работы. Джон хотел убрать этот срач хотя бы на край столешницы, может быть достать скотч, может быть поставить стаканы. И вообще-то у него был еще разговор к Балтазару - он остро хотел сторговаться еще на кое-что, хотел поговорить. Ну и в конце концов, он не сказал прямого "я хочу". Он сказал "лови такси", и фактически твердое согласие он только намеревался дать, если его устроят все условия, которые он был намерен выдвинуть. Но...
Но Балтазар хотел этого настолько сильнее Джона, что поспешил. Колебания экзорциста в прямом смысле смело желаниями демона, принявшего разрешение пройти в квартиру за согласие.
Джон не вздрогнул, когда на его плечи легли знакомо-незнакомые ладони, он только оглянулся, краем глаза успев выхватить половинку лица полукровки, прильнувшего к нему со спины. На секунду он даже захотел отшатнуться - этот порыв можно было с легкостью ощутить по напрягшимся мышцам, через подающееся вперед, от Балтазара, тело.
Константин еще услышал слова, но не успел их осознать. Вскинул руку, но сделать ничего уже не смог. Затухающее сознание еще отметило звонкий щелчок смещающихся позвонков, тело конвульсивно содрогнулось. Рука прошила воздух, будто экзорцист пытался оттолкнуться ладонью от какой-то преграды.
И ставший легче на двадцать один грамм тленный сосуд тяжело, разом поточился на пол.
Чувства возвращались к нему в странном, смешанном порядке. Сначала пришел слух - его окутывали шумы, оглушающие и монотонные, и было их намного больше, чем могло быть в квартире. Голоса, шорох радио, капель воды, насекомые, ветер, скрип балок в доме, скрип половиц, стоны, плач, всхлипы, шум катящихся по доскам дорожки шаров, смех, механическая работа валов в технической части бильярдного клуба, даже мерное рычание пламени под отопительным котлом в подвале. Потом эту какофонию разбил звук удара - так бьет кулаком по двери настойчивый гость, считающий, что его не слышат.
Джон судорожно вздрогнул, в первую секунду вспугнутый этим громким стуком - частым, сильным, ровным. Потом понял, что это сердце. Сердце застучало. У него в груди.
Потом вернулось ощущение собственного тела - вместе с хрустом позвонков, выталкиваемых мышцами на положенное им место. Он весь был очень физическое ощущение, будто затекшая, отлежанная после сна конечность. Наполненная покалыванием, тяжестью, и как будто белым шумом электрических помех. Константин весь, целиком ощущал себя так. И с током крови это ощущение уходило - постепенно, медленно, точно так же, как это было бы с рукой: покалывание растворялось в кончиках пальцев, заставляя их непроизвольно сократиться.
Вздрогнув еще раз, Джон уронил руку с груди на постель - под ладонью было покрывало кровати. Он, как сквозь дымку, понял, что лежит на спине, на своей постели. Уже через секунду ему стало холодно - под горячими ладонями ткань была ледяной; как будто прямо с солнцепека он попал в морозильную камеру и обнял замороженную тушу какой-нибудь коровы или свиньи - по коже пошли мурашки и пробрало ознобом. И только тут Джон вдохнул.
Почему-то ему хотелось верить, что вот теперь этот вдох будет легким и свободным, но знакомое давление над диафрагмой никуда не делось, кажется, стало только больше, словно разрослось или распухло. И сам вдох получился скомканным, отрывистым и неглубоким. И вызвал острую вспышку боли, тут же обернувшуюся спазмом, повлекшим за собой кашель. Константин сипло, каркающе закашлял, приподнимаясь на подкашивающихся локтях, даже толком еще не видя ничего вокруг себя - окружающее пространство расплывалось разноцветными пятнами, как будто его обернули какой-то мутной пленкой и он смотрел на все сквозь нее.
Боль только разгоралась сильней, как пламя, рвала кашлем в груди, как если бы внутри, под ребрами, сидел непонятный зверь, пытающийся прорваться наружу сквозь грудную клетку. Когда рука вдруг провалилась в воздух, вместо того, чтоб упереться в постель, Джон чуть не свалился с кровати, перегнувшись через край, и от этого резкого движения все внутри стянуло в один тугой узел. Константина вывернуло прямо на пол - густой, мерзко пахнущей жижей, буро-черной, с плотными органическими комками. Несколько минут Джон давился кашлем, бестолку пытался сдержать идущие волнами рвотные позывы, и с каждой минутой, с каждым новым спазмом ему становилось почему-то легче.
Болело все - начиная с десен, болел каждый зуб, ныл каждый старый перелом, каждая трещинка на кости, которая когда-нибудь появлялась из-за травм. В груди жгло, и Джон подозревал, что он вот прямо сейчас выкашливает собственные легкие, отплевываясь, тяжело, почти на стоне выдыхая между периодически скручивающими все тело судорогами.
В конце концов, когда эта агония начала утихать, он был уже совершенно без сил, и ему казалось, он так промучился несколько часов, хотя все заняло минуты. Все еще не двигаясь, Константин мутным взглядом посмотрел перед собой, только сейчас увидев Балтазара, который со стоической невозмутимостью нарезал что-то на рабочей поверхности в кухне.
Ему потребовалось еще какое-то время для того, чтоб сообразить - теперь дыхание затруднено не из-за рака. Джон дышит полной грудью, но как будто вместо воздуха в квартире было желе, плотная вязкая субстанция, давящая монотонным звоном на виски, отдающаяся зудом на коже.
Константин перевел взгляд на батарею бутылей под окнами, разглядывая сургучные печати на затертых до блеска пластиковых боках. И с неожиданной заторможенностью подумал о том, что он скажет Вере. И Хеннесси. И Биману. И Габриэль.
Мысль была скользкой, как угорь, неприятно липкой, но отдававшейся не страхом, не стыдом, а чем-то... Джон сморгнул, потеряв эту мысль так же быстро, как она возникла.
Поднявшись кое-как с постели, чудом не вступив в темную, с добротной примесью крови, зловонную лужу, Константин, натыкаясь на углы, побрел в ванную, скрывшись за дверью.
Отредактировано Constantine (2015-05-23 18:03:19)
Не сказать, чтобы Балтазару за своё почти трёхтысячелетнее пребывание в людском мире приходилось очень уж часто отправлять людишек в Преисподнюю не насовсем, а с расчётом на их возвращение — в качестве такого же демона, как он сам. Ну, или почти такого же, всё-таки человеком Балтазар никогда не был. А для превращения людей в полукровок — достаточно редкого явления по самой своей сути — у него не было ни достаточно полномочий, ни, честно говоря, достаточной силы.
Однако же Джон не был первым, и Балтазар знал, что в отличие от обычного путешествия за грань, которое в земном мире длится несколько секунд максимум, сейчас ему придётся прождать Джона немного дольше. Его тело должно было умереть окончательно, чтобы вернувшаяся сущность Джона — уже не человеческая душа — смогла приспособить свою физическую оболочку под изменившиеся обстоятельства.
Со смертью Джона бОльшая часть заклинаний, которыми тот напичкал свою крепость в дополнение ко всяким святым штучкам, либо перестала действовать, либо значительно ослабла, так что передвигался по квартире Балтазар хотя и с осторожностью, но уже намного легче.
Он перетащил начинающее остывать тело Джона в спальню, заботливо уложил на кровать и, естественно, не сдержав позыва лишний раз поиздеваться, устроил в той позе, в которой люди обычно укладывают покойников. Разве что цветами не украсил, и то только по причине их отсутствия. Балтазар позволил себе немного полюбоваться на дело своих рук — мёртвый Джон Константин, просто услада для глаз, — а потом вернулся в кухню.
Времени у него было хоть и не слишком много, но всё-таки более чем достаточно, а уж желания сделать дополнительную гадость — и того больше. Отпраздновать, так сказать.
Балтазар вдумчиво проинспектировал содержимое холодильника Джона, скривился от запаха прокисшего апельсинового сока. Заплесневевший хлеб он без раздумий отправил в мусорное ведро — предварительно похлопав дверцами шкафчиков в поисках оного. Набор продуктов праздничным назвать не решился бы даже самый непритязательный повар, но это, собственно говоря, было и не очень важно.
Зато бар радовал — на первый взгляд. На втором Балтазар скривился. На третьем, подумав, выбрал одну из бутылок и таки наполнил стакан.
Разморозить стейки было не слишком сложно — Адский жар идеально подходит не только для запекания и зажаривания мяса, но и для быстрой и качественной разморозки и при этом совершенно безвреден, в отличие от микроволновой печи. Только сегодня — специальное предложение. Приобретите адский жар и получите комплект способностей полукровки в подарок, — но приготовление он оставил на потом.
Вот с гарниром дело обстояло намного хуже. Подумав, Балтазар задвинул замороженные овощи подальше в угол морозильной камеры и достал помидоры и лук — весьма внезапное открытие.
Он уже почти приготовился заняться нарезкой овощей, когда почувствовал, что Джон приходит в себя — за долю мгновения до того, как у того забилось сердце. В затылке внезапно возникло знакомое зудящее ощущение, как всегда при встрече другого демона или ангела. Балтазар улыбнулся и взял нож поудобнее.
Джон пошевелил рукой, роняя её с груди на простыню.
Балтазар, что-то мурлыкая себе под нос, положил на стол рядом с разделочной доской несколько помидоров.
Джон вдохнул и закашлялся — громко, почти так же, как когда он был человеком, но всё-таки чуть-чуть по-другому.
Балтазар чётким движением рассёк помидор на две половинки, повернул каждую и принялся аккуратно нарезать ровные кубики.
Джон перегнулся через край кровати, содрогаясь в пароксизма рвоты.
Балтазар аккуратно стряхнул нарезанные помидоры в приготовленную миску и взялся за лук.
Джон поднял голову и посмотрел на него.
— С прибытием, Джонни-бой, — Балтазар поднял стакан, салютуя глядящему на него мутными глазами Джону, и сделал глоток.
Он вдруг засомневался, видит ли Джон его вообще, особенно когда тот поднялся и побрёл в ванную, двигаясь дёргано и как-то неправильно, словно марионетка с перепутанными нитями. Даже если не видел — ощущал точно, только вот вряд ли Джон сейчас был способен понять, что именно он ощущает. Тем интереснее.
— А вот виски у тебя не самого лучшего качества, — не повышая голоса, сказал Балтазар, зная, что даже сквозь закрытую дверь и шум льющейся воды Джон прекрасно его услышит.
- Наверное потому, что он был куплен не для тебя... - Глухо пробормотал Джон, замирая над раковиной, опираясь одной рукой о ее край, другой открывая кран, пустив холодную воду. При большом желании он мог бы сквозь этот шум расслышать ровный ритм дыхания Балтазара. Вдох, выдох; ему на момент почудилось, что он услышал даже то, как полукровка улыбнулся.
От массива звуков, запахов, оглушающих, сильных и непривычных, кружилась голова.
Константин намочил ладонь, испытывая определенное удовольствие от прохлады на коже. Провел пальцами по лицу, задержавшись поверх глаз, растирая веки пальцами, как после сна. И уронив кисть вниз, снова под бьющую из крана струю, посмотрел на свое отражение в зеркале. Повернул голову и так, и эдак, на каком-то из движений все же заметив алый отблеск на дне зрачков, тут же цепенея и жадно рассматривая этот крошечный огонек.
С каждой уходящей секундой странное онемение из тела уходило, растворялся звон в мышцах, как будто рассасывалась заработанная годами усталость. Джон перебрал пальцами под водой, и это было будто знакомиться заново, или вспоминать что-то забытое - прохладный шелк, каплями забегающий за манжет рубашки, когда Константин принялся умываться, свежесть, которую приносила с собой вода. Если твоя голова забита повседневными проблемами, если ты не можешь нормально дышать, если ты бежишь все время куда-то вперед, спешишь, боясь остановиться - эти маленькие, простые удовольствия забываются, становятся обыденными и привычными, не значимыми.
Примерно с минуту Константин рассматривал свое отражение в полутьме, при скупом свете, который падал из соседней комнаты. Гладкую, почти неестественно, кожу, без единого шрама, полупрозрачные мазки крови на подбородке, мокрые прядки волос, прилипшие надо лбом. Все это до сих пор казалось странным, абсурдным сном - Ад, Люцифер, мерзости, которые происходили, пока его собственная физическая оболочка стыла, лежа на кровати. Это все нужно было обдумать, но только не сейчас.
Джон подхватил с сушилки полотенце, но вытирать лицо и руки не стал. Просто закрутил кран и вышел - тряпка была ему нужна для того, чтоб бросить сверху на лужу возле кровати. Заниматься уборкой прямо сейчас не было желания. Да и был ли смысл?..
Из спальни Константин прошел в кухню, бесцеремонно взял стакан Балтазара и сделал несколько мелких глотков, отставив сосуд обратно.
- Ты, мудак, свернул мне шею. - Произнес вроде бы беззлобно, отходя к висящему на спинке стула плащу и доставая сигареты. - Когда я хотел с тобой поговорить. - Джон обхватил фильтр сигареты губами и прикурил от зажигалки, с наслаждением затянувшись, даже прижмурившись от удовольствия. Облизнул губы, на которых все еще оставался отзвук меди, и тлена.
- Поторговаться. - Отчетливо, едва ли не по слогам продолжил мысль, и сел за стол, снизу вверх глядя на полукровку, поставив руку с сигаретой локтем на столешницу, держа фильтр возле самого лица. - Мне кажется, ты должен за это извиниться.
Now, when I talked to God I knew he'd understand
He said, stick by my side and I'll be your guiding hand
Балтазар неторопливо дорезал лук и наклонил голову, еле заметно улыбаясь — эту улыбку даже можно было бы посчитать почти извиняющейся, если бы она не была пронизана таким явным самодовольством. Тонкая грань между раскаянием и издёвкой, не позволяющая собеседнику точно удостовериться ни в одном, ни в другом варианте.
— В любом случае дать тебе то, что ты хочешь взамен, мог не я, — он поджал губы, глядя на Джона сверху вниз. — Так что я просто ускорил твою встречу с тем, с кем торговаться стоило. Разве ты не доволен тем, что получил?
Заканчивая фразу, Балтазар отложил нож и подхватил стакан, из которого только что пил Джон — сам не торопясь делать глоток. Поднёс стакан к губам и прикрыл глаза на мгновение, словно наслаждался ароматом напитка. Из-за близости стекла ко рту дальнейшие слова прозвучали не то чтобы не очень внятно, но чуть менее отчётливо, чем раньше.
— Нет, безусловно, я готов извиниться, — самый кончик раздвоенного языка коснулся края стакана, быстрым колющим движением, как у змеи, которая пробует воздух на вкус в поисках жертвы. — Но, думаю, я, в свою очередь, заслужил благодарность. Разве тебе не нравится чувствовать своё тело здоровым и сильным?
Балтазар сделал паузу и ещё раз провёл кончиком языка по краю стакана — на этот раз медленно, почти чувственно, как будто слизывал с него отпечатки губ Джона. При этом глаз с Джона Балтазар не сводил, пытаясь уловить те эмоции, которые тот испытывал. Вернее, разницу между теми эмоциями, которые испытывал Джон-человек, и теми, которые испытывает Джон-демон. До сих пор Балтазару было, мягко говоря, не слишком интересно, что чувствуют такие же полукровки, как он сам — как правило, спектр их эмоций не отражал и десятой доли человеческих ощущений, а уж особенно — ощущений Джона. Джон всегда был для него настоящим кладезем эмоций, по силе и разнообразию которых мало кто мог сравниться, и сама мысль о том, насколько увлекательным будет изучение новых граней этого кладезя, приводила Балтазара в состояние если не восторга, то уж точно нетерпеливого предвкушения.
— И не просто сильным, — Балтазар выдал расчётливый вздох, только самую малость отличающийся от сладострастного полустона, с каким хищник готовится вонзить клыки в добычу. — Ты уже должен был почувствовать изменения в своём организме — а это, поверь, только начало. Тебе предстоит открыть ещё многое в своём новом положении — и это будет оч-чень интересно.
Последнее слово Балтазар протянул почти томно, снова улыбаясь — и, не убирая эту улыбку с лица, наконец прикоснулся губами к стакану, чтобы сделать глоток.
У Джона было то самое выражение на лице, какое бывает часто у людей с похмелья. Задумчивый взгляд, слегка помятый и философский вид пропойцы, наблюдающего за тем, как кто-то из близких похмеляется.
- Одно дело торговаться, когда можешь отказаться от сделки в любой момент. Когда ставишь условия сам. И совсем другое, когда ты стоишь на коленях и уже ничего не решаешь. И можешь только соглашаться. - Последнее слово Константин выдохнул с явным недовольством. Поморщился, кашлянул раз, другой, и влажно сплюнул в пепельницу лоснящийся темный комок отслоившейся плоти. И тут же снова затянулся, щурясь, вдыхая полной грудью, оттого краем сознания все же плавая где-то в диком, эйфорическом восторге.
Эта сила, на которую намекал Балтазар, плескалась в нем, как в сосуде из тонкого стекла - под самым венчиком, грозя вот-вот перелиться. С каждой секундой это ощущение росло, как будто наполняло низким, гудящим звуком каждую мышцу, вибрировало на кончиках пальцев. Джону даже казалось, что нужно держать фильтр осторожней, аккуратней, а то он может запросто смять его одним легчайшим движением.
Константин немного наклонил голову, пряча губы за сложенной "лодочкой" ладонью, со скупым интересом следя за тем, как полукровка вылизывает край стакана. Наверное, даже именно там, с той стороны, где он сам только что отпил.
Помимо воли, бездумно, он прижал кончик языка к внутренней поверхности зубов - здоровых, целых, без единой пломбы зубов. Будто хотел убедиться, что его собственный язык не деформирован еще. Прижал самый кончик между острыми ровными краями, замирая так на несколько секунд.
Интересно, как он сам будет выглядеть, когда Преисподняя окончательно возьмет свое от его тела?..
На эти короткие мгновения он мог бы ощущаться, как вакуум. Как ровная озерная гладь, зеркальная в своем спокойствии.
- Поражаюсь, как ты можешь все опошлить одним единственным выдохом... - Это прозвучало в равной степени задумчиво, в одну ноту с тем выражением на лице Джона, которое можно было рассмотреть за сложенной "лодочкой" кистью.
Константин затянулся еще раз, бросив все еще тлеющую сигарету в пепельницу, и поднимаясь. Со своей привычной кошачьей плавностью обходя стол, надвигаясь на Балтазара неспешно и целенаправленно. Взгляд темных, как дозревшие маслины, глаз был замершим, немигающим.
- Ты мне должен кое-что побольше, чем извинения... - Перехватив стакан с еще плещущимся на дне виски, Константин качнул его в ладони, другой рукой, большим пальцем поймав демона под подбородок, надавливая на мокрые, глянцево мерцающие губы. - Как насчет того, что ты должен мне пару-тройку зубов?.. - Спросил шипяще, в пол голоса, находясь где-то на грани фола, в дюймах от чужого лица, весь в обонянии чужого запаха - алкоголя, одеколона, плотного, но теперь уже не раздражающего, запаха серы и еще какой-то дряни, сладкой и тяжелой, как мускус.
Балтазар глотнул виски, неспешно, медленно наполнил рот немного жгучей жидкостью, прогнал языком от одной щеки к другой, прежде чем проглотить. Проглотил и снова улыбнулся — без тени опасения, словно они с Джоном обсуждали какие-то совершенно обычные, повседневные дела. Как старые друзья или любовники — обычные люди, разговаривающие на обычные темы.
С этой же улыбкой, не отвечая и не двигаясь с места, Балтазар проследил взглядом передвижения Джона и даже почти успел ещё раз поднести стакан к губам, когда его бесцеремонно выхватили из пальцев. От Джона тянуло опасностью, тёмным, способным разрушить всё гневом. Обжигающим. Сжигающим. От Джона пахло Преисподней. Знакомо и в то же время ново.
Балтазар невольно слегка запрокинул голову, когда Джон взял его за подбородок, но улыбаться так и не перестал.
— Уже больше? — невнятно выдохнул он и не удержался, точно так же, как за несколько минут до этого, быстрым движением высунул язык, пройдясь по пальцам Джона скользящим движением, как по краю стакана. — Твои аппетиты растут с каждой минутой. Чего ты потребуешь дальше?
Балтазар прищурился, глядя прямо в глаза Джону — как уже было раньше, но теперь на самом дне этих глаз разгорался тот самый, так хорошо знакомый Балтазару огонёк. Слабое отражение Адского пламени. Того самого пламени, которое — Балтазар знал прекрасно — пылает в глубине его собственных глаз.
— Ты кое о чём забыл, Джонни-бой, — промурлыкал он и медленно, почти лениво повёл головой, освобождаясь из, казалось бы, такого жёсткого захвата.
Пальцы с уже выпущенными когтями легли на запястье Джона, легко разрывая манжет рубашки и впиваясь в кожу. Так же медленно Балтазар отнял руку Джона от своего лица, заводя её ему за спину и заставляя прогнуться, сам наклоняясь к нему.
— Мне три тысяч-щщи лет, — прошипел он, вздёргивая верхнюю губу. — Не тебе, мальчиш-шка, угрож-жать мне.
Балтазар резко повернулся, разворачивая Джона за собой и толкая его на край стола, дёрнул его руку ещё ниже, прижимая к столешнице и заставляя выгнуться ещё сильнее. Миска с аккуратно нарезанными помидорами, глухо звякнув, полетела на пол, и Балтазар, не глядя, пнул её ногой в сторону.
— Попробуй прочесть молитву, — предложил он, потянувшись к Джону единым змеиным движением, почти касаясь его лица. — Попробуй прочесть её теперь, экзорцист.
Улыбка на лице Балтазара бесила неимоверно. Наверное, ничто не разозлило бы Константина так, как злила всегда эта почти ласковая улыбка, с еле ощутимой ноткой извечного превосходства.
- А я не буду требовать... Я просто возьму, что мне нужно. - Джон нехорошо прищурился, интонационно не спустившись до ехидства или угрозы, балансируя на грани между полным покоем и готовой выплеснуться наружу яростью.
Движение языка по пальцам было бархатным, горячим, шелковым, мимолетным, скользким - Константин не успел решить для себя, каким именно оно для него было. Все произошло слишком быстро. Зато успел задеть кончиками пальцев края чужих зубов, поддеть, даже потянуть на себя - не пытаясь еще выворотить из десен, только заигрывая.
И не сопротивлялся. Ни когда Балтазар убирал его руку от своего лица. Ни когда он заламывал кисть, уводя за спину. Только широко, чокнуто улыбнулся в ответ на обещающее кровавые страсти шипение:
- Да ты настоящее ископаемое! - Сдавленно рассмеялся, неловко проваливаясь спиной сквозь воздух на крышку стола. Выронив уже почти пустой стакан, растянувшись на столешнице под звон бьющегося стекла. И пока полукровка (враг, брат, друг, дальний родственник по Папе) выламывал все еще не гибкое, отчасти занемевшее тело, Константин неожиданно даже для себя, засмеялся громче. Вытянулся под чужим весом, запрокинув голову, выгибаясь неожиданно податливо и легко, на самом деле абсурдно и парадоксально развеселившись. Хохоча все еще немного хрипло и заливисто, успокоившись далеко не с первой попытки, делая вдох, вроде прекращая, и заходясь снова.
Веселье нахлынуло на него внезапно и бесконтрольно, смыв собой злость, заставив на краткое время забыть о том, зачем он встал из-за стола. И отпускало слишком медленно, играло смешками в груди, искрило во взгляде.
- Напугал... Ну, напугал!.. - Выдавил Джон наконец, свободной рукой подхватив Балтазара под челюсть и потянув снова на себя, удерживая, сжимая пальцами поверх суставов далеко не так трепетно, как недавно держал фильтр.
- Мне так страшно... - Попытался изобразить лицом ужас, но вышло скорее что-то гротескно-жалобное.
- Я трепещу... Чувствуешь?.. - Константин выдохнул последнее слово на самые губы, почти, но не соприкасаясь, только спутывая дыхание в одно и криво улыбаясь.
- Я владею тобой... - Прошептал, всматриваясь в глаза с алыми всполохами на дне зрачка. Следя за еле заметным движением ресниц. - Я. Владею тобой. - Повторил одними губами и небрежно, почти нежно хлопнул по щеке, отпуская улыбку с губ, из взгляда, с лица - только сейчас на самом деле успокоившись.
- Отпусти меня.
Отредактировано Constantine (2015-07-09 12:55:04)
Балтазар ожидал чего угодно — страха, ярости, бессильной или, наоборот, оглушающей. Всё-таки Джон, пусть он и был ещё — пока что — слабее Балтазара, как любой новорождённый демон, при желании мог побороться и, может быть, даже при должном старании или благоприятном стечении обстоятельств одержать верх. Джон должен был играть по его, Балтазара, правилам, должен был вести себя так же, как любой полукровка, неважно, наполняло ли его Адское пламя или насыщал свет Небес.
Балтазар не учёл, что Джон Константин остаётся Джоном Константином.
Не способным покориться.
На несколько мгновений Балтазар застыл, не шевельнувшись под пальцами, сжимающими лицо, с небольшим запозданием поддался, почти наваливаясь на Джона грудью и вынужденно упираясь свободной рукой в столешницу. Рефлекторный жест, совершенно не свойственный демону, почти панический. Бессознательный. Такой же бессознательный, как ступор, с которым Балтазар глядел в глаза Джону, слушал его смех, в котором человеческое перетекало в демоническое и обратно, меняясь так быстро, что уследить было невозможно.
Смена выражения лица Джона, переход от весёлого тона к спокойному, почти сухому, холодному, деловитому, была ещё более внезапной, и Балтазар уже почти послушался, почти против своей воли расслабил пальцы, ещё не отпуская, но уже готовый это сделать.
Всё произошло за считанные секунды — самодовольство, растерянность, замешательство. Ярость.
Чуть ли не впервые за всё своё существование Балтазар — словно слабый человечишка, не способный справляться со своими эмоциями — пришёл в ярость.
— Это взаимно, Джонни-бой, — прошипел он, сбрасывая с себя человеческую личину так же просто, как змея сбрасывает старую, уже ненужную кожу. — Ты принадлежишь мне ровно в той же степени, в какой мной владеешь. И теперь мы связаны ещё сильнее, ещё крепче, чем прежде.
Звуки выскальзывали через глотку, прокатывались по нервно дёргающемуся языку, чуть не застревали между острых даже на вид зубов-клыков и падали на лицо Джона, проталкиваясь между узких, почти невидимых губ, двигающихся совершенно не в такт.
Балтазар разжал пальцы, выпуская запястье Джона, но вместо того чтобы убрать руку, дёрнул ей вверх, вспарывая рубашку на спине вдоль позвоночника. В который раз разрывая на Джоне одежду — давняя хорошая традиция, что и говорить, — Балтазар действовал уже не сознательно, не думал о том, какие эмоции вызовет у Джона.
Он просто этого хотел.
Воротник рубашки с тихим треском лопнул, распадаясь на две половинки, и Балтазар с силой запустил когти в спутанные волосы на затылке, сжимая, не сдерживаясь, потянув вниз, так, чтобы голова Джона запрокинулась, открывая ему беззащитное горло.
— Теперь я тебя точно не отпущу, — выдохнул он на кожу, не касаясь, но всё равно чувствуя пульсацию — не имеющую больше ничего общего со стуком человеческого сердца.
Пульсацию, синхронную с его собственной. Пульсацию Адского пламени.
- Это взаимно, Джонни-бой... - Константин сгримасничал, спародировал речь полукровки, явно начиная развлекаться - откровенно и беззастенчиво насмехаясь над серьезностью и злостью Балтазара. Без зазрения совести. А к чему?..
- Прекрати, ну правда, ты зря пыжишься... - Это звучало беззаботно. Хотя бы потому, что Джона не вспугнула изменившаяся внешность полукровки. В нем это больше не вызывало отторжения или отвращения. Не после того, как его тело может быть час, или около того, мертвым лежало на кровати в спальне. Не после маленькой вечности в Аду.
- Я не принадлежу тебе. - Его свободная рука все еще была недалеко от лица Балтазара, но Константин не стал снова хвататься за подбородок или за челюсть. Он просто погладил по шее, по узловатой, сухой, как пергамент коже, съехав пальцами за воротник и почти сразу выскользнув обратно, по острому краю рубашечного ворота спустившись к галстуку, намотав его в один оборот на кулак и держа демона, как на поводке.
- И мы будем связаны, только если я захочу. А я не хочу. Так что съеби с меня, ладно?.. - Джон выпростал освободившуюся руку из-под собственной спины, взволнованный хрустом разрываемой ткани ровно настолько же, как испугался бы жужжания какого-нибудь насекомого, вроде комара или мухи. Даже больше - этот звук, треск рвущихся ниток, вновь вызвал у него приступ иррационального веселья, только усилившийся одновременно с тем, как Балтазар сжал пальцы в волосах Константина.
Выгибаясь, вновь запрокидывая голову вслед за оттягивающей рукой, Джон попытался сдержать смех - закусив улыбающиеся губы, прыснул раз, другой, глубоко вдыхая, но совершенно не от боли. Боль вообще была ощущением периферическим, он чувствовал ее в пол-, если не в четверть силы. Сейчас, во всяком случае.
Но последние слова все равно добили его - Джон снова засмеялся, содрогаясь всем телом из-за крайне неудобной позы, изогнувшийся, одной рукой держась за край стола, другой - за галстук Балтазара. И даже зажмурился, роняя невольные слезы, захлебываясь смехом, постепенно становящимся все более сиплым. И это не походило на истерику, это даже ощущалось не так.
Пожалуй, если бы Константина сейчас спросили, почему ему так смешно, он не смог бы внятно объяснить. Это был какой-то необычайно яркий набор мельчайших фрагментов, складывающихся в общую картину. Выражение лица Балтазара, когда Джон засмеялся в первый раз. Его неуверенность и потерянная на какие-то мгновения решимость. Его злость, ощущавшаяся в воздухе, как взвесь пыли; Джону даже казалось, что эта слепящая ярость имеет свой особый запах, как у клубники - когда вдыхаешь, этот запах оседает привкусом во рту.
Джон отпустил галстук, упираясь ладонь в чужую грудь, горячую даже сквозь пиджак и ткань рубашки. Не пытаясь отстранить, нет; просто прикасаясь. И смеялся, как не смеялся, наверное, никогда за всю свою жизнь - искренне, весело и легко.
Потому что Балтазар не имел над ним власти. И потому что сам того не замечая, демон показывал, насколько Джон владел им.
Этот дрянной мальчишка держал его на поводке — во всех смыслах. Уже не Балтазар удерживал содрогающееся — не от страха, не от злости, не от какого-либо другого чувства, которое бы Балтазар хотел вызвать у Джона, от смеха, от, Нергал его побери, совершенно неожиданного и неуместного смеха — тело, уже не Балтазар загонял в угол и наслаждался попытками жертвы выбраться. В этот раз Балтазара обставили. Обвели вокруг пальца. Всучили совершенно не то, чего он добивался. И хуже всего в этой ситуации было то, что Балтазар обхитрил себя сам.
Он очень медленно приподнялся, глядя на Джона горящими алым глазами. Со стороны могло показаться, что Балтазар поднимается, подчиняясь давлению руки, перешедшей с галстука на грудь, но это было совсем не так. Джон не давил. Не сопротивлялся. У него больше не было нужды сопротивляться Балтазару — и Джон использовал это обстоятельство совсем не так, как Балтазару хотелось бы.
— С тобой всегда было непросто, Джонни-бой, — прошелестел Балтазар. — Дьявольски непросто, — он ухмыльнулся и разжал руки, выпрямляясь и отодвигаясь от стола. — Думаю, это из-за того, что изначально ты принадлежал именно нам.
Умение сохранить хорошую мину при плохой игре Балтазар почитал одним из своих неоспоримых достоинств — и мысли не допускал, что он может быть не так уж и прав. Вот и сейчас Балтазар с невозмутимым видом принялся отряхивать манжеты, словно это не он ещё несколько минут назад шипел со змеиной яростью. Переход был практически мгновенным, и это было ещё одним умением, которым Балтазар должен был быть благодарен Джону: мало кто из полукровок обычно был способен с такой скоростью и контрастностью сменять эмоции. Полукровкам сильные эмоции вообще были не свойственны, так что, сделав Джона демоном, в какой-то степени Балтазар стал более человечен сам.
— Ну что ж, — не отказав себе в маленькой прихоти, Балтазар вернул свою обычную человеческую внешность пафосным щелчком пальцев. — Значит, можем продолжить наше небольшое празднество.
Он сокрушённо оглядел разруху на столе и вокруг него.
— Мало того, что у тебя продуктов дома крайне мало, — с нарочитым неодобрением пробурчал Балтазар, — так ещё и остатки того пиршества, что я с такой любовью готовил, ты бессердечно уничтожил. Ладно, у нас остались ещё стейки и виски.
Он аккуратно перешагнул по хрустящим осколкам стакана и на несколько секунд задумался, после чего проговорил:
— Хотя можно обойтись и одним виски. Его у тебя, по крайней мере, много, а разговор нам предстоит долгий.
На последних словах Балтазар окинул Джона надменным взглядом и добавил таким тоном, будто он сам тут был совершенно ни при чём:
— Только будь добр, переоденься. Твой внешний вид не слишком соответствует серьёзности момента.
- Это из-за того, душа моя, что я всегда принадлежал себе. - Константин улыбался яркими, наконец, приобретшими цвет из-за смеха губами, и совершенно не спешил двигаться под Балтазаром - так и лежал; было весьма удобно даже при условии остаточной "деревянности" тела. Наверное, сейчас ему было бы удобно, даже если бы он лежал на матрасе из гвоздей - любое ощущение неровности, сменяющихся температур, жесткости или мягкости, отзывалось совершенно иначе, незнакомо. И это приводило его в какой-то исступленный, нечеловеческий восторг. Как если бы он всю жизнь был слеп, или глух, и теперь увидел свет, яркость красок; или услышал дивную музыку, которую раньше никак не мог постичь.
Задрав руки за голову, Джон потянулся - выгнулся прямо на столешнице, хрустнув позвонками, как после долго сна, или лежания в одной позе. Ему это было необходимо, и растворяющаяся тяжесть во всем теле тоже требовала движения. Чем дальше - тем больше. И он был ужасно, невыносимо голоден.
- Срань Господня... - Он сказал это, и слова обожгли язык похлеще самой злой горчицы. Джон облизнул губы, удивленный этим новым ощущением, вдумчиво созерцающий внутрь себя, как будто пытающийся прочувствовать неизвестный привкус, вдруг появившийся во рту.
- Я бы съел слона. - Закончил, садясь верхом на столе, и растирая лицо ладонями. Отвел руки перед собой, разглядывая кисти с таким видом, будто видел их первый раз, хотя не так давно в ванной уже рассматривал их, может не так пристально, но с тем же недоумением. Только сейчас уже в большей мере осознавая произошедшее. Осознавая изменения.
- Сделай стейки. - По интонациям не было понятно, было ли это просьбой, или директивой. Константин больше не смотрел на Балтазара. Не обращал он внимания и на бардак в комнате. Его вообще посетила мысль о том, что, наверное, нет смысла здесь убирать. Чтоб удалить из квартиры все печати, всю церковную требуху и вывезти бутыли со святой водой, необходимо будет потратить усилий намного больше, чем на поиски новой съемной квартиры. Вряд ли Биман сильно расстроится смене квартиранта. Особенно при учете того, что Джон оказался перебежчиком.
Потянувшись за сигаретной пачкой, чудом на свалившейся на пол, прямо в помидорную кашу, Джон вытянул сигарету, щелкнул зажигалкой и глубоко, почти остервенело затянулся, в прямом смысле кайфуя от возможности не то что вдохнуть полной грудью, но и ощущать этот привкус табачного дыма в полной мере.
- Наверное... - Пробормотал, только потом медленно выдыхая дым, путая его вместе со словами, - ...нужно надеть фрак? - Он снова улыбнулся, криво и почти чокнуто, соскальзывая со стола на пол, на мыски, и покладисто стряхивая с плеч рваную рубашку, оставив ее прямо там, на полу подле стола. Направляясь к шкафу, чтоб вынуть новую.
Распахнув деревянные дверки, закусив фильтр, Джон замер - от вещей тоже пахло, странно, остро, он не сразу понял, чем: деревом, пылью, стиральным порошком, его любимым одеколоном, сигаретным дымом. Раньше он едва чувствовал эту тончайшую смесь запахов, а сейчас она ударила в нос, как будто... Как будто этот аромат был концентратом.
У Константина закружилась голова; но вовсе не от запаха, нет. От восторга.
- Я вообще жил раньше?.. - Поинтересовался он в воздух, кончиками пальцев пробегая вдоль тремпелей, остановившись на привычно-белой рубашке, сдергивая ее с вешалки. Теперь ему хотелось в душ. Одна мысль о том, как будет ощущаться сбегающая по коже вода, вызвала мурашки.
- Разговор о чем?
Балтазар легко, даже изящно переступил через помидорно-стекольное месиво на полу и подошёл к рабочему столу. Аккуратно попробовал пальцем стейки, чтобы убедиться, что они достаточно разморозились.
— Принадлежать самому себе, мальчик мой, и есть принадлежать нам, — сказал он, не оборачиваясь, но и так точно зная, что Джон делает за его спиной.
Перемещение Джона в пространстве Балтазар отслеживал с чуткостью дикого зверя, как будто у него выросла дополнительная пара глаз — на затылке. И дело было даже не в том, что Балтазар слышал шаги или дыхание Джона, тот двигался практически бесшумно, хотя вряд ли сам это осознавал. Его тело уже начинало свыкаться с новыми способностями, до того, как Джон начал отдавать себе в этом отчёт. В том, как Балтазар ощущал движения Джона, было что-то больше похожее на осязание. Так один человек чувствует другого, когда между ними практически не остаётся промежутка: прикосновения как такового нет, но тепло тела, потоки воздуха позволяют угадать чужие движения с такой же точностью, как если смотреть в упор.
— Все эти разговоры о самопожертвовании, подвижничестве, посвящении своей жизни другим — всё это бред, — Балтазар разглагольствовал с уже вернувшимся самодовольством, как будто и не терял самообладания буквально несколько минут назад. — Главным для любого из нас всегда останется только он сам. Этим мы и отличаемся от людей и ангелов. Где у тебя специи?
Одновременно с последними словами, произнесёнными практически без изменения интонации, Балтазар раскрыл очередной шкафчик и увидел искомое.
Натирая стейки смесью соли и перца, Балтазар продолжал говорить, отвечая на последний вопрос Джона.
— О башмаках и сургуче, капусте, королях. И почему, как суп в котле, кипит вода в морях, — продекламировал он и добавил, прежде чем Джон успел вставить хоть слово: — В действительности нам стоит поговорить о твоём новом состоянии. Ты ведь уже заметил изменения, верно? Запахи, вкусы, осязание.
Балтазар поднял одну руку и быстро пошевелил кончиками пальцев, как бы иллюстрируя свои слова. Джон, всё ещё стоящий спиной к нему с рубашкой в руках, вряд ли мог бы увидеть этот жест, но Балтазар просто наслаждался собственным красноречием.
— Что ещё ты хотел бы узнать о своём изменившемся теле? — еле заметное изменение тона придало его словам лёгкий оттенок двусмысленности.
Вы здесь » CROSSGATE » - апокалипсис сегодня » I was in full bloom, until I met you
